Мари-Бланш - Джим Фергюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ради меня? Но я его ненавижу. — Рене неожиданно расплакалась. — Я ненавижу его, сударыня. И не хочу возвращаться. Он вышвырнул меня. Сказал, что наши дети будут идиотами. Доктор моей матери написал, что он так говорил. Он тиранил всех нас, а теперь хочет сделать меня своей рабыней.
— Дети-идиоты — это вздор, — сказала Аделаида. — Вы посмотрите на чистокровных чемпионов, рождающихся от тесных родственных связей.
— Я не племенная кобыла, сударыня! — воскликнула Рене.
— Вы не ненавидите его. Вы любили Габриеля с самого раннего детства. И прекрасно знаете, что не пойдете замуж ни за кого другого. Он теперь ваш муж, запомните. Вам никогда не уйти от него.
Рене поняла, что тете известно все.
— Нет, он мне не муж! — вскричала она. — Я его ненавижу!
— Глупенькая девочка. И такая же вспыльчивая, как дядя. Вы все больше похожи на него. — Аделаида, впервые не сдержав теплое чувство, погладила Рене по волосам. — Будьте умницей, дитя. Вы нужны Габриелю. Вернитесь в Армант. Обещайте мне, что не бросите своего мужа.
— Но я сейчас люблю другого, — сказала Рене.
Аделаида заключила Рене в объятия и тоже заплакала.
— Нет, дитя. Вы не можете оставить его. Я лучше других знаю, какой Габриель трудный человек, но не мстите ему. Он не виноват. Не оставляйте его, когда он так в вас нуждается.
Ребенком Рене недолюбливала эту женщину, просто-напросто считала ее противной уродливой богомолкой, о которой вся семья за глаза доброго слова не сказала. Но в этот миг она поняла: невзирая на то, что Габриель женился на Аделаиде лишь ради денег, что они никогда по-настоящему не имели супружеских отношений, что у него было множество любовниц, включая ее невестку и племянницу, — невзирая на все это, тетя Аделаида по-прежнему любила мужа. И теперь, в объятиях тети, чувствуя на шее ее горячие слезы, Рене вдруг ощутила огромную нежность и симпатию к этой бедной женщине в серой рясе, в серой келье серого монастыря. Старая арабка, Умм-Хассан, была права, она и вправду голубка, и сейчас Рене больше всего хотелось отворить дверь и выпустить ее на волю, потому что и она тоже пленница Габриеля в этой тюрьме.
— Хорошо, тетя, я попробую, — сказала Рене, скорее чтобы утешить эту женщину, нежели действительно имея такое намерение. — Но не в пример вам, я не кроткая голубица.
Возвращаясь в наемном экипаже на станцию, Рене прислонилась к пышному боку мисс Хейз, искала утешения и покоя, как в детстве.
— Вы знали, что Аделаида была в Каире и виделась с Габриелем? — спросила она. — И что он был очень болен?
— Да, знала.
— Почему вы не сказали мне?
— Потому что ваш дядя запретил.
— Она по-прежнему любит его.
— Они оберегают друг друга, — сказала мисс Хейз. А затем в той странной манере, в какой обычно молчаливая гувернантка порой роняла зернышки мудрости, добавила: — Запомните, дорогая, в повседневности и вообще на протяжении всей жизни дружба важнее любви. Может статься, благодаря своей жене ваш дядя усвоил сей урок.
5
Через несколько дней после поездки Рене в монастырь к Аделаиде Адриан в восемь утра негромко постучал в дверь ее комнаты.
— Приехал молодой князь, мадемуазель Рене, — сказал он. — Несмотря на ранний час, он настаивает поговорить с вами.
— Князь? — спросила Рене, открывая дверь. — Но я не знаю никаких князей. Как его зовут, Адриан?
— Он дал мне для вас визитную карточку, мадемуазель. — Дворецкий протянул серебряный подносик, на котором лежала красиво гравированная карточка.
— Господи, это же мой маленький паша! — воскликнула Рене, схватив карточку. — Проводите его в салон, Адриан, я сейчас спущусь. Мисс Хейз! — окликнула она гувернантку в соседней комнате. — Идите скорее сюда, причешите меня!
Рене надела самый красивый пеньюар и атласные шлепанцы и спустилась к молодому князю Бадру эль-Бандераху. Она была так рада видеть его, что со смехом бросилась ему на шею.
— Боже мой, что вы здесь делаете? — спросила она. — Я думала, что никогда больше вас не увижу.
— Дорогая, без вас Армант мертв! — отвечал Бадр в своей очаровательно романтической манере. — Я просто навещал отца и на обратном пути в Лондон решил заехать сюда. В последний раз прошу вас стать моей женой.
Рене словно бы на миг задумалась.
— Сожалею, Бадр, — сказала она, — но я недавно обручилась с другим.
Адриан, который принес им завтрак на серебряном подносе, вошел в салон как раз в эту минуту. Он был настолько поражен этой новостью, что поднос в его руках задрожал, тарелки зазвенели, и он едва успел, не уронив, поставить его на стол.
— Отчего вы всегда смеетесь надо мной? — спросил князь Бадр. — Как вы могли обручиться, вы же только что вернулись во Францию?
— Все произошло очень быстро, — сказала Рене, щелкнув пальцами. — С любовью часто так бывает.
— Что вы знаете о любви?
— Больше, чем вы воображаете, мой маленький князь.
— Ваш приемный отец никогда не даст согласия.
— Напротив, он будет счастлив отделаться от меня. И даже если он не одобрит, это не имеет значения. Мой жених плевать хотел на приданое. Он еще богаче Габриеля.
— Меня ваше приданое тоже не интересовало.
— Но вашего отца. Они хотели объединить наши земли. Мое приданое — плантации.
— Что подводит нас ко второй причине моего визита, мадемуазель Рене, — серьезно произнес Бадр. — Ваш отец нездоров.
— Да, я недавно узнала.
— Если бы не доктор Лиман и не мадам Аделаида, он бы умер. С тех пор как вы уехали, он все время оглушал себя снотворным и беспрерывно курил.
Рене легкомысленно рассмеялась:
— Виконт всегда обожал сигары. По-моему, все преувеличивают драматичность его состояния. Габриель любит быть в центре внимания.
— Не будьте ребенком, мадемуазель Рене, — перебил Бадр. — Я говорю не о сигарах, а об опиуме. Виконт стал зависимым. Немцы поставляют ему опиум через турецкую принцессу моего отца. Она готовит ему трубки, пока немчура ждет наших владений. Мне кажется, она их агент.
— То есть Габриель взял турецкую принцессу в наложницы? Мерзкая дрянь. Мне бы следовало догадаться.
— Это не имеет значения. — Бадр нетерпеливо взмахнул рукой. — Постарайтесь отвлечься от себя и своего уязвленного тщеславия, хорошо? Вы слышали, чтó я сказал о немцах?
— Не понимаю, о чем вы. Какие немцы?
— Среди нас в Арманте появились немцы, заигрывают с деревенскими, с нашими феллашками, а теперь пытаются скупать нашу землю. Немцы! Вы понимаете, что это означает?
— Сожалею, но я ничего