Люди на болоте (Полесская хроника - 1) - Иван Мележ

Война, которую вели Глушаки, была войной нервов, войной терпения. И надо сказать, что обе стороны - и ьвхим, горячо поддерживаемый братом, и отец - вели ее со всем упорством, изо всех сил, веря, что другая сторона одумается наконец, сдастся. Это молчаливое упорство больше всего отражалось на матери-она то становилась на сторону мужа, то на сторону детей, хотела и не могла примирить их и часто плакала тайком.

Казалось, мира в хате уже никогда не будет, но неожиданно упрямый старик не выдержал, покорился.

- Пусть будет по-твоему, - помолившись, отойдя от икон, сказал он Евхиму. - Не мне, а тебе жить с ней!..

Мать, услышав это, обрадованно взглянула на сына, будто хотела порадоваться вместе с ним. Но Ьвхим даже не шевельнулся, - как стоял возле зеркала, причесывая чуо, так и остался стоять.

Мать тоже перекрестилась:

- Славу богу!..

Она не осмелилась сказать больше ни слова, пошла с посудой к печи несмело, осторожно, боялась лишним словом, неудачным движением разозлить затаившегося старика.

- Чего молчишь? - бросил Глушак сыну.

- А чего говорить. Я сказал уже.

- Сказал! - Глушак не удержался, чтобы не упрекнуть: - Нету того, чтоб как у людей - в хату добро нести!..

Так т- из хаты!

- Ничего из хаты не уйдет.

- Не уйдет! Пусти только одну голячку, так сразу набежит целая свора! И не оглянешься, как размотают все!

Растащат в момент!

- Не растащат!..

- Не мог взять, как люди, - никак не успокаивался отец, - чтоб с добром какую-нибудь!

Слушая отцовы жалобы и упреки, Евхим понимал, что старик уступил ему, сдался, что сила и право теперь на его, Евхимовой, стороне. Нарекания старика лишь больше выдавали его слабость. Понимая это, Евхим тоном приказа прервал отца:

- Хватит уж! Лучше подумайте - кого сватами взять?

- Ага, правда! - несмело, но охотно поддержала Евхима мать.

- Сватов - этого добра - найдется!..

- А все же лишь бы кого взять - негоже!

- Возьмем не лишь бы кого!.. Сватами будут Прокоп и Авдотья, - сказал отец, как говорят о деле уже решенном, и Евхим отметил про себя: старик заранее обо всем подумал.

- А когда сватать? - спросил Евхим все тем же требовательным тоном.

- Не терпится больно? Перехватят, может?

- Перехватить не перехватят. Откладывать - не расчет!

- А, все равно! Хоть в эту субботу!

Старик надел шапку, потоптался в углу возле лавки в поисках чего-то, не нашел, зашагал к выходу. У двери задержался.

- Может, так и надо. Теперь все - не по-людски!..

Выходя, он сильно стукнул дверью.

2

Ганна увидела Глушаков с огорода, где убирала свеклу, - как выпрямилась, держа бурак в руке, так и осталась стоять, не сводя удивленных глаз со двора. С первого взгляда догадалась, поняла, зачем пришли нежданные гости.

Да и как было не понять: Глушаки шли вдвоем, отец и сын, - Евхим, наряженный в праздничную поддевку, блестел прилизанным чубом, старик держался так важно, что издалека было видно - человек идет не по пустому делу. И с ними хмурый бородатый молчун Прокоп и вертлявая Сорока Авдотья сваты не иначе!

Ганна видела, как на крыльце Сорока сказала что-то старому Глушаку, но тот только кивнул, чтобы не задерживалась, заходила быстрее, и она, напустив на себя вид человека бывалого и серьезного, - можете, мол, не сомневаться, дело свое знаю, - уверенно направилась в хату. За ней вошли и остальные.

Приход Глушаков со сватами так удивил Ганну, что она в первый момент как бы не постигала смысла происходящего, спокойно наблюдала за всем. Но потом она заметила на улице нескольких молодиц, что мигом слетелись к ее хате, поглядывали на окна, переговаривались возбужденно, - увидела себя как бы со стороны, под чужими взглядами, и ее стала одолевать тревога... Пришли - надо что-то делать с ними, что-то сказать... Надо будет пойти в хату, показаться, стоять перед ними... Перед сватами, перед старым Корчом, перед Евхимом!.. Стоять, ждать, что надумают отец, мачеха, какую судьбу определят ей!..

Чем яснее доходил до Ганны смысл того, что обрушилось на нее, тем тревожнее становилось у нее на душе, - сватовство казалось все более опасным, более грозным. Она не только не хотела этого неожиданного сватовства, ей было теперь страшно подумать о том, чтобы выйти за Евхима, которого она после случившегося в лесу - хотя ни за что не показала бы ему этого - странно боялась! Особенно тревожило ее то, что Глушаки были не обычные сваты, им не так легко дать гарбуз, проводить ни с чем, - с Корчами в Куренях все считались, и отец и мачеха тоже...

Как же отвязаться от этих сватов, от беды этой, - чтобы отец понял, похвалил ее, чтобы мачеха не осудила? Охваченная мыслями-тревогами, взволнованная неизвестностью, пришедшей к ней вместе с Корчами, Ганна стояла и стояла на огороде, опустив руки с закатанными рукавами, не выпуская черного, в земле, бурака.

Она увидела, что из хаты вышел, идет к ней отец, невольно взглянула в ту сторону, где жил Василь. В эту минуту она, казалось, забыла оскорбительный спор, готова была простить все, - таким дорогим увидела вдруг берег, от которого отрывало, несло ее куда-то злое течение. Вечера с болотными туманами, влажная изгородь, нетерпеливое тепло его объятий!..

Но на Василевом дворе никого не было.

Отец подошел тихо, растерянный, с минуту молчал, не знал, как начать.

- Кинь бураки да приберись... Сваты там... - Он не сразу добавил: Корч и его Евхим...

Ганна не ответила. Отец посмотрел на нее с любовью, с участием, вздохнул:

- Сидят за столом... Тебя ждут...

Он говорил так, что она чувствовала - жалеет ее и сочувствует ей, но не знает, что посоветовать, как помочь.

Лихо его знает, что принесет дочери это богатое родство, о котором и не думалось и негадалось, - как оно там будет у них с корчовским парнем? На счастье или на беду?

- Не хочу я... - искренне сказала Ганна.

- Боишься?

- Не хочу... Не хочу идти...

- Вот же привалило оно!.. - как бы про себя, задумчиво проговорил отец. - И если бы кто другой, а то ведь - Корчи!..

Ганна, всегда тонко чувствовавшая настроение отца, заметила: за заботливым раздумьем о ней скрывалась горделиво - довольная мысль завернули, кланяются, просят богатеи! Есть, значит, и у него клады не хуже сундуков Корчовых!

- Так что ж делать? - будто попросил он совета. - Что сказать?

- То и скажите, что думаю.

- Не согласна, значит?

Но он не двинулся с места, чтобы передать ее слова сватам. Тяжелое раздумье по-прежнему владело им.

- А может, оно... и ничего? А?.. Может, мы напрасно это? .. Евхим хлопец такой... любая за него...

Он не столько советовал или высказывал свои мысли, сколько спрашивал. Чернушка увидел - Ганна не согласна, нетерпеливо глянула на него, понял, что она не хочет слушать, и вмиг оборвал рассуждения. Неловко, словно чувствуя себя виноватым, вздохнул:

- Эх, если б знать, как оно потом обернется!..

Ганна ничего не сказала, она заметила: из хаты выбежала мачеха, решительно двинулась к ним. Еще издали было видно: мачеха разгневана.

- Ты что ж это? Кинул гостей - и ни слуху ни духу!

Звать пошел, называется! - Она перевела дыхание, напала на Ганну: - И ты хороша! Таких сватов ждать заставляешь!

- Может, бежать надо было навстречу?

- Бежать не бежать, но и строить из себя нечего!."

Радоваться бы надо! Такое счастье!

- Уга, счастье!

- Счастье! Первые хозяева на деревне!.. Пускай теперь и пишут, что голодранцы - власть! Пускай пишут!

А богатеи были и будут первые!..

- А мне что с того? Первые или последние... Были б по сердцу...

- По сердцу? Голым жить, с перцем есть! Захотела чего!.. Да разве Евхим - не по сердцу? Да есть ли в Куренях хоть одна, чтоб не сохла по нему! Которая не хотела бы, чтоб к ней пришел!

- Видно, есть.

- А если есть, то - дура! Потому что никто другой не ровня ему! И в Олешниках нет такого! И в Глинищах! Нигде!.. Проживешь век - горя не узнаешь! В молоке да в масле купаться будешь!

Ганна чувствовала, как горячий шепот мачехи рассеивает отцову нерешительность, сомнения, - старая хорошо знала, что надо делать теперь, знала даже, что и как будет завтра.

- Ты вот не любишь, когда я про Дятлика говорю. Так я и не буду! Только вот скажу, - если на то пойдет, если он и приведет сватов и ты выйдешь за него, все равно счастья не видеть тебе! Не будет его!

- Будет или не будет, один бот знает!

- Не будет! Вот помянешь мое слово! И сама бы должна знать! - наступала мачеха, не переводя дыхания и не давая слова сказать Ганне. - Что ему, босоте горькой, надо прежде,всего? Красоту, может, твою? Чтоб смотреть, как на икону? Ага! Очень рад будешь красоте, когда изголодаешься!.. Сундук хороший - вот и вся красота, какая нужна ему!..

- И все вы знаете! - сказала Ганна пренебрежительно, стараясь не поддаваться уговорам мачехи: знала, как много в ее словах правды.

- А то, может, нет?! - снова ринулась в наступление мачеха - Может, нет?! Может, по красоте твоей сохнет!..

Чего же он тогда крутить начал? То от двора нашего не отходил, глаз не спускал, а то - и смотреть не смотрит! За версту обходит!..