Сотрудник уголовного розыска - Геннадий Яковлев

И опять засветился на экране текст:

«Во время войны гибли наши отцы и братья. Они умирали не только за то, чтобы сгорел в огне фашизм, но и во имя будущего счастья на земле. Во имя того, чтобы их дети были чистыми, смелыми…»

А дальше пошла пленка, отснятая комсомольцами:

«Трамвай № 2 с прицепным вагоном».

Потом все увидели Бергизова. Он, сутулясь, направлялся к трамвайной остановке. Вот Хамза суетливо завертелся в толпе. Воровато прищурены глаза. Пальцы тянутся к карману-женщины. Кошелек зажат в его кулаке.

Нинуся рассказывала, что для того, чтобы отснять этот эпизод, потребовался почти месяц.

Сидящий в зале Андрей узнает на экране улицу, дом, где живет Русалка. Ее балкон. Комсомольская стройка «Дома молодоженов»… Вот парни и девушки идут по улице. Лица счастливые, потому что молодо, потому что на душе светло и чисто.

Хамза смотрел на экран испуганно и в то же время с каким-то интересом. Он ждал чего-то страшного для себя.

Тянется длинный забор. Текст:

«А так было после одной из краж».

За забором знакомое лицо Бергизова. Рядом тип в сером поношенном костюме. На кирпичах две бутылки «Московской», консервная банка. Тип бросает уже пустую бутылку. Блестят осколки. Пьют, закуривают, о чем-то говорят… Вдруг лица у них стали злые, кулаки сжались. Тип несколько раз бьет в лицо Бергизова. Хамза падает. Потом встает. Кровь на лице. В руке кирпич…

Опять идет текст:

«Вот она, воровская романтика, ее прелести и радости».

Хамза вспомнил этот случай. Тогда, после удачной кражи, он встретил Гришку Левкина — с ним вместе были в колонии. Ему стало жаль Гришку. И не только потому, что на нем был затасканный серый костюм. Он вызывал у него какую-то особенную жалость. Когда Бергизов угостил его водкой, Гришка не попросил, а потребовал денег. Хамза и Гришка подрались. После этого их задержали комсомольцы и доставили в милицию. Но просидели они лишь до вечера. Их выпустили за отсутствием состава преступления.

Хамза, не отрываясь, смотрел и вспоминал.

На пленке появились комсомольцы. Командирская фигура Борьки Чудного.

Текст на пленке:

«Побываем в квартире гражданки Роговой, у которой Хамза вытащил деньги на трамвайной остановке. Вы уже видели это».

Идут кадры: ничем не примечательный дом. Во дворе трое. Рогова — женщина средних лет, мальчик лет двенадцати, девочка, курносая, с челкой.

Текст на пленке:

«Мальчика зовут Колька. Он учится в пятом классе. Деньги, которые украл Хамза у Роговой, предназначались для покупки подводного ружья, маски и ласт… Но это не интересовало Бергизова. Он привык жить нечестно».

В зале загорелся свет. Комсомольцы были возбуждены. Всем хотелось посмотреть на Бергизова, высказать ему свое презрение.

Но никто ничего не сказал, когда увидели, что он, уткнувшись лбом в спинку сиденья, навзрыд плачет.

Последние сто шагов Женьки

Красавчик и верил, и не верил своему новому товарищу Женьке, с которым его познакомил Хамза. Однако Бертгольц ему нравился. Он хотел жить красиво, иметь деньги, тратить их, не считая. Таких мальчиков Красавчик встречал немало. Они легко шли на любое «дело».

Красавчик несколько раз заводил с Бертгольцем разговор о комсомольском отряде, и каждый раз Женька отзывался пренебрежительно, с усмешкой.

— Случайное увлечение. Романтическая игра, — улыбался он.

Красавчик несколько дней следил за Женькой и убедился, что он не поддерживает никакой связи с бывшими друзьями. Тогда Красавчик решил по-настоящему проверить его. Обстоятельства торопили часового мастера: неожиданно ушел Хамза. Ушел навсегда, прихватив свой маленький чемодан.

Красавчик пытался пригрозить ему, однако это не помогло.

— Все. Завязал я твердо, — ответил Хамза.

Вечером новые друзья сидели в ресторане почти до закрытия. Женька быстро опьянел и, как обычно, понес всякий вздор.

— Закруглимся, — предложил Красавчик. Он рассчитался, щедро прибросив официантке пятерку, и, поддерживая Женьку под руку, спустился в вестибюль. В ресторан уже не впускали. У дверей стоял швейцар, провожая оставшихся посетителей. Снаружи ломился пьяный толстый мужчина. Женька узнал его. Это был одноухий главбух из артели «Медник», которого однажды задержали члены оперативного комсомольского отряда.

— Зайдем в туалет, — позвал Красавчик Женьку. Там было пусто. — Придержи дверь, чтобы никто не влез. — Женька вцепился в ручку.

Через минуту Красавчик преобразился: он натянул перед зеркалом рыжий парик, надел большие очки, завязал на рукаве повязку. Такую, какую десятки раз носил Женька в дни патрулирования.

— Иди на улицу и жди меня! — приказал Красавчик.

«Ясно, ясно! — прыгало все внутри Женьки. — Вот он, грабитель!»

Женька вышел из ресторана. Пьяный главбух попытался проникнуть через открывшуюся на мгновение дверь, но швейцар оттолкнул его.

Женька услышал, как тот жаловался Красавчику:

— Вы понимаете, этот пьяница залил глаза и барабанит в дверь. Да еще оскорбляет. Я в милицию позвонил. Там говорят — машины нет. Заберите его, а то он все стекла побьет.

— Пройдемте, гражданин! — потребовал Красавчик. — Я член оперативного комсомольского отряда.

— Вот как? — озадаченно проговорил бухгалтер. И сразу добавил: — Отпустите меня, товарищ. Я домой пойду, честное слово. Тот раз вы мне письмишко написали на работу. Теперь я уже не главный бухгалтер. Я понижен в должности.

— Идем, идем, — твердо взял его под руку Красавчик. Он перевел бухгалтера через улицу в скверик, остановился на темной пустынной аллейке.

— Вытряхивайся, одноухий, — потребовал бандит.

— Чего, чего? — не понял бухгалтер.

— Деньги давай, часы!

— Да что вы, ребята? — сразу отрезвел бухгалтер. — Вы что, шутите?

— Быстрее! — Красавчик заиграл ножом. Бухгалтер хотел выбить нож, но это ему не удалось. В этот момент Женя стремительно бросился на Красавчика.

— А-а, гад! — взревел Красавчик. — Я так и знал, что ты, сука, меня выслеживаешь. Пьяным прикинулся.

Он ловко перекинул Женю через себя. Бертгольц успел встать на ноги. Нож по-прежнему поблескивал в руке грабителя. Женя попытался схватить эту опасную руку, но пальцы скользнули, и в ту же минуту он почувствовал острую боль в груди.

Красавчик ударил его еще несколько раз ножом и, когда комсомолец упал, бросился бежать. Он побежал в ту же сторону, куда несколько минут назад скрылся насмерть перепуганный одноухий пьяница.

Женя встал. Держась руками за грудь, побрел к телефонной будке. Эти сто шагов дались с большим трудом. Телефон «02» оказался занят. Женя набрал еще раз. Трубку снял дежурный.

— А Жданова там нет случайно? — спросил Женя.

— Всем вам Жданова, Жданова, — проворчал дежурный. — Отдохнуть человеку некогда. Соединяю вас с подполковником.

— Жданов, — услышал Женя знакомый спокойный голос. — Слушаю вас.

— Алексей Степанович, это говорит член оперативного комсомольского отряда Бертгольц. Вы меня помните?

— Да, конечно.

— Все грабежи, товарищ Жданов, совершили не наши ребята, а Красавчик. Он живет на улице Лермонтова, 27. Вы меня поняли?

— Да, да! Понял!

— Алексей Степанович, меня Красавчик ударил, я не могу прийти. Задерживайте его.

— Где же вы находитесь, товарищ Бертгольц?

— Я, я… — Женька больше ничего не мог сказать. «Пи-пи-пи», — слышалось в болтающейся трубке.

Через два часа Красавчик был задержан на железнодорожном вокзале.

Прощай друг!..

Стонал духовой оркестр. Молча шагали люди по плачущей от дождя мостовой. Впереди — твердая колонна членов комсомольского отряда и работников милиции. Медленно плывет гроб, обитый алым бархатом. Капельки дождя падают на выпуклый лоб Женьки.

В голове Андрея стучит одна упругая строчка: «Чтобы, умирая, воплотиться в пароходы, строчки и другие громкие дела». Непонятно почему, но именно эта строчка сдерживала Андрея. Иначе бы он закричал от горя и боли. Он бы не удержался от слез, глядя на окаменевшее лицо худенького мужчины — отца Женьки, на безумные, красные от слез глаза Нинуси, на впервые неряшливо одетого Борьку Чудного.

Люди молча смотрели с тротуаров на процессию и молча вставали в многотысячную колонну. Высокий старик с белой лохматой бородой снял шапку и, перекрестившись, поклонился гробу.

«Кто знал, что все произойдет так, — горько думал Андрей. — И какой же я был слепец. Поверил, что Женька, кристальной чистоты человек, предал нас… Женька, Женька, зачем ты сделал так — в одиночку? Не доверил нам своей тайны и погиб…»

Шествие повернуло направо. «Улица Е. Бертгольца» — свежей краской было выведено на табличках домов. Улицу переименовали всего два дня назад. Здесь, на этой улице, он был убит.