Норильск - Затон - Людмила Сурская

— У самого удивление с рожи не сползает. У меня сын!

— Внук!

— Ты прав, внук. Кто б вчера такое сказал, не поверил.

— Это кому приготовил? — поднял Дубов заставленный едой поднос.

— Лизе, разбужу, пусть кофе попьёт, позавтракает.

— Иди, пои.

— Успею.

— Пользуйся, пока жизнь шанс даёт.

— Ещё какой!

— Мне уже этого никогда не испытать. Только если там, — поднял Дубов глаза в потолок, — остаётся надежда на встречу. Если есть она та загробная жизнь, то конечно, но шансов сам понимаешь на это мало.

— Илья…

— Торопись, кофе остынет.

— Дед, — донеслось из кабинета, — дед, куда ты пропал, иди сюда.

— Я за это вот не знаю, как жизнь отблагодарить. Слышишь, музыку — «дед». Беги к Лизе, не теряй время, буди, потом отоспитесь.

Тимофей виноватым поцелуем, попробовал разбудить Лизу, сладко спящую в обнимку с подушкой и улыбающуюся во сне чему-то хорошему. Испуганно заморгав сонными глазами, женщина потянула на себя одеяло, пытаясь хоть как-то прикрыть наготу.

— Не надо, ягодка, — поймал он её руку. — Эта грудь кормила моего сына. Я хочу её отблагодарить, — припал он к тёмным соскам тут же затвердевшим, под его жарким языком. — Слаще халвы их вкус. — Простонал он.

— Тимофей, не сходи опять с ума. — Резко отстранилась она. — Зайти могут, и кофе остынет, — уже смущённо, оправдываясь, добавила еле слышно.

— Чёрт с ним, принесу ещё. Мы целую жизнь промучились вдали друг от друга. Я другого завтрака хочу. — «Исчезло время, испарилось, — думал он. — Ночь пролетела незаметно и утром опять блуждаю в тумане, не хуже юнца. Я никогда не думал, что бывает так приятно целовать тело, что оно может быть таким желанным, вернее забыл об этом. Пользоваться женщиной и любить — это всё-таки разные вещи».

«Мы полдня провели в постели, я ненормальная растворилась в его ласках и поцелуях. Как начали с вечера целоваться, так и целуемся, с ума спрыгнуть можно, что я творю». — Мучилась Лиза, не выпуская из своих сетей желанного мужчину.

— Ты не устала?

— А ты?

— Губы не болят?

— А у тебя?

Решила первой не сдаваться она. «Ну, ладно, продолжим, если ему так хочется. Посмотрим, кто первый запросит пощады». До обеда их действительно никто не трогал, но дальше жизнь оттеснила прошлое своим мощным потоком дел. Илья Семёнович сам постучал в дверь.

— Тимофей, поднимайся, а то телефоны взорвутся. Бомбят и Москва, и Берлин. Я уже не говорю о городе и комбинате. Дудинка и Красноярск тоже хотят слышать твой голос. Хатанга и та выкликала на связь.

— Слышу, не кричи так. Уже лечу. Приготовьте перекусить.

Поймав насторожённый взгляд Лизы и успокаивая женщину ласковыми поцелуями стараясь спокойно сказал:

— Лиза, мне надо идти.

— Я понимаю.

— Ты полежишь, или пойдёшь, пообедаешь со мной?

— С тобой.

— Тогда я купаюсь и бегу. Или ты тоже со мной?

— С тобой, я тоже постою под тёпленьким душем подумаю.

— Тебе не о чем думать, ты остаёшься. Сына я на два дня отпросил. Так что купайся так, ради удовольствия.

Но Лиза не могла не думать. Есть вещи, которых лучше ему не знать. За многие холодные годы впервые опять почувствовала себя женщиной и жалость к себе захлестнула. Столько лет прошло мимо. Рот и глаза жгла горечь. Женщиной может сделать только мужчина, любимый мужчина. Ведь могло случиться так, что никогда не встретились, а какая огненная была ночка. Вдруг откуда-то пришла обида за то, что это произошло только сейчас спустя столько лет, и страх сковал сердце, что этого могло не быть вообще, и опалила радость оттого, что это всё-таки случилось. Комок, бродивший внутри, подкатил к горлу, защипало в носу и из глаз закапали слёзы. Лиза, подставив лицо под хлещущие её струи старалась скрыть эту бабью дурь от Тимофея, но не удачно.

— Лиза, ты что, плачешь?

— Тебе показалось.

— Лиза, что произошло, мне казалось, ты счастлива?

— Не обращай внимание.

— Что я сделал не так?

— Ты здесь абсолютно не причём.

— Но слёзы?

— Я жалею себя. Вся жизнь прошла без любимого мужчины и таких ночей, что подарил ты мне сегодня.

— Ягодка моя, мы будем с пользой использовать всё то время, что нам осталось.

— Но у тебя была какая-то своя жизнь до нас с сыном. Мы всё поломали…

— Забудь. У меня не было без тебя никакой жизни.

Квартира гудела, что растревоженный улей. После гробовой тишины хозяйничавшей здесь постоянно, это топило счастьем душу. Бегал по своим делам Тимка. Слышался смех и голоса. Тянуло домашними приготовлениями с кухни.

На кухне Лизонька, ожидая их прихода, накрыла стол. Не разливая, правда, по тарелкам борщ. Мало ли, задержатся, а всё остынет.

— Добрый день, — улыбнулся семье Мозговой. — Сразу чувствуется бурлящая в доме жизнь, да Дубов. Пахнет блинами и борщом. На кухне бушуют кулинарные страсти.

— Ой, — схватилась невестка, нырнув в духовку. — Чуть не просмотрела. Коржи на торт. Вечером к чаю как раз пропитается.

— Как в раю. Лиза, проходи, — вытянул он из-за спины смущённую, простоволосую, в коротком шёлковом халатике Лизавету Александровну. — Кормите, не томите, чем собрались, пахнет, язык проглотишь. Лиза, садись рядом.

— Тимофей поспеши, машина внизу, у подъезда ждёт. — Поторопил Дубов.

Работа, работа, работа. На первое, второе и третье, одна работа. Он привык к тому, что она занимала главное место в его жизни, возможно, этим и спасая его. Но когда он был один, принадлежал и отдавался ей одной полностью — это было одно, а сейчас, когда у него семья это совершенно другое и надо пересматривать свои подходы к устоявшимся вещам. Теперь он понимает, что такое отношение будет совершенно не правильным, так как он жил при наличии семьи быть не должно. Но сразу, сходу, корабль, следующий старым курсом, так запросто не развернёшь. Он постарается сделать так, что работа будет только частью жизни, но не самой ею, как это было до вчерашнего дня. Ведь, если она будет вытеснять счастье и укорачивать полноправное время семьи и отнимать часы общения с любимой женщиной, значит, это сигнал и в жизни всё идёт не так, как положено природой. Нарушено равновесие сфер, нет гармонии и удовольствия в жизни. Тогда надо срочно, бегом, если ты не совсем дурак, все свои подходы к работе пересматривать. Думая обо всём этом он, резал домашнюю вкусную отбивную, гладил колено Лизы и, посматривая на свою разросшуюся семью, улыбался.

До входной двери пошли его провожать только Лиза и Тимошка. Все остальные предусмотрительно остались на местах. Поцеловав Лизу и потрепав внука, он сбежал вниз. Лизавета Александровна постояла у закрытой двери, прислушиваясь к топоту сбегающих по лестнице ног. Она ещё горела от его рук и поцелуев, но рядом его уже не было. «Как будто счастье привиделось. На подобие снов, в которых она, сильно отталкиваясь от земли летала кружа над землёй в поисках его. Но откуда такая паника, вот же Дубов здесь, с нами, значит, всё же реальность. Непременно откроется вечером дверь, и он появится перед ней вновь». Дубов предложил, чтоб не скучать поехать на озёра, погулять по расположенным там турбазам:- «Сколько вы тут уже, а практически кроме своего затона ничего не видели. Будем наслаждаться жизнью». Семья не возражала. Дубов был прав, ребята, конечно же, не подозревали, что рядом было такое великолепие и красота, не рождённая природой, а уже сочинённая и воплощённая в реальность людьми. Настоящие тропики. Купались в бассейне спроектированным и устроенным под озеро и даже загорали под лучами искусственного солнца. Все были страшно довольны.