Змеиное гнездо - Томас Гиффорд

– Такую важную шишку надо бы встречать с оркестром, – басисто прогудел Уорделл.

– Должно быть, мы с вами разные газеты читаем. – Они уже обменивались рукопожатием. Уорделл сжимал руку бережно, словно его учили, бога ради, не калечить людей. – Данная важная шишка попала в самый дерьмовый список, уж извините за выражение. И главное… я шишка где угодно, только не в Сентс-Ресте. Так что… как дела, Ник?

– Дел полно. Рад, что вы не задержались. – Они уже вышли из здания и подходили к стоянке. – Уоррингера нашли. Его основательно пожевали за неделю в реке. В Миссисипи водятся такие твари – вам и не снилось, друг мой, – так вот, эти голодные твари закусывали Уоррингером. Но мой приятель, шеф полиции, точно установил его личность.

– Не догадываетесь, кто мог это сделать? – Выстрел наугад, но попробовать стоило.

– В общем, догадываюсь, что это они. Удивительно. Прямо игра в сыщиков. – Глубокий голос Уорделла звучал сурово, но до странности утешительно. – И даже страшновато делается, Бен. Полиция установила, что постоялец, проживавший в одном сентрестском отеле в день, когда убили Тарлоу, – этот тип назвался профессором из Университета Миссури и пользовался кредитной картой на то же имя, – что он не существует. Запросили университет, и там такого не оказалось, и во всей Колумбии в Миссури такого нет. Так что наш городок посетил призрак, и может быть, этот призрак убил Тарлоу и Уоррингера.

Наконец хоть какой-то след. Мог ли тот же человек так быстро добраться до Биг-Рам, чтобы убить Дрю Саммерхэйза? И не он ли – тот хамелеон, что следил за Рэйчел Паттон?

Уорделл правил четырехприводным фургоном с кожаными ковшами сидений, высококлассной стереосистемой и десятикомнатным домом позади кабины. Одевался он в клубную голубую рубашку, хлопчатые брюки и черно-белые кожаные туфли.

– Сейчас покажу вам место, где наш друг Тарлоу встретился с Создателем. Поговорим. Мне тоже хочется знать, что происходит, Бен. Скажем, что это за слухи о каких-то биржевых аферах президента? Я по дороге сюда слышал новости.

Дрискилл кивнул.

– Про LVCO я знаю только то, что сообщали по телевидению. – Машина по шоссе выскочила на гребень, и Бен увидел перед собой Сентс-Рест.

Городок искрился на солнце, блестел куполами особняков, высокий мост серебристой аркой перекинулся через Миссисипи к Восточному Сенту в Иллинойсе. Они быстро проскочили промышленный район и речную пристань со сверкающими игорными баржами у берега. Еще один поворот, и они опять свернули к реке, к кирпичной башне, поднимавшейся на равнине. В глаза первым бросился большой плакат – портрет улыбающегося Боба Хэзлитта с самолетом на заднем плане, в развевающемся пилотском шарфе.

– Там склады «Хартленд», – пояснил Уорделл, – отсюда и плакат Хэзлитта. Горько признаться, но он и в Сентс-Ресте пользуется большой поддержкой. Любимый сын… А там пулелитейная башня. С Гражданской войны. – Он остановил фургон у противопаводковой дамбы, и они прошли через усыпанную гравием площадку. – Вот здесь нашли Тарлоу. Сидел у двери башни. Убит ножом в сердце. Должно быть, последним, что он видел, был ухмыляющийся Хэзлитт.

– Хэйз к вам приезжал?

– Я захватил его из аэропорта и высадил в городе. Так он просил. Все доставал меня расспросами о «Хартленд» и Уоррингере… – Уорделл разглядывал башню, прикрывая глаза от солнца, готового спрятаться за известняковый утес, тянувшийся вдоль центра города. – Я рассказал ему, сколько знал… Времени было маловато. Сказал, что Уоррингер с Хэзлиттом очень-очень давно вместе, что Герб всем заправлял в совете директоров «Хартленд», но в последнее время что-то там закисло.

– Это как понимать?

– Ну, я Уоррингера всю жизнь знаю. Он у меня застрахован… – Уорделл произнес «застрахова-ан». – Страхование жизни, госпитализация, нетрудоспособность, машины и грузовики, дом, обстановка дома, работа. Герб был не слишком общительным типом: вполне дружелюбным – старомодное воспитание, – но у него была куча денег, а деньги вроде как разгораживают людей. Он владел газетой, вращался в своем узком кругу… Да, по-моему, и тем не особенно занимался в последнее время. Но я знал, что он беспокоится насчет «Хартленд».

Они развернулись и направились к туннелю под рельсами, по которым тянулся товарный поезд. Железнодорожный мост шел через реку в Висконсин и Иллинойс. Жара гнула к земле. Свой легкий пиджак Дрискилл нес на плече, но пот пропитал и рубашку. В тени туннеля они после солнцепека почувствовали себя как в холодильнике. Бен перевел дыхание, прислушиваясь к гудению насекомых в короткой траве.

– Нашлись свидетели, которые видели, как они вдвоем шли сюда от подъемника на Четвертой улице, и еще их видели в баре при пивоварне, совсем близко отсюда.

– Расскажите мне о Уоррингере. Он вам говорил, что в «Хартленд» его так беспокоило? И при чем тут вы?

– Мы с Гербом Уоррингером отправились этой зимой на охоту с одной компанией, и – знаете, как бывает на охоте? – забрались в Северную Миннесоту, холодина, как у ведьмы на груди, и мы с Гербом засиделись у огня в хижине. Остальные охотились, а мы решили, что слишком уж холодно, ну и выпили немножко, и Герб разговорился. Капелька огненной воды развязала язык. И на душе у него точно что-то было. Он жизнь отдал «Хартленд» и Бобу Хэзлитту. И, похоже, разочаровался в главном деле своей жизни. Он не уточнял, но сказал, что я бы не поверил, какое дерьмо творится в «Хартленд». Мол, так все и выходит, когда у кого-то слишком много денег, чтобы выбросить их на одно, чтобы скупить другое, чтобы соорудить что-нибудь, что никому и не снилось, – прямо горы денег, и кредит неограниченный. Он говорил, что чертовски много сделал для «Хартленд», так что тоже виноват, и ему это ни черта не нравится. Пока понятно?

– Конечно.

Дрискилл вспомнил Брэда Хокансена, беспокоившегося за вложенные деньги, и Саррабьяна, по-видимому, подкинувшего Хокансену наводку на какое-то мошенничество в «Хартленд».

– Так вот, Уоррингер все болтал насчет того, что «Хартленд» обезумел от собственной власти и развращен ею, что они ведут себя так, будто стали хозяевами всей Земли и окрестного космоса, и было ему горько. Он считал, что его использовали: столько лет он сотрудничал с Хэзлиттом, а тот оказался таким же алчным подонком, как и все прочие.

– Примеры приводил?

– Нет.

– Точно?

Ник Уорделл смотрел на быстрые струи Миссисипи, на плескавшуюся у его ног воду, вдыхал острый речной запах, поднимавшийся с волнами жара. Он напряг мышцы плеча, сжал кулак, задумался.

– Что еще, Ник?

– Уоррингер уже не доверял Бобу Хэзлитту, он невзлюбил и Боба, и все, чем тот занимался. Тут не личная неприязнь, что-то большее. Он мне говорил: знаешь, Ник, Боб не такая дрянь, как кажется, когда он треплется перед несчастными олухами, готовыми поверить, будто он знает ответы на все вопросы. Боб хочет убедить народ, что главное – Америка, а все остальные пусть провалятся. Но, говорил он мне, Боб верит в одно – в абсолютную национальную безопасность. Если она есть – все чужаки могут оттрахать сами себя. Ну а Герб говорил, что это Боб врет, что нынешняя международная политика – это не политика США, а политика «Хартленд» и Боба Хэзлитта. Нет, Бен, не смотрите на меня так. Не знаю я никаких подробностей, потому что он подробностей не приводил – только это и сказал и больше со мной об этом не заговаривал. А потому я спрошу у вас: если старик Герб не ошибся и Боб располагает такой властью, стало быть, нас ждет его президентство? При том, что на хвосте у него болтается кровопийца Шерм Тейлор?

– Вы мне скажите – как настроена делегация от Айовы?

– Как ни печально, примерно три к одному в пользу Хэзлитта. Парень из Айовы… – пожал тяжелыми плечами Уорделл. – Мы доказываем, что Хэзлитт еще не проявил себя. Но его люди развернулись вовсю, набились в организацию, что пчелиный рой, пробились в список делегатов. Остались и верные Боннеру. Я обрабатываю народ, напоминаю, что если они поддержат Хэзлитта, а тот провалится, им всем до конца жизни числиться последним дерьмом, потому что они бросили действующего демократического президента.

Они сидели в углу бара, вдыхая прохладный запах пива, прихлебывая «Уайлд боар». Бен смотрел на башню, под которой умер Хэйз Тарлоу. Уорделл, помолчав немного, извинился:

– Мне надо позвонить, Бен. Сейчас вернусь.

Двое посетителей попросили бармена включить телевизор: подошло время новостей. Дрискилл почти безучастно смотрел на экран – сказывался недосып, – но вдруг его внимание привлекла реклама.

Неделю назад президент привлек к работе Алека Фэйрвезера. «Анфан террибль» миннеаполисского рекламного бизнеса полагал, что можно продать все что угодно, если не брезговать нечестной игрой. Фэйрвезер уверял, что сумеет продвинуть маньяка-детоубийцу в школьный совет, дай ему только пол-шанса. И вот в паузе новостей появились первые плоды его трудов.