Гипно Некро Спам - Олег Гладов

Открыл глаза утром.

Обнаружил заблёванные постель, ковёр и джинсы, валяющиеся у кровати. Долго стонал, лёжа на спине. Потом добрёл до ванной. Принял ледяной душ. Побрился, почистил зубы. Натянул чистую футболку. Пошёл в магазин.

Хмурый бродил с тележкой вдоль рядов с едой и питьём. Набрал сосисок и пива. Сунул в эту гору бутылку 0.7 «Столичной Особой». Пришёл домой, щурясь и потея под сентябрьским солнцем. Поставил воду в кастрюле на плиту. Сунул в морозилку водку. Взял банку «нефильтрованного», пошел, хлебая её на ходу, к своему компу. Смотреть, не пришли ли отзывы на размещённое в инете резюме:

«35 лет, В. О., прописка Москва, спецкор, ответ. сек., опыт работы в глянце 5 лет и т. д.»

Мир лезет в свой ящик и видит три письма.

Одно предлагает стать участником он-лайн игры. Второе – самый настоящий, бесстыжий, махровейший спамище.

Третье называется «Re: прости».

Он в каком-то ступоре жмёт «открыть». Текст:

«Прощаю. Твоя Н.».

Он в оцепенении смотрит на эту строчку. Потом – после долгой-долгой паузы – шевелит мышкой. Пару раз кликает левой кнопкой.

В «отправленных» – письмо.

Его письмо. Письмо с одним словом.

«Прости».

Он отправил его вчера. Когда???

Не помнил самого момента. Видимо, совсем пьяный опять залез в своё мыло и рассматривал Её фото. Видимо, в алкогольном коматозе выбрал «ответить», набрал это «Прости» и нажал «отправить».

И вот.

Ответ.

Письмо, которое, судя по дате и времени, пришло несколько мгновений спустя после его «Прости».

«Прощаю. Твоя Н.».

Настя.

Он называл её Нака.

Она его – Славик.

Дружили с детства. Ходили в одну школу.

В университете дали прозвище декану Луковый Суп и придумали коктейль из кефира, водки и томатного сока. «Кровь спермотозоида», – объявляли они, готовя коктейль для своих друзей на одной из вечеринок. В водку лился томат, а сверху – капля кефира. У них была большая весёлая компания.

Провожая его в Москву, сказала вдруг:

– Станешь там буржуа… Забудешь меня…

– А ты стюардессой, – ответил тогда он, – буду лететь в Канны, а ты принесёшь мне бесплатное шампанское от авиакомпании, да?..

Она улыбнулась в ответ.

Нака в детстве хотела стать стюардессой.

Ходить в тёмно-синей форме с розовым шейным платком.

На вечеринку (когда они последний раз отмечали Новый Год всей группой в общаге) она пришла в специально сшитом костюме стюардессы. Словно девушка из старого кино. Девушка в облегающем кителе, короткой юбке, обязательно розовом шейном платке и маленьком «стюардесском» головном уборе. Она всегда одевалась и красилась очень скромно. А тут… Славик вообще не мог оторвать от неё глаз. На фото оставшихся с того новогоднего party, она была самой заметной, стильной и… сексуальной? Славику никогда ранее при взгляде на Наку не приходило в голову слово «секс». Вспоминая стюардессу Наку, он почему-то только о сексе и думал. Ему было странно и стыдно. Он гнал от себя эти мысли, а потом понимал, что опять думает о сексе. Сексе с Накой—стюардессой.

А потом Москва.

@chtung (!).

Sms: «Nastya segodnya umerla».

А теперь вот «Re: прости».

Теперь вот «Прощаю. Твоя Н.».

Он сидит и смотрит на эту строчку.

Бесконечное количество секунд. За это время пиво в его руке даже не успело нагреться. Он прожил заново огромный кусок своей жизни, а банка всё ещё холодит ладонь. Он сделал большой глоток и смял жестянку в руке. Швырнул мятый алюминий в окно, но старая штора, подняв облако пыли, приняла удар в себя. Мир схватил лэптоп и бросил его обратно на стол. Пнул стул, на котором сидел секунду назад. Быстро прошёл на кухню, выхватил из морозилки 0.7 и в несколько глотков сделал из неё 0.5.

Потом он помнит, как совал банки с пивом и почти пустую бутылку водки в сумку. Потом он в каком-то баре пил коньяк, запивая запотевшим бокалом разливного. Помнил, что просил таксиста «сделать погромче». Но какую песню? Какого исполнителя?

Untitled artist.

Точно помнит, что в каком-то клубе орал Dj-резиденту на ухо, перекрикивая «буц-буц-буц!!!»:

– Поставь ганзизроузиз!!! Новэмбэр рэйн!!! Ганзизроузиз!!!

Потом танцевал «медляк» с какой-то телкой, которая даже после всего выпитого казалась страшной и толстой. Потом купил стакан водки и ушёл с ним из клуба. Брел, пошатываясь, в почти полной темноте по плохо освещённому главному проспекту Электродара. Прихлёбывал ледяную водку так, словно она горячий чай.

Знал, что автопилот доведёт домой. Проспект постепенно сужался. Редкие фонари горели где-то вне его территории. Сюда долетали только обрывки снопов света из автомобильных фар – вспышки меж стволов далёких деревьев. Деревья подступали всё ближе. Ветви акаций, стоящих справа и слева, касались друг друга, сплетались где-то над головой Мирослава. Здесь было так темно, что даже звёзды на небе отсутствовали. Листва застыла в безветрии плотной, непроницаемой органической крышей. Мир сделал несколько шагов в полной темноте. И остановился. Чернота плотно обступала его со всех сторон. В этой черноте Мир почувствовал, как чёрные стрелки его наручных часов закрутились назад. Вместо еле слышного «тик-так» он услышал еле слышное «кат-кит».

В этой черноте из-за чёрного дерева за чёрной скамейкой вышла женщина в голубой вязаной кофте с пучком седых волос на затылке. И Мир увидел это. Очки в тонкой стальной оправе, но с толстенными диоптриями, словно запотели изнутри. Не было видно глаз её. Но взгляд, невероятно упругий и глубокий, чувствовался на расстоянии.

Мороз по спине.

Мир знал эту пожилую женщину.

Она была бабушкой Мирослава Мотузного по материнской линии. Она умерла семь лет назад. От старости. Мир чувствовал запах гари.

– Придёт к тебе человек один, – сказала пожилая женщина в голубой вязаной кофте, – Посланник Ничего Хорошего. Захочет, чтобы ты отдал ему икону мою. Просить будет. Деньги предлагать станет. Не отдавай. Ни за какие деньги.

– Что? – спросил Мир. Запах гари стал продираться в горло. Лезть в нос.

– Чего? – спросил Мир.

– Мля! Этот мудак спит!

– Чего? – спросил Мир.

Он почувствовал всем своим телом, всем своим существом какой-то невероятный дискомфорт.

Ещё один сильный удар по щеке.

Ещё один. Грубые пальцы вонзились в плечи и сделали больно: встряхнули.

Мира вывернуло наизнанку: у него было ужасное впечатление, что блевотина бесконечной источающей зловоние рекой исторгается из его желудка. Он чувствовал спазмы органов дыхания. Кто-то ударил его со всей силы по щеке:

– Вставай давай!..

Он открыл глаза. Некто безобразный – порождение ночного кошмара – нависает над ним. Некто с уродливой непропорциональной головой кричит ему:

– Сука, мясо он варил! Грёбаный мудак! Какого фуя ты поставил курицу, мля, вариться в два часа ночи??? А??? Какого фуя ты ставишь вариться, сука, ночью мясо, а сам, бл*дь, ложишься спать, а??? Сосед твой – падла ещё та, не спалось ему, сука, тоже вышел на улицу покурить!!! А у тебя со всех форточек, бл*дь, дым!!! Вот скажи мне – какого фуя все расчёты срываются в четыре утра после звонка на «01», а??? – выпалил человек сорванным голосом и снял пожарный шлем. И Мир узнал прапорщика Плугатаренко из Городской Пожарной Части №1. Корреспондент Мотузный, собирая материал для статьи о Ежегодном Областном Сборе Пожарных Частей, брал как-то интервью у прапорщика Иванова. За соседним с ним столом в одном с ним кабинете сидел прапорщик Плугатаренко.

– Здравствуйте… – сказал Мотузный. Он лежал в своей комнате. На своей постели. В помещении густым плотным облаком висел дым. Пахло ужасно. Гарью и блевотиной.

– Здравствуйжопановыйгод! – воскликнул прапорщик. – Который это уже раз за месяц? Правильно! Третий. Готовь штраф две тыщи гривен!

В Электродаре Городской Совет Народных Депутатов именно такую сумму установил за ложный вызов Пожарных, «Скорой» и «02».

Ну конечно же. Он как обычно притопал невменяемый домой, поставил варить себе курицу и вырубился.

– Мляяаааа… – простонал Мир.

– Да! – радостно покивал прапорщик Плугатаренко, – Именно!

Пожарные выбили входную дверь.

И, видимо, в отместку разбили окно в кухне. Подмотали несколько фирменных DVD.

Мир до рассвета проветривал квартиру, сидя в старом продавленном кресле, которое кто-то ещё полгода назад выставил на площадке этажом ниже. Он сидел в полудрёме. Его разбудил один из соседей. Тот самый, который заметил дым в этот раз.

– Ну ты чё? – спросил он Мирослава.

– Я? Ничё, – ответил тот, открыв глаза.

Мир вошёл в свою воняющую квартиру, подпёр входную дверь стулом и плашмя упал на диван в зале. И сразу же заснул. Ему снился большой и светлый салон аэробуса, летящего на огромной высоте. Над облаками. В салоне не было круглых дыр-иллюминаторов и людей. Над дверью? За ней? Перед ней? Там. Здесь. Везде висело табло, на котором несуществующими знаками несуществующей письменности было написано: