Стивен Кинг - Вадим Эрлихман

Вебер открыл читателям много нового. Из переведенного им текста не исчезали абзацы и целые страницы, герои не меняли имена, а романы — названия. Появились даже — невиданное дело! — сноски, где разъяснялись непонятные слова. Все ценители единогласно считают переводы Вебера самыми точными. Но в то же время, так сказать, не совсем «кинговскими ». Слишком уж не похож переводчик на писателя — такой он трезвый, рациональный, здравомыслящий. В сносках, а порой и в тексте проглядывает его снисходительное отношение к кинговским страхам — «да ладно, все он выдумывает!» И к рок-музыке Вебер равнодушен, хотя к поэзии не глух. Прочтите хотя бы историю любви Роланда и Сьюзен из «Колдуна и кристалла » («птички и рыбки, медведи и зайки...»). Сентиментальные эпизоды удаются ему лучше саспенса, но для поздних кинговских романов это как раз неплохо. Нет, определенно Вебер — лучший выбор, который способна предоставить Кингу наша оскудевшая переводческая элита[5].

При этом даже у него порой встречаются досадные ошибки. В «Мешке с костями» Майк Нунэн вспоминает, как они с женой повесили на стену загородного дома голову мыши с колокольчиком на шее, дав ей имя Бантер. Этот колокольчик потом звякал, когда в доме появлялись призраки. Одни читатели возмущались извращенной фантазией писательской семейки, другие удивлялись, как колокольчик мог удержаться на «волосатой мышкиной шее» (бедный грызун!). А третьи сразу догадались, что переводчик просто спутал английские слова mouse и moose, — в лесном Мэне гостиные нередко украшают головой лося. Примеры можно приводить и дальше, однако суть не в них. Самый лучший переводчик может ошибиться, но для того и существуют редакторы. А в ACT на них, похоже, экономят не меньше, чем в покойном «Кэдмене».

Отдельное спасибо Виктору Веберу стоит сказать за титаническую работу — перевод четырех последних томов «Темной Башни». Три первых переводились целых четыре раза — некоей ремесленной бригадой, Феликсом Сарновым, Татьяной Покидаевой и дуэтом, состоящим из уже упомянутой переводчицы Е. Александровой (взявшей на сей раз псевдоним Рина Ружже) и редактора Н. Ачеркан. Два последних перевода давно уже разделили поклонников эпопеи на враждующие лагеря, продолжив вечный спор приверженцев духа и буквы. При этом никто не назовет любой из них плохими. Вот знаменитое начало «Стрелка» в варианте Ружже—Ачеркан: «Человек в черном спасался бегством через пустыню, а стрелок преследовал его. Пустыня была апофеозом всех пустынь: бескрайняя, она тянулась во все стороны, должно быть, на целые парсеки, смыкаясь с небом. Слепящая безводная белизна, ровная, если не считать гор, которые туманной дымкой вырисовывались на горизонте, да бес-травы, приносящей сладостные грезы, кошмары, смерть. Дорогу указывали редкие надгробия дорожных знаков — некогда этот прорезающий толстую корку солончака тракт был большаком, по которому следовали дилижансы. Но мир сдвинулся с места и обезлюдел».

А вот тот же абзац в переводе Покидаевой, вышедшем годом позже в харьковской «Дельте»: «Человек в черном пытался укрыться в пустыне, а стрелок преследовал его. Пустыня эта — апофеоз всех пустынь, — громадная, растянулась до самого неба на долгие парсеки по всем направлениям. Белая, слепящая, обезвоженная и безликая; только мутное марево горной гряды — размытый набросок на горизонте — да сухие пучки бес-травы, что приносят и сладкие сны, и кошмары, и смерть. Редкий надгробный камень был указателем на пути, и узенькая тропа, петляющая по щелочному насту, — вот и все, что осталось от столбовой дороги, где когда-то давным-давно ходили дилижансы. С тех пор мир сдвинулся с места. Мир стал пустым».

Для желающих приведу оригинальный текст: «The man in black fled across the desert, and the gunslinger followed. The desert was the apotheosis of all deserts, huge, standing to the sky for what might have been parsecs in all directions. White; blinding; waterless; without feature save for the faint, cloudy haze of the mountains which sketched themselves on the horizon and the devil-grass which brought sweet dreams, nightmares, death. An occasional tombstone sign pointed the way, for once the drifted track that cut its way through the thick crust of alkali had been a highway and coaches had followed it. The world had moved on since then. The world had emptied».

Легко убедиться, что Покидаева точнее передает суховатый речитатив кинговского повествования, зато ее соперницы увереннее чувствуют себя в русском языке. «Сладостные грезы, кошмары, смерть» в этом контексте звучит куда лучше альтернативного варианта — да и к оригиналу ближе, если на то пошло. Точно так же противостоят друг другу переводчики «Властелина колец» — буквалисты Григорьева и Грушецкий против «фантазеров» Муравьева и Кистяковского. И большинство поклонников почему-то предпочитают вторых. Руж-же и Ачеркан «прокололись» только в одном — они назвали четвероногого участника ка-тета Роланда Чиком (от «мальчик »). Это, конечно, хуже, чем покидаевский ушастик-путаник Ыш («мал-Ыш»), и не случайно Вебер, продолжая эпопею, выбрал именно второй вариант. Говорят, сейчас он лелеет мечту перевести заново первые три романа «Темной Башни ». И это хорошо — переводы Кинга, как и все сущее, способны развиваться лишь в борьбе противоположностей.

Я, как и большинство коллег из «второй волны» переводчиков, давно забросил это любимое когда-то дело. При нынешней суматошной жизни перевод худлита может быть профессией, но не хобби, поскольку требует времени и погружения в текст. К тому же авторов, подобных Кингу, мне больше не встретилось — а ведь были и Баркер, и Страуб, и Маккаммон, и Симмонс, не говоря уже о безвестных халтурщиках. Говорят, переводчик вкладывает душу в каждого из своих авторов, но верно и обратное. Частица души Стивена Кинга оставалась со мной много лет, не покидает и сейчас — потому и появилась эта книга.

Глава 3

КОРОЛЬ АЛЫЙ И КОРОЛЬ БЕЛЫЙ

1. КАК ОН ПИШЕТ

«Каждый пишет, как он дышит», — утверждал когда-то поэт. Остается понять, чем дышит Кинг, когда сочиняет свои романы. Уже больше четверти века он делает это исключительно в двух местах: в бангорском особняке и на даче в Сентер-Аовелле. И там, и тут все сделано по вкусу писателя — для него устроены почти одинаковые кабинеты-студии на втором этаже. По стенам — полки с книгами и компакт-дисками. У окна большой письменный стол с верным «макинтошем». Еще в комнате присутствуют мощная стереосистема, столик с парой кресел для гостей и большой кувшин с чаем. После аварии Кинг по требованию врачей и жены надолго бросил курить и восполнял недостаток допинга литрами холодного чая. Потом, правда, закурил снова.

Встает он без будильника, между семью и восемью часами. Выпивает стакан свежевыжатого апельсинового сока и сразу садится работать. По утрам ему, как «жаворонку», пишется лучше всего. Посреди работы обычно перехватывает пару бутербродов с тем же чаем, пьет лекарства и витамины, прописанные врачами. В «Как писать книги» он наставляет начинающих авторов: «Если можно, у вас в кабинете не должно быть телефона, и уж точно не должно быть ни телевизора, ни дурацких отвлекающих видеоигр. Если есть окно, завесьте его шторой или спустите жалюзи, разве что это окно выходит на пустую сторону. Для любого писателя, особенно для начинающего, мудро будет убрать все отвлекающие моменты».