Смертельный эксперимент - Джон Локк

Зазвонил мой телефон. Я посмотрел, кто звонит, извинился и вышел в холл.

– Что случилось, Сал?

– Ты читал сегодняшние газеты?

– Какие?

– Местные, из Цинциннати.

– Я сейчас в Вегасе, Сал.

– Это твои проблемы. В любом случае в сегодняшних газетах напечатали, что какой-то – как это называится? – аноним передал стипендию в размере двухсот тысяч долларов детям Мирона Голдштайна, чтобы те смогли учиться в Дартмуте.

– И что?

– Если ты еще не знаешь, то Голдштайн – это тот самый мужик, которому несколько дней назад перерезали горло на одной из площадок для отдыха здесь, в Цинциннати.

– И что?

– И что ты по этому поводу думаешь?

– Думаю, что его дети предпочли бы, чтобы их отец был жив.

– Мои так не думают, – заметил Сал.

– Не прибедняйся. Я уверен, что твои дети тебя любят.

– Но еще больше они любят деньги, секс и наркотики.

– Но ведь ты тоже есть где-то в этом списке.

– Ага. Где-то я тоже есть, – сказал он, немного подумав.

– Так вот, постарайся там и оставаться, Сал. В этом-то весь секрет.

Я разъединился. Девушки уже были на кухне.

– Давайте я помогу вам мыть посуду, – предложил я.

– Только не это, – сказала Эва. – Идите с Калли в кабинет и поболтайте там. А я присоединюсь к вам, как только закончу.

Калли проводила меня в кабинет.

– Ну и?.. – спросила она.

– Эва просто прелесть.

– Я же тебе говорила.

– Говорила. Послушай, Калли, если вы хотите пообжиматься прямо передо мной, так не сдерживайте себя; имей в виду, я не прочь.

– Пообжиматься? О боже мой!

Я посмотрел на нее. Может быть, Эва и очаровательна, но Калли не имеет себе равных. Она была одета в полосатые штаны с высоким поясом и пуловер с V-образным вырезом и короткими рукавами. Волосы у нее были в беспорядке, и от них исходил какой-то электрический свет. На кресло рядом с ней была небрежно брошена синяя диоровская сумка с ремнем на крупной пряжке. Руку Калли украшал теннисный браслет[80] с бриллиантами.

– Похоже на то, что эти последние три года без меня ты совсем неплохо зарабатывала, – заметил я.

– Одинокой девушке приходится крутиться, – ответила она и замолчала. В ее глазах появилось что-то неуловимое, и выражение ее лица слегка изменилось.

Я был вне игры больше трех лет, поэтому мои рефлексы должны были притупиться. Может быть, они действительно чуть хуже, чем в мои лучшие дни, но инстинкт меня никогда еще не подводил.

– Ты думаешь о чем-то, о чем не хочешь говорить мне, – сказал я.

– Да.

Калли встала, подошла к окну и стала около него спиной ко мне. Я не торопил ее. Со своего места я мог видеть только небо, в котором отражались сполохи рекламы казино, поэтому вместо того, чтобы смотреть в окошко, я сосредоточил взгляд на безукоризненной попке Калли. Мне показалось, что это гораздо интереснее того, что я могу увидеть на улице. Три года назад я давал ей твердую десятку в своем рейтинге, но за эти годы она умудрилась стать еще красивее.

Наконец Калли повернулась ко мне лицом.

– Кэтлин, – сказала она.

– А что с ней такого?

– Они назначили дату свадьбы.

Это известие не должно было произвести на меня такой эффект. То есть, я хочу сказать, я уже знал, что они помолвлены. Однако у меня в голове неожиданно зазвучали слова Кимберли. Кэтлин заслуживает того, чтобы знать. Может быть, я и не лучший кандидат в мужья, но три года назад она выбрала меня, прекрасно зная, что на свете существуют мужчины лучше меня. И Эдди заслуживала лучшего отчима, но что, если ей был не нужен лучший в мире отчим? Может быть, я был нужен Эдди со всеми своими недостатками? Короче говоря: Кэтлин имела право выбрать.

Последнее, что я услышал от Калли, когда уходил, было:

– Если ты все еще хочешь Кэтлин, то поторопись.

А мои последние слова, которые я сказал Калли, были:

– Помнишь, когда ты была ребенком, после того, что с тобой случилось, ты часами смотрела на то окно?

– Конечно.

– Ты все пыталась понять, как переплетаются деревянные части рамы, из которых она была сделана.

Калли согласно кивнула.

– Ты еще говорила, что думала, что если тебе удастся это понять, то это будет тем якорем, зацепившись за который ты сможешь заново построить свою жизнь.

– К чему ты ведешь?

– Я не очень эмоциональный человек.

– Что верно, то верно.

– Трудно поверить, правда? Мне почему-то захотелось узнать, смогла ли ты тогда это понять?

– Если да, то я этого не помню, – нахмурилась Калли. Она задумалась и отрицательно покачала головой. – А почему это пришло тебе в голову именно сейчас?

– Ты счастлива, – заметил я. – Я никогда не видел тебя такой счастливой раньше.

– Да, я счастлива. Но какое к этому имеют отношения деревянные пластинки и то, как они переплетаются в оконной раме?

– Просто тогда ты стояла на перекрестке. И решила идти вперед.

– И ты тоже так решил?

– Да.

Глава 62

В своей жизни я всегда придерживался теории, что все мы находимся в одном телефонном звонке от события, которое может изменить нашу жизнь. Это может быть такой же телефонный звонок, как тот, что завтра раздастся в квартире Кэтлин. Ей сообщат, что человек по имени Донован Крид дарит ее дочери необычный подарок. Деньги, которые позволят Эдди получить новое лицо и фигуру. И на этом лице и фигуре не будет никаких следов пожара, который ее изуродовал.

Все мы всего в одном телефонном звонке от жизненно важных событий. И это не обязательно должен быть именно телефонный звонок.

Это может быть мужчина, который, как я, стоит под дубом в парке и наблюдает, как девочка играет с крошечным щенком, например, мальтийской болонки. У девочки что-то не то с кожей. Вполне возможно, что это последствия ожогов. Сразу за девочкой мужчина и женщина наслаждаются долго откладывавшимся пикником. Они сидят на большом синем клетчатом одеяле и достают еду из плетеной корзинки. Женщина осторожно и с нежностью обращается с корзинкой, как будто это подарок от любимого, которого она потеряла. Одеяло и корзинка выглядят абсолютно новыми, как будто долго ждали, когда же ими наконец воспользуются.

Я притворился гуляющим, пока Кэтлин и Том ели и играли с Эдди и щенком. Было ясно, что они испытывают друг к другу чувства, которые в будущем позволят им стать идеальной семьей. В какой-то момент я даже решил уйти. Просто уйти и никогда больше не возвращаться. Потому что я ненавидел мысль о том, что я могу уничтожить Тома и разрушить тот зыбкий фундамент, который Кэтлин строила все последние три года.

Но еще больше я ненавидел мысль о том, что могу навсегда потерять Кэтлин и Эдди.

Я так рассчитал свой путь, что подошел к будке мороженщика одновременно с ними, и они все трое оказались передо мной. В руках у Эдди был тоненький поводок, к которому был привязан ее щенок. Я хотел чуть-чуть подождать, прежде чем входить в их мир, хотел вдохнуть запах волос Кэтлин и ее духов, услышать ее голос.

Я неподвижно стоял прямо за ними. Эдди повернула голову, улыбнулась мне, и мои колени чуть не подогнулись.

Я улыбнулся ей в ответ.

Я хотел сказать что-то вроде: «Какой у вас очаровательный щенок, мисс…» – но знал, что Кэтлин сразу же узнает мой голос, а я еще не успел услышать ее.

Теперь, когда я стоял совсем близко от них, сердце Тома меня совсем не волновало. Он еще молод и сможет с этим справиться. И он поймет, что это все к лучшему, он увидит это в глазах Кэтлин: мы с нею просто созданы друг для друга.

Я сделал шаг вперед и встал прямо за Кэтлин. Закрыв глаза, вдохнул ее чистый запах и вспомнил тот день, когда я зашел в ее квартиру в Северном Бергене и ждал ее, лежа на кровати, пока она принимала душ. В тот раз, прежде чем заняться с ней любовью, я подумал: «Когда я смотрю на тебя, я понимаю, ради чего стоит жить». Это было в день праздника Сала в Цинциннати, перед самым отлетом из Нью-Йорка. В тот день она вышла из душа, и пахла так же, как сейчас, и притворялась, что не замечает меня. А потом прыгнула в постель и чуть меня не проглотила.

Эдди повернулась, чтобы посмотреть на меня еще раз. Не потому, что узнала меня, а потому, что привыкла, что большинство людей отворачивались, увидев ее лицо. А я не отвернулся. Вместо этого я поднял руку и выдавил из себя «привет». Она улыбнулась мне во весь рот, и я чуть не поперхнулся, так у меня перехватило горло.

Для жесткого парня я вел себя непозволительно мягко.

Я почувствовал, как слеза, появившаяся в уголке моего глаза, медленно стекает по той щеке, которую еще недавно украшал шрам. Тот шрам, который Эдди и другие детишки с ожогами трогали своими пальчиками в тот день, когда я впервые ее увидел. Кстати, в тот же день я впервые увидел и Кэтлин. Теперь вы понимаете, почему я говорю, что мы трое созданы друг для друга?

Я вытер щеку и решил подождать, пока они возьмут мороженое, прежде чем что-то сказать им. Так я смогу услышать голос Кэтлин. Я знал, что стоит мне услышать ее голос, и все наладится. И в этот момент Кэтлин повернулась к Тому, прижалась к нему всем телом и произнесла: