Косыгин. Вызов премьера (сборник) - Виктор Гришин

И в самом деле, кому же скажешь?..

Несколько месяцев все мы провели в напряженном ожидании. Позже для себя решили, что все же арестовать Алексея Николаевича не дал Сталин, а его воля была – закон. Очевидно, к Косыгину у него была какая-то симпатия. После XIX съезда, когда Политбюро было преобразовано в Президиум ЦК, Косыгин в него не вошел, а стал лишь кандидатом. На каком-то совещании, когда Алексей Николаевич сидел в сторонке, к нему подошел Сталин, тронул за плечо:

– Ну как ты, Косыга? Ничего, ничего, еще поработаешь, поработаешь…

Эти слова, о которых нам потом рассказал Алексей Николаевич, несколько сняли напряжение, хотя процессы по «ленинградскому делу» продолжались. В 1952 г. стало ясно, что этап подозрений и недоверия заканчивается. Уже позже это косвенно подтвердил Хрущев. На одном из узких совещаний он с ехидцей бросил Алексею Николаевичу:

– А я-то помню, как Сталин говорил о вас – вот наш будущий премьер…

В первые годы правления Хрущева Косыгин полностью поддерживал новую политику и важнейшие инициативы. Поначалу Хрущев не оказывал ему должного доверия, однако постепенно проникался уважением к опыту и знаниям Алексея Николаевича, повышал его роль в управлении народным хозяйством. Но их отношения всегда оставались неровными и настороженными. Хрущев неохотно склонялся к признанию необходимости передать руководство специалистам высокого класса, опираться на деловых людей. А Косыгин очень переживал, видя, что компетентность нового руководителя на порядок ниже, чем его предшественника. Правда, тогда он не мог знать, каким будет следующий…

Отношение к Хрущеву изменялось у Косыгина по мере того, как прямо на глазах возрождался культ личности, конечно, не в столь жестоких формах, как у Сталина. И хотя решения, документы XX и XXII съездов партии были направлены на демократизацию жизни в партии и обществе, в аппарате ЦК и на местах сохранялся сталинский стиль руководства, служивший укреплению власти первого лица, когда «железная» партийная дисциплина использовалась для расстановки «верных людей», когда бездумно выполнялись директивы, принимавшиеся подчас без обсуждения, но под флагом коллегиальности. Все это вызывало у Косыгина особенный протест.

Об освобождении Хрущева иногда говорят как о дворцовом перевороте. Но не следует забывать, что это был единственный в советской истории случай, когда обсужденное и принятое пленумом ЦК решение было высказано в глаза руководителю партии. Сегодня легко критиковать и порицать, а в октябре 1964 г. каждый участник пленума должен был сделать свой выбор. Сам Хрущев проявил незаурядный характер и чувство ответственности, согласившись с решением.

В 1964 г. А.Н. Косыгин искренне поверил, что решение пленума послужит утверждению принципа коллегиальности в руководстве, что запрет на совмещение высших постов позволит исключить возможность возникновения нового культа. Но с какой-то неумолимой последовательностью люди, подчиняющие себе мощную партию, оказываются неспособными противостоять собственным амбициям, влиянию подхалимов и интриганов, рано или поздно начинают утверждать свой непререкаемый авторитет…

После освобождения Хрущева на пост Председателя Совета Министров СССР был назначен Косыгин. Американский журнал «Ньюсуик» в то время писал: «Косыгин – новый тип советского руководителя, не столько идеолог, сколько практик… Человек такого типа мог бы возглавить крупную корпорацию вроде «Форда» или «Дженерал Моторс», но не кажется способным руководить политической партией. Он, возможно, будет рассматривать проблемы с точки зрения фактов, прагматически и логически… Косыгин поднялся наверх главным образом благодаря своей абсолютной преданности любому делу, которым он занимался, начиная с работы на ленинградской текстильной фабрике… Пристрастие Косыгина к логике будет, несомненно, полезно для русской экономики, да и во многих других областях оно окажется новшеством…»

В то время Косыгин, несомненно, был руководителем нового типа. Я вовсе не стремлюсь представить его идеальным героем, борющимся с темными силами. У него были слабости, ошибки, со многим он мирился, поступаясь собственным мнением, но одно могу сказать твердо – превыше всего для него были интересы дела. Я считаю глубоко трагичной приметой нашей действительности то, что простая порядочность кажется геройством…

Алексей Николаевич принадлежал своему времени, системе, которую мы называем сейчас административно-командной и пытаемся разрушить до основания, забывая, что общественное производство не может существовать без организованной работы аппарата управления. Косыгин работал на сохранение или, лучше сказать, на совершенствование этой системы, понимая ее недостатки.

В 1964 г., после смены руководства, еще можно было питать надежды на реформирование экономики. О том, что идеи реформы уже зреют, свидетельствовали наши с Алексеем Николаевичем разговоры, в которых он постоянно возвращался к вопросам управления. Их спектр был чрезвычайно широким – от управления хозяйством в целом, в масштабе страны, до отдельных звеньев отраслевого и регионального управления.

Алексей Николаевич считал, что в любом государстве система управления на всех уровнях должна постоянно видоизменяться и совершенствоваться, что в нашей стране реформа должна быть не единовременным актом, а непрерывным процессом, при условии последовательного анализа происходящих изменений, конкретных результатов, которые убеждали бы в ее целесообразности. В отличие от нынешних «вчерашних коммунистов», он никогда не видел в капиталистической системе производства единственно верный ответ на радикальные изменения, которые принесла научно-техническая революция в мир, где сложилась новая экологическая реальность, возник дефицит ресурсов, родились другие глобальные проблемы; не верил, что «невидимая рука» рынка, по образному выражению Адама Смита, автоматически обеспечит их решение. Он считал беспочвенными иллюзии, что неподготовленный переход от планирования к рыночному регулированию обеспечит оптимальное развитие нашей экономики, не обострив социальную напряженность. Свести нежелательные последствия к минимуму можно только при условии тщательной продуманности реформ, компетентного управления всеми процессами изменений.

Он высказывал множество интереснейших мыслей о стиле работы руководителя, принципах коллегиальности и единоначалия, централизации и децентрализации в управлении, его экономических рычагах, о сочетании отраслевого и территориального управления и пр. Кое– что из этих его мыслей звучало в речах, выступлениях, однако далеко не полностью. Все мы, в том числе и он, были связаны идеологическими догмами, ограничивавшими свободу мышления и тем более публичных высказываний.