Убийство – дело житейское - Натали Рафф

солдафон! Прошел войну, остался жив… Что еще нужно? Должен был обустроить свою жизнь как-то порадостней. Попалась бы заводная бабенка, да еще с добрым, хорошим малышом, вот было бы счастье. Такая радовалась бы, что нет хлопот с контрацепцией и держала у себя под боком. А Фросе кроме денег никогда ничего не надо было. Убежден, ей и второго ребенка не нужно было. Просто использовала мою контузию, как повод меня унизить.

Алкису пришло на ум досье, которое он запросил в органах на Пазевскую, прежде чем поехать к ней за Таней. Припомнил, как вытаращил глаза, когда прочел, что тетку, которой за пятьдесят, обвинили не только в диссидентстве, но и ославили, как даму легкого поведения, которая привезла в Союз СПИД. Тогда он решил, что в провинции все просто спятили, но сейчас…

– В это могли поверить, могли, – рассуждал он. – Уверен, эти слухи распускали те, кто ее близко знал. Чувствовали ее бунтарский дух и невероятное жизнелюбие… Нет, здесь не это. В ней кипит какое-то неукротимое творческое начало, которое вне возраста. Оно проявляется во всем – в поведении, в одежде… А какой она дом сделала для Миши! Из такого в жизни не захочешь переться в командировку к черту на рога ловить бандитов… А мой брат – молодец. Не то, что я. Послал все к куськиной матери, и начал свою жизнь сначала… И это в шестьдесят лет! Вот это жизнелюбие, куда мне до него!

Неожиданно для себя, Рийден остановил такси, поехал на работу, забрал из сейфа досье на Эвелину и вернулся домой. В гостиной Фрося и Валентина смотрели телевизор, а в кабинете расположился Михаил – проверял студенческие рефераты. Увидев отчима с папкой в руках, он, не говоря ни слова, забрал свои бумаги и пошел на кухню. Свалив в раковину гору грязной посуды, оставшейся после ужина, Миша протер стол, разложил на нем то, что принес и с головой погрузился в работу.

Алкис Степанович открыл досье на Пазевскую, пробежал его пару раз глазами и взялся за телефон. Он хорошо знал человека, составлявшего это документ, а потому счел возможным побеспокоить его в этот неурочный час.

Собеседник Рийдена был на редкость сообразительным, он сразу понял, что столичного начальника интересуют не вырванные из контекста события из жизни Эвелины Родионовны, а вся система ее взаимоотношений в семье и в коллективе, где ее знали много лет. Алкис, услышав обещание получить всю интересующую его информацию через час – полтора, повесил трубку. Взяв газеты, он вышел в гостиную и, сделав вид, будто углубился в чтение, принялся наблюдать. Старая жена, насквозь провонявшая дешевыми сигаретами, вдруг перестала вызывать у него сочувствие.

– Злая и скаредная лгунья, – думал Ал. – Ловкая притворщица. Миша был прав, утверждая, что она живет со мной только по расчету. Ей всегда было выгодно и лестно считаться супругой преуспевающего офицера, тем более что после войны половина женщин страны оказались одинокими. Жадина! Могла бы хоть выглядеть прилично – ни элегантных шмоток, ни приличной косметики, ни красивого белья…

В комнату вошел Михаил.

– Этот такой же наглый и лживый, как мать, только красивее, породистее и вальяжнее, – продолжал анализировать Алкис. – Все похоже: и крепкая фигура с коротковатой шеей, и смуглая кожа, и карие глаза, и густые, вьющиеся темно-каштановые волосы. А пальцы – просто слепок с рук матери: плотные с округлыми ногтями.

Рийден-старший перевел взгляд на Валю и закашлялся. И как он мог не замечать, что она – существо другой породы? Стройное, с изящными формами тело, белоснежная кожа, прямые платиновые волосы до талии, прямой, чуть коротковатый носик, руки с тонкими пальчиками, заканчивающимися удлиненными розовыми ноготками, и глазами, будто небо после захода солнца.

Алкис медленно поднялся с кресла, сказал, что ему надо еще поработать и ушел в кабинет. Заперев дверь, он вытащил из книжного шкафа один их картонных переплетов и извлек из него спрятанные от Валентины фотографии, сделанные на свадьбе Миши и Полины. Фотокарточек было много. Отложив те, что были сделаны во время банкета в ресторане, Рийден принялся их изучать. Через пятнадцать минут он нашел то, что искал. Рядом с Полиной – яркой, полноватой, рыжеватой шатенкой был запечатлен с рюмкой в руках парень, подошедший ее поздравить. Он был похож на древнегреческую статую – высокий, стройный, белокурый, с длинными прямыми волосами, со светлыми, как осеннее небо глазами и ровным прямым носом. Алкис Степанович нашел еще несколько фотографий, где этот молодой человек попал в кадр. На одних был схвачен его насмешливо-ироничный взгляд, устремленный на разряженную, самодовольную невесту, на других проскальзывала сочувственная улыбка, обращенная в сторону счастливого жениха. Рийден прекрасно помнил, как Полина уверяла всех, будто Валя родилась семимесячной, но он явно запамятовал, велись ли тогда разговоры о боксах, в которых обычно держат недоношенных детей. Порывшись в записной книжке, он обнаружил только пометку – число, когда у Миши родилась девочка весом в два с половиной килограмма.

Размышления Алкиса прервал телефонный звонок. За четверть часа ему кратко и по-солдатски четко сообщили о Пазевской массу любопытного, включая детали, о которых он и не подозревал. Он узнал все, от обстоятельств смерти ее матери, сестры и супругов, до деталей компании по организации ее травли. Несколько минут разговора ушло на то, чтобы звонивший растолковал Рийдену нюансы профессиональной карьеры выпускника Эвелины Родионовны Урманова, которая бесславно оборвалась после самоубийства его матери – начальника и ближайшей подруги Лины. Далее Рийдену были даны еще две справки – одна о ядотерапии, на которую решилась его умирающая сваха, другая – о самочувствие невестки, чье здоровье в настоящее время медленно, но верно идет на поправку.

– Татьяне не место в моем гадюшнике, – подумал Алкис и решил, что добьется от Миши согласия на развод. Потом, вспомнив насмешливые речи Эвелины, открыл сейф: там, кроме нескольких пакетов с конфискованными наркотиками, он хранил еще и «Вальтер», вывезенный его другом в качестве трофея из Германии и накануне своей смерти подаренный Алу в знак их боевой дружбы. К ужасу Рийдена, пакеты оказались заполнены какой-то безобидной дрянью, а в коробке, вместо незарегистрированного пистолета лежал завернутый в ветошь игрушечный металлический кольт из коллекционного набора, выставленного на продажу в ГУМе в отделе подарков. Впервые после окончания войны Ал почувствовал себя, как в тылу врага.

В создавшейся ситуации он не смел даже пригласить своих подчиненных снять отпечатки пальцев. Алкис рисковал головой, узнай кто-нибудь из них, сколь серьезно он нарушил закон. Любой из его сослуживцев, оказавшись в курсе случившегося, в тот же миг