Император - Андрей Посняков

Встав, герр Штальке прошел в прихожую, выгнав оттуда прибирающуюся служанку, и посмотрелся в висевшее на стене полукруглое венецианское зеркало – предмет зависти соседей и показатель высокого социального статуса владельца. Из загадочно мерцающих зеркальных глубин глянула какая-то жуткая рожа…

Тьфу-тьфу-тьфу! Опять Сатана козни строит, надо снова зеркало в церковь отнести. Хотя недавно ведь относили да уплатили священнику немерено, хорошо хоть святой отец оказался немец, а не какой-нибудь там чех. Чехи – известно – сволочи те еще, всегда готовы устроить какую-нибудь пакость, глаз за ними да глаз. Да разве б смогли они без немецкого управления? Передохли б с голоду все, и города б их разрушились. Слава Пресвятой Деве, бюргеры-то в городах в большинстве – немцы, не было бы так – не было б и Богемии!

Ратман приосанился, любил он иногда так вот о себе и соплеменниках своих подумать – с чувством, с расстановкой, с гордостью.

А отражение в зеркале вроде и ничего себе – вполне приличное. Хоть и не высок герр Штальке, да осанист, и в плечах не узок… правда, и не очень широк, да то дело пустое, что он, молотобоец, что ли? Солидный человек, лавочник… тьфу ты – лавочник… ратман! И лицо такое… значительное, особенно ежели брови слегка сдвинуть, именно слегка, не сильно, иначе покажется, будто герр ратман с похмелья хмур. Подчиненные немцы, конечно, так не подумают – с детства начальство чтят – а вот чехи…

Правда, не все немцы хороши… взять хоть того же выскочку Дитриха Майера, отвечавшего за городскую канализацию, водоотводные канавы, дренажи и прочую дрянь. Без году неделя в ратуше, а начальство ни в грош не ставит! И глаза такие на-а-аглые, это видно. Как он сегодня на господина бургомистра смотрел – это же страх Божий! Нормальный вменяемый человек никогда себе такого не позволит. Это ж начальник, понимать надо! Почти что Бог!

А Майеру, похоже, все равно, кто перед ним – опасный, ужаснейший человек, именно из таких бунтовщики и выходят.

Пан Пржемок, чех – такие тоже были в ратманах, и сам господин бугомистр относился к этому господину с большим уважением, – начал было говорить о городском хозяйстве… Хорошо говорил, естественно, по-немецки и, что приятно, с душой. Прямо не доклад был, а песня. Даже сам Отто заслушался. О том, как все в городе Праге хорошо, как много делают для этого господа ратманы и лично герр бургомистр и как любят их за это все жители, хвалебные вирши слагают и вышивают крестиком имена.

Такая речь пришлась по душе всем – вот же, бывают и среди чехов приличные люди, жаль, мало их попадается – и господин градоначальник, слушая, кивал одобрительно… Пока этот гад Майер не перебил. Вскочил вдруг – всклокоченный, красный, хватанул кулаком по скамье:

– Не могу я это слушать уже, господа мои! Все хорошо, говорите? Ага, ага… Только до сих пор на Градчанах старую протоку не очистили, а рядом русло ручья не углубили. Между прочим, смета еще два месяца назад составлена – а деньги где?

Герр бургомистр – вот уж прекрасной души человек! – на эту наглость отозвался со всем спокойствием: мол, деньги на праздник святого Галла ушли – надо понимать, что это куда важнее, чем какие-то там канавы. Так и сказал – «какие-то там канавы».

На что наглец совсем непочтительно скривился:

– Какие-то там канавы, говорите? Подождите, дожди пойдут – поплывем.

– Да первый раз, что ли, плаваем? – кто-то выкрикнул с места.

– Да дело даже не в этом, что поплывем – а поплывем обязательно, – Майер чуть было не выругался, совсем страх потерял. – А вдруг болезнь, мор? Вода застоится, а там – отходы… Я с медиками говорил…

И вот так вот не отстал, покуда денег на канаву не дали. Еще и недоволен был – мало, мол, денег-то! Без стеснения ругался, а почтенного пана Пржемока обозвал бездельником и говоруном. Пан Пржемок, конечно, кинулся бы в драку – да неприлично при бургомистре. К тому ж этот Майер – та еще орясина, так что еще непонятно – кто бы кого побил. Нет, если б на наглеца всей кучей ратманы навалились, то…

А ничего лицо… этакое… значительное. Герр Штальке еще раз посмотрелся в зеркало. Да, значительное волевое лицо, как и положено истинному городскому деятелю. И если еще брови вот эдак… то будет казаться, что господин ратман всегда в тяжелых раздумьях о судьбах города и горожан. Да всей Богемии – да!

Жена, правда, когда чем-то недовольна, говорит, дура, будто у него физиономия, как у тупого вола. Так это она со злости. Хорошо, бабам слова нигде не дают, иначе б полный конец миру пришел давно уж.

Нормальное лицо, вполне даже. И платье – соответствующее: средней длины кафтан, отороченный куньим мехом, на груди – золотая цепь, конечно, не такая массивная, как у господина бургомистра, но тоже не тоненькая. Кстати, а мех на кафтане бургомистра – соболиный.

«Ничего, – приосанился герр Штальке. – Может, удастся еще и в соболиных мехах походить? То-то соседушки обзавидуются!»

Для полноты отражавшейся в зеркале картины ратман накинул на плечи шикарный шелковый плащ и надел круглую – тоже с куньим мехом – шапку из доброго темно-зеленого сукна.

Надел… и вздрогнул! О, Пресвятая Дева! Шапка! А герр бургомистр сегодня в чем был? Уж не в берете ли? Точно! В зеленом бархатном берете с пером. И эта паскуда Франк был в берете, и даже чех Пржемок… А он, Отто Штальке? Черт… ну надо же так влипнуть! И никто же не предупредил, ну, сволочи. Шапка – вот в чем дело-то! Теперь понятно, почему бургомистр так смотрел. Ишь ты, кто-то из ратманов выделиться захотел! Лучше других быть… Поня-а-атно…

Сложенный из серых камней, с мощными воротами, подъемным мостом и высокими башнями замок Пржемберк стоял на пологом холме, окруженный широким рвом, до половины наполненным водой из протекавшего рядом ручья. На склонах холма росла дубовая рощица, за которой виднелся ельник, а за ельником – большое село с белеными, крытыми соломой домиками, окруженными серыми плетнями. Рядом с селом протекала речка Бероунка, через которую был перекинут мост. Возле моста, в специальной будке, скучали два стражника в серых металлических кирасах и круглых шлемах. Один из воинов был с алебардой, другой – с коротким копьем.

По дороге к мосту катила большая повозка, запряженная четверкой лошадей. В повозке, с вожжами в руках, сидел совсем молодой парнишка в бархатной курточке с зеленой зубчатой пелериной и узких немецких штанах. В середине повозки, в удобных полукреслах, располагались еще с полдюжины человек, весь скарб которых был аккуратно сложен сзади.

– Глянь-ка, что за чудо, брат Лех! – Увидев повозку, один из стражей протер глаза. – Телега-то вроде не мужицкая. Однако и на господскую не похожа.

Второй стражник потянулся и смачно зевнул:

– Я про такие кибитки слыхал. Говорят, они ходят из Аугсбурга в Нюрнберг, а нынче, видать, добрались и до Праги. Любой, кому надо, может ехать, заплатив за дорогу несколько золотых монет. У того, кто это придумал, котелок варит.

– Так что же, нам с них и плату не брать?

– Как это не брать? Брать! Да еще двойную – их же там вон сколько.

– Слушай, Лех. – Поправив на голове шлем, стражник внимательно посмотрел на подъезжавшую повозку. – Нам ведь господин приказал обо всем докладывать и никого чужого без его слова не пропускать.

– Да помню, – отмахнулся напарник. – Вот и беги, доложи, а я их тут придержу. Беги, беги, что смотришь? Ты же у нас молодой и быстрый, как горный козел!

В сумрачной зале замка горел камин, и пламя, ревя, уходило в трубу. За большим столом напротив камина в высоком резном кресле сидел плечистый, лет тридцати, человек с красивым, несколько надменным лицом, словно львиной гривой обрамленным светлыми кудрями. Карие глаза, небольшая, аккуратно подстриженная бородка, затейливый рыцарский герб с черным имперским орлом и золотой секирой, вышитый на груди бархатного камзола-котты. Весь облик молодого рыцаря дышал благородством, и золотая рукоять меча светилась в пламени двух горящих свечей и камина.

Положив на большое серебряное блюдо обгрызенную куриную ножку, рыцарь сполоснул руки в чаше, наполненной розовой водой, и, сытно рыгнув, потянулся к объемистому кубку…

Тень верного слуги, едва слышно прошелестев через всю залу, изогнулась в глубоком поклоне.

Рыцарь поднял голову:

– Что там такое? Громче говори, раб, ты язык, что ли, проглотил? Какой еще, к дьяволу, стражник? Повозка? Что за повозка… Сама по себе? Без всякой охраны?

Рыцарь вдруг хмыкнул и неожиданно повеселел:

– Я знаю, что им обещал сам король Вацлав. Но ведь и его величество не властен над лесными разбойниками, так? Эй, кто там? – стукнув по столу кружкой, громко воскликнул молодой человек. – Верные мои слуги! Трубите в рог! Созывайте воинов. Клянусь, нам сегодня выпадет славная охота… И добыча будет знатной – не какой-нибудь там олень.