Virtual, или В раю никого не ждут - Александр Смоленский

– Давать индивидуальные рецепты, не видя пациента, – дело неблагодарное и ненадежное, – важно парировала врач.

«С ней все ясно, – подумал Багрянский. – Никаких конкретных советов. Эти психиатры любой вопрос заболтают. Неужели Саша этого не понимает?!»

Но Духон уже и сам все понял. Опять придется выдумывать самим. Хотя рассуждения врачихи отнюдь не бесполезны. Духон встал с кресла, предусмотрительно оставив рядом с чашечкой недопитого кофе конверт с гонораром доктору.

– А вы что-нибудь слышали о компьютерных программах, позволяющих в полном объеме воспроизводить окружающий мир, включая запахи и эмоциональные ощущения, и по желанию моделировать ситуацию? – вновь включился Багрянский.

– В серьезных источниках я ничего подобного не встречала. Что касается потенциальных возможностей, увы, это не по моему профилю! Если такие программы появятся, будем искать способы борьбы с ними.

– Вы полагаете, что надо будет бороться?

– Бесспорно. Потому что это ужасно!.. – Вера Петровна ответила не задумываясь. На ее лице отразились искренняя боль и сочувствие всем будущим больным.

– Бедные пациенты, – буркнул Багрянский уже за дверью ее квартиры, разочарованный финалом дискуссии.

– Я бы так не сказал, – попытался умерить его пыл соавтор. Он устало вздохнул.

– Не вздыхай так тяжело, будто Сизиф, толкающий в гору камень. Что будем делать?

– Если ты о мальчишке, то, увы, мы с тобой вряд ли сможем переделать мир. Старуха права, хотя всего и не сказала… Если же рассуждать предметно, то в нашем конкретном случае надо сначала лечить отца. Пускай потом сам перевоспитывает сына. По большому счету только он виноват, что Мишке Широкову живется лучше в виртуальном мире. Как он там среди сумасшедших?

– Больной! Проснитесь!

Широкову-младшему поначалу показалось, что его будит бабушка. «Сейчас скажет, что опаздываю в школу», – невольно подумал он и с трудом приоткрыл глаза. В них тут же ударил все тот же ненавистный яркий свет, который сразу вернул парня к действительности. Значит, он все еще в больнице, а над ним склонилась толстая медсестра и пытается заглянуть в глаза. Это ее голос. А он подумал – бабушки…

Быстро, словно в знак протеста, Мишка перевернулся на живот и уткнулся в подушку. Лишь бы убежать от этого мучительно яркого света. Веки вновь мгновенно набухли, будто в них залили свинец, и вновь стали предательски слипаться, увлекая обратно в только что покинутую стихию сна. Голова напоминала высохшую тыкву, по которой кто-то стучит молотком.

– Больной! Не притворяйтесь. Вам надо позавтракать. У вас режим.

Голос медсестры, как ему показалось, потеплел, но Мишка опять был далеко-далеко. Ночью ему привиделось что-то очень неприятное, страшное. Кто-то гнался за ним. Нет, этого не может быть! Знакомое с детства, обычно доброе к нему лицо было перекошено от гнева. Отец?!

До этого момента ему снилось совсем другое, пожалуй, самое приятное. Что он назначил той красивой женщине – из отцовской программы, из отцовского воображаемого мира – свидание. Она опаздывала, а он с надеждой и нетерпением высматривал среди прохожих ее знакомую фигуру.

Как раз в эту минуту, когда он наконец приметил ее, вдруг что-то сразу переменилось. Мишка ощутил тревогу еще до того, как заметил отца, который явно прятался и кого-то выслеживал. Его первой реакцией было нырнуть в толпу, смешаться с ней. Но как быть с той женщиной? Как ее звали? Неужели забыл? Или вообще не знал. Или так накормили лекарствами, что отбили память? Впрочем, какая сейчас разница. Прятаться или…

Она шла широкой раскованной походкой, открытая, желанная, сияющая. Миша кинулся навстречу, схватил ее за руку и потащил за угол. Они очутились в какой-то подворотне, затаились, прижавшись к глухой стене. Он ощущал изгибы ее тела и содрогался от волнения. Ее губы были совсем рядом, от них исходило горячее дыхание.

Рука непроизвольно потянулась куда-то в сторону прикроватной тумбочки к той самой опции, которая искушала неписаными запретами, загадочными таинствами и удивительными открытиями.

Испытывая легкое волнение, Миша, словно преступник, тайно вломившийся в чужой мир, кликнул на манящий значок, но, подумав еще секунду, лихорадочно добавил еще опцию «любовь». Парень был еще в том удивительном возрасте, когда нетерпеливо смешивают между собой секс и любовь.

Окружающие предметы стали терять привычные очертания, и через несколько секунд он перестал их воспринимать, постепенно утрачивая способность осознавать, где находится.

Она еще сильнее прижалась к нему.

– Сколько мы будем стоять в этой грязной подворотне и целоваться как дети? – спросила Ирина.

Его руки продолжали скользить по шелковистому платью, создавая опасную иллюзию, что женщина вот-вот выскочит из его рук. Или из платья, скрывающего крепкие подтянутые бедра, высокую белую грудь, стройные загорелые икры.

От легкого помутнения в голове Миша не знал, что и ответить.

– Может, кафе? – наконец вымолвил он, увидев краем глаза вроде бы уютное кафе прямо на берегу реки.

Глаза Ирины не выражали поддержки его идее. Нет, она ждет от него другого. В ее глазах застыло немое ожидание. Если бы Мишка был взрослее, он, возможно, увидел, как сквозь это ожидание прорывается безотчетная страсть, готовая в любое мгновение вспыхнуть и заполыхать слепым неуправляемым огнем.

– Ты сегодня какой-то странный, не делаешь комплиментов, – удивленно произнесла Ирина с кокетливым упреком. Тонкая бретелька платья предательски соскользнула с ее плеча. – Неужели я плохо выгляжу?

Миша на секунду оцепенел.

– Ты выглядишь великолепно… – робко выдавил он из себя, с трудом ворочая онемевшим языком. – И очень… соблазнительно. Я думал, ты знаешь.

– Женщине всегда приятно, если ей напоминают об этом.

Ирина посмотрела на него проникновенным взглядом умудренной опытом женщины и тихо, одними губами, прошептала:

– Не надо ничего говорить. Все давно уже сказано…

Миша не очень зафиксировал в памяти, как они оказались в каком-то отеле. Ирина, ничуть не смущаясь, подошла к стойке, взяла у портье ключ и повела его в номер. Портье проводил их долгим завистливым взглядом.

Как гостеприимная хозяйка, она нетерпеливо отворила дверь, вошла в номер, медленно повернулась к нему лицом и застыла в послушном ожидании.

Кровь бешено застучала в висках. Он порывисто обнял ее, стал, как безумный, целовать губы, глаза, лицо, шею, наслаждаясь гладкостью и неповторимым вкусом безупречной кожи. Она не сопротивлялась, послушно подчиняясь каждому его движению.

– Погоди… ты делаешь это первый раз? – спросила она чуть позже. – Так ничего не получится… Сейчас… Я тебя освобожу…

Она просунула теплую ладонь ему в брюки и, едва касаясь, провела тонкими бархатистыми пальчиками по его вздыбленной плоти. Ноющая боль, стремительно разрастаясь, переполнила, сковала его, и, не в силах больше сдерживаться, он разом разрешился, беспомощно содрогаясь в сладостных конвульсиях.

– Все хорошо… Успокойся… Молодец, – прошептала она, сгорая от неутоленного желания. – Разденься. Отдохни…

Миша беспомощно вытянулся на кровати, но уже через несколько минут почувствовал, как силы возвращаются к нему, и поникший было волонтер вновь неудержимо рвется в бой.

Ирина медленно потянула с себя платье. Тяжелые, никогда еще не кормившие дитя груди, разом освободившись от шелковой пелены, призывно качнулись. Миша невольно потянулся к ним, скорее даже не ладонями, а душой. Они медленно наклонились ему навстречу. Он жадно приник к ним, словно измученный зноем путник, ощутив во рту свежесть и прохладу.

– Мой юный, непорочный… Мой… – шептала она, прижимаясь к нему.

Миша инстинктивно подался вперед, чтобы наконец войти в нее, однако в последний момент женщина слегка передернула бедрами, и цель осталась в стороне.

– Опять ты спешишь. Не спеши, не надо торопиться, – ласково шепнула она, но юноше уже было не до ласк.

Непонятно откуда взявшаяся ярость буквально подстегнула парня. Он силой уложил Ирину на кровать и крепко сжал ладонями ее ягодицы. Сквозь подрагивающие полузакрытые ресницы мелькнул замутненный взгляд бездонных голубых глаз. Еще мгновенье… И она забилась в объятиях, словно рыба, по собственной воле угодившая в умело расставленную сеть.

– Продолжай, умоляю, – призывала она, подкрепляя слова обновленным чувственным порывом. – Милый, милый… Это не все. Ты можешь еще. Я тоже могу. И хочу! Хочу тебя, хочу, пока не рухнет этот мир…

В последний момент они оба ощутили себя, словно зависшими на краю освещенного бескрайним солнечным светом утеса, с которого готовы с криком сорваться вниз.

И все вдруг разом исчезло.