Огонь, вода и медные трубы - В. Беляев

Санбат нашей дивизии находился на окраине деревни, но все его хозяйство помещалось в больших брезентовых палатках: операционная, помещения для оперированных и для медперсонала и все остальное

Нас, раненных, положили у плетня, рядочком. Впрочем, раненных подвозили непрерывно и клали здесь же. Наша, небольшая по численности задействованных людей операция, переросла в наступление на широком фронте

Недалеко от меня, два офицера выясняли отношения на повышенных тонах. Один из них пожилой подполковник медицинской службы — начальник санбата, а второй наш комбат, капитан Рудь.

На войне офицеры между собой говорят, как правило, на повышенных тонах. Это вполне естественно — все нервные, дерганные. Война — сплошные нервы!.

— Почему раненные без шинелей? — кричал подполковник — есть приказ — раненные должны поступать с шинелями и оружием!

— Их шинели остались на немецком проволочном заграждении — парировал наш комбат.

И тут вижу, ко мне приближается молоденькая симпатичная медсестра в военной форме, которая великолепно сидела на ней. Военная форма на женщинах всегда сидит лучше, чем на мужчинах. Это объясняется особенностями женской фигуры. Она приближалась ко мне и при этом мило улыбалась.

Сразу видно, что понравился этой девушке, поэтому она идет прямо ко мне. Это замечательно! Сейчас мы познакомимся. Между нами завяжется переписка, а если выйду живым из этой мясорубки, то может быть после войны и поженимся. Это подарок судьбы! А почему бы и нет? Парень я рослый, но, к сожалению, уж очень худощав. Снимешь гимнастерку, и нижнюю рубаху — все ребра можно пересчитать. Но это поправимо. Будет достаточно еды, быстро поправлюсь.

Внешний вид у меня не очень. Нет на лице бровей и ресниц. Да и на голове спереди волоса сгорели. Опять же на лице красные пятна от лопнувших волдырей. Не беда! До свадьбы заживет!

Обмундирование на мне грязноватое, засаленное, местами прожженное, но не в одежде дело. Это тоже поправимо. От этих мыслей радостно улыбаюсь. Мне нет еще и 18 лет и, в меня никто не влюблялся. А, теперь, пожалуйста! Пришло мое время!

Эти размышления заставили меня почувствовать себя счастливым. Даже рана перестала болеть. Улыбаюсь изо всех сил, а голову сверлит мысль: интересно, как она начнет? Скорее всего, запоет: — Я вся горю не пойму от чего! Так пела моя старшая сестра.

А что же ответить мне? Может быть словами романса: — Гори, гори моя звезда!

Пока, размышлял таким образом, она оказалась прямо передо мной. Присела около меня и взяла мою левую руку. Моя рука была ужасной. Ладонь покрыта твердыми, как камень, мозолями. Гвозди можно забивать такой ладонью! А ее ладонь? Какая она мягкая и нежная! Ох! Как приятно это прикосновение! Чтобы полностью насладиться, прикрываю глаза. От счастья даже лишился не только дара речи, но и способности мыслить. Сердце мое учащено билось. На глаза навертывались слезы умиления. Таким счастливым никогда себя не ощущал! Как мне хотелось, чтобы это продолжалось вечно!

Вдруг, из — за спины, появляется ее рука со шприцем. Ничего не успеваю сообразить, как она вонзила в мою левую руку повыше кисти иглу шприца

— От столбняка — сказала она и, также мило улыбнувшись, удалилась.

Меня поразило ее коварство до такой степени, что долго не могу придти в себя. Просто остолбенел, несмотря на то , что только, только получил укол от столбняка...В таком состоянии был очень долго, но увидел, как она подошла к раненному бойцу, который лежал слева от меня. Точно с такой же очаровательной улыбкой она всадила шприц и ему. Так она двигалась мимо раненных и, каждому улыбалась и делала свое черное дело.

Подъехала повозка. Оказалось, что привезли капитана Овчинникова. Подошел начальник санбата, придирчиво посмотрел на повязку и ворчливым голосом обругал санинструктора, который накладывал эту повязку. Втягиваю голову в плечи, так как чувствую свою вину. Подполковник обратился к ездовому с вопросом.

— Почему капитан без оружия?

Ездовой ответил, что так с расстегнутой кобурой и нашли капитана Спросить не могли потому, что он был без сознания..

Начальник санбата взял правую руку раненного и, осмотрев ее, сказал: — Гематома и довольно обширная. Предполагаю, что капитан держал в руке пистолет и какой — то негодяй, сильным ударом по руке выбил его. Вернется сознание к капитану, все узнаем! Зверя этого обязательно найдем! Срочно на стол! Сам буду оперировать!

Два санитара в один миг отнесли его в операционную палатку.

Вот так дела! Ясно, что Овчинников возведет на меня поклеп. Ему поверят, а мне нет! Ждет меня тюремный лазарет, а потом трибунал. А могут без лазарета расстрелять. Ведь расстреляли одного парторга, несмотря на то, что у него рука была ранена. Эх, жаль, что эта проклятая граната не отправила меня на тот свет.

Теперь мне стало совершенно ясно, что расправа надо мной будет скорой и не правой. Где выход из положения? Что надо предпринять, чтобы оправдаться? Выхода из сложившейся ситуации не было!.

Капитана вынесли из операционной палатки. Сжимаюсь в комок перед неминуемой расправой. Но, что это? На носилках капитан прикрыт шинелью полностью, с головой! Ничего не понимаю!

К носилкам подошли два или три офицера. Среди них подполковник — начальник санбата со спущенной со рта марлевой повязкой Тихо о чем — то говорят. Напрягаюсь изо всех сил, чтобы услышать о чем они говорят Из разговора медиков мне стало понятно, что капитан умер от потери крови, не приходя в сознание.

Сразу же наступило чувство облегчения. Опасность миновала!

Вот, подумалось мне, «Судьбы свершился приговор!» Кажется, так говорится в стихотворении «На смерть поэта». Чувствую себя чистеньким и перед законом, и перед своей совестью. Ну а он? Как говориться в пословице: «Что посеешь, то и пожнешь.»

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. В ЛАПАХ ЭСКУЛАПОВ

Здесь госпиталь. Больница. ЛазаретЗдесь красный крест и белые халаты;Здесь воздух состраданием согрет,Здесь бранный меч на гипсовые латы,Укрывшие прострелянную грудь,Не смеет, не дерзает посягнуть..

Все раненые просили пить. Потеря крови вызывает дефицит влаги в организме — отсюда и постоянное чувство жажды. Пить не давали. Только после операции хирург определит, кому можно дать воду. Мне это положение было известно, поэтому пришлось мобилизовать всю свою волю и стоически терпеть жажду. Порядок — есть порядок и его нельзя нарушать.

Переносили раненных бойцы, которые назывались санитарами. Они не пользовались носилками, а, взвалив раненного на спину, несли в операционную. Обращались они к раненным: — «Май милый» Видимо в их местности такое произношение. Санитары очень дорожили своей службой. Санбаты обычно расположены в 15 — 20 километрах от передовой и вероятность быть убитым или раненным ничтожно мала.