Пиранья. Жизнь длиннее смерти - Александр Бушков

Вскоре послышалось мерное постукивание мотора, и в бухточку медленно вошло здешнее суденышко, звавшееся доу. Выглядело оно как нельзя более убого, но движок, судя по звуку, был современным и мощным – как и предупреждали знающие люди…

Кораблик с единственной мачтой – на ней рулоном болтался темно-серый зарифленный парус – ткнулся округлым носом в берег, с борта бросили канат, а на берегу его проворно поймали и обмотали вокруг высокого камня привычно и ловко. Сразу видно, что тут встретились люди, прекрасно друг друга знающие: на берег спрыгнули двое, короткий разговор напоминал скорее примитивный обмен приветствиями, и сразу же закипела работа – тюки таскали на борт по широкой доске с набитыми поперечинами, исполнявшей роль трапа, сваливали в трюм. Работали только трое – двое из пришедших посуху и один с судна – а остальные бдительно стояли на карауле.

Уже через четверть часа все было кончено. Обошлось без прочувствованных прощаний и по-восточному цветистых пожеланий удачи – один из мореплавателей что-то сказал, небрежно помахал оставшимся на берегу, и они, не теряя времени, удалились в узкий проход меж нависающих скал.

Мазур быстренько прикинул. Итак… Двое на палубе, третий – в рубке, за штурвалом. Вполне вероятно, на судне есть кто-то еще, но это выяснится в самый последний момент…

Он, укрываясь за скалами, стал перемещаться пониже. Не видел своих, но заранее был уверен, что они выполняют те же маневры – хватило времени, чтобы вдумчиво обговорить все варианты предстоящей акции и расписать партитуру…

Под ложечкой на миг возникло некое неприятное неудобство – эти, на судне, перед ними ни в чем не виноваты, но что поделать, если необходимо срочно попасть домой? В конце концов, перед ними не мирные рыбаки, не трудяги-жемчуголовы – матерые контрабандисты, то есть публика, заранее поставившая свои беспутные головушки на карту в виде окончательной ставки…

Потом и думать стало некогда. Он резко свистнул в два пальца – и оттолкнулся от скалы, с высоты метров трех ногами вперед полетел на палубу проплывавшего прямо под ним кораблика. Едва подошвы коснулись грязных, темных досок палубы, не теряя ни секунды, развернулся вправо, ударом ноги вышиб за борт из рук дернувшегося ему навстречу человека короткий автомат, а вслед за тем отправил следом и хозяина оружия – уже в состоянии, исключавшем всякое сопротивление. Шумный всплеск – и все кончилось. В тот же миг обрушившийся рядом на палубе Паша снес второго – а грязное стекло рубки тоненько зазвенело, разлетаясь. Это пуля Зоркого Сокола причинила рулевому несовместимые с жизнью обиды.

В два прыжка Паша оказался в рубке, отпихнул обмякшее тело и выключил двигатель. Суденышко остановилось, скребанув бортом о скалу. Послышались глухие удары – это прыгали на палубу остальные, чьей помощи уже не требовалось.

«И за борт ее бросает в набежавшую волну…» – пронеслось в голове у Мазура дурацкая цитата. Не было ни угрызений совести, ни иных эмоций – они сделали то, к чему их вынудила жизнь и обстоятельства, они прекрасно выполнили свою работу, и только…

– Посмотрите там, – сказал он, кивнув на люк. – Паша, поехали…

Крошка Паша кивнул, запустил мотор и уверенно повел суденышко меж скал. Викинг с Пешим-Лешим на цыпочках подобрались к люку – и обрушились туда. Какое-то время стояла тишина, потом под палубой бабахнул выстрел, и вновь стало тихо. Викинг, подтянувшись на локтях, выбрался наружу, помотав головой, доложил Мазуру:

– Отыскался там еще один декадент с кольтом… Он больше не будет.

– Без проблем? – спросил Мазур.

– Какие проблемы, командир… Леший там осматривается.

– Подчистите все в темпе, – распорядился Мазур.

– Ага…

– И разберитесь с грузом, – сказал Мазур, чуть подумав. – А то еще окажется какой-нибудь опиум, и будем мы с ним выглядеть совершенно предосудительно. Если наркота, лучше ее сразу за борт…

– Ага. Там у них пулемет еще, штатовский станкач, «шестидесятка». Ухоженный, с полным комплектом…

– Крепко собрались ребята щупать здешнюю власть… – щегольнул Мазур переиначенной цитатой. – Ладно, оглядитесь там, но сначала подчистите…

Суденышко проплыло меж скал, и перед ними распахнулось открытое море – безмятежное, спокойное, изначальное, обдувавшее соленым ветерком. Мазур моментально почувствовал себя на седьмом небе – ничего общего с чертовой сушей, где сверху норовят налететь вертолеты, а понизу рыскает всякая сволочь с собаками, так и норовящая упасть на хвост под тем, изволите видеть, предлогом, что хочет изловить диверсантов… Сволочей, предположим, хватает и в море, но там есть такая замечательная вещь, как нейтральные воды.

В которые они и уходили на приличной скорости. Неказистое суденышко оказалось сработанным крайне прочно – и на скорости в добрых пятнадцать узлов шло великолепно, не скрипнув ни единым сочленением, не зарываясь носом в волны. Мазур заглянул в рубку, убедился с полувзгляда, что Паша держит верный курс – кто бы сомневался, но командир обязан все проверить – вернулся к невысокому фальшборту. Самое время предаться мрачно-философическим раздумьям о превратностях судьбы – были трое контрабандистов и растаяли без следа, как вовсе не бывало – но кто в их положении будет тратить время на философию, да еще мрачную? Гораздо более разумным будет следить за морем, чтобы не вынырнул откуда-нибудь патрульный корабль. Контрабандистов тут ловят давно и старательно – и ведь не станешь при встрече со здешними погранцами вставать в позу оскорбленного достоинства и заверять: мы, мол, не уголовнички, мы честные советские спецназовцы, мы тут кое-что разнесли вдребезги и пополам, а теперь мирно возвращаемся домой… Предположим, это чистейшая правда, но лучше ее вслух не произносить…

Краем глаза он увидел, что из люка выбрался Викинг, отчего-то улыбаясь во весь рот, держа перед собой большущую ржавую миску, до краев наполненную чем-то непонятным. Повернулся туда.

Викинг подошел вплотную, картинно запустил пятерню в миску, с металлическим хрустом поворошил ее содержимое – золотистого цвета, какая-то каша…

– Ну, ребятки, Флинтовы пираты нам и в подметки не годятся, – сообщил он весело. – Вот это разжились…

Только теперь Мазур сообразил, что в миске, вмещавшей добрых полведра, лежит золото – навалом, грудой, в невиданном количестве, так что у Викинга, парнишки не из задохликов, вытянутые руки поневоле опускались под этакой тяжестью. Всевозможные безделушки, цацки, с камешками и без, сливавшиеся, слипавшиеся в причудливую кучу, вовсе не вызывавшую ассоциаций с драгоценным металлом, тем самым, из-за которого испокон веков люди резали друг другу глотки, а заодно сочинили кучу талантливых книг и сняли множество фильмов…

– Ни хрена себе, – сказал Зоркий Сокол, а высунувшийся наполовину из рубки Паша молча присвистнул.

Вундеркинд спокойно сказал:

– Ничего удивительного. «Золотая трасса». Отсюда оно идет в Эмираты, а еще больше – в Индию…

Богачи мы, ребята, – сказал, ухмыляясь, Зоркий Сокол. – Миллионеры. Корейки в тельняшках. Распихаем по карманам, дома дачки построим, «Волги» купим, в Ялту поедем в белых штанах…

– И так – во всех тюках, – сказал Викинг. – Одно золотишко. Пудиков несколько.

– Ладно, – сказал Мазур. – Кончай трепаться. Нашли время, как дети малые. Миллионеры хреновы… Викинг, убери этот мусор, я тебя умоляю, некогда нам в игрушки играть…

Викинг, поскольку тон командира был не таким уж и приказным, не спешил убирать мусор. Виляя бедрами и колыша тяжелый таз перед собой, словно партнершу в танго, пропел с беззаботной физиономией:

– Золото манит нас,золото вновь, как всегда, манит нас.И тот его добычей станет,в чьем сердце пляшет желтый бес…

Мазур понимал, что ребятам хочется малость поразвлечься, отойти от напряжения. Но вот ему-то самому при виде этой желтой груды, из-за обилия вовсе не выглядевшей ценностью, вспомнилось прежде всего тягостное – пригоршня точно таких вот безделушек в Анькином ящике, противный звук, с которым сверток упал в мусорный ящик…

– Убери ты его, – сказал он, мрачнея. – Высыпи прямо в дырку, особисты потом подметут с совочками…

Привычно и безошибочно прочитав по его лицу, что высокое начальство нынче не в духе, Викинг, пожав плечами, отошел к люку и перевернул над ним таз. Золотые побрякушки хлынули вниз шуршащим, тоненько позванивающим потоком.

Из трюма донеслось недовольное ворчание, и наружу проворно вынырнул Пеший-Леший, прочно утвердился обеими ногами на палубе, небрежно стряхивая с одежды, растопыренной пятерней выбирая из волос мелкие безделушки.

– По трюму нельзя пройти, – сказал он сварливо. – Оборзели вконец некоторые, золотом осыпают… Я тебе что, Даная долбаная?