Противостояние - Сергей Ченнык

При этом русские настолько заняты инженерными работами, что, кажется, совсем не замечают неприятеля — по французам не произведено ни единого выстрела. Зато насколько видит человеческий глаз ясно видны «…массы рабочих, расположенных вокруг города и яростно роющих землю для создания новых оборонительных сооружений, для укрепления старых и образования различного рода препятствий».{711}

Перед лицом неприятеля скорость строительства была выше всяких похвал. Союзники были неприятно удивлены, как «…круглый форт направо почти скрылся за огромными земляными насыпями, которые русские возвели прошлой ночью и сегодня».{712}

К тому же союзники осознают, что отныне перед ними не тот солдат, который уходил «унося ноги и зализывая раны» от Альмы. Любой, кто хоть раз, пусть даже на учениях, проводил несколько дней в окопах, понимает, что психологически в них солдат чувствует себя увереннее. Тут и безопаснее, тут и комфортнее, уютнее, сытнее, теплее. Появилась устойчивость. По сути дела войну пришлось начинать заново.

Опередив союзников с началом фортификационных работ, русские одним этим заставили их действовать по спланированному ими сценарию. Все предельно просто. В крепостной войне каждая уже возведенная батарея или форт обороняющегося заставляет атакующего ставить свои батареи против него.{713} Хуже было бы, если союзники первыми начали ставить свои батареи. В этом случае русским пришлось действовать уже по их сценарию, и у Севастополя не было в этом случае никаких шансов на успешную длительную оборону.

Отныне среди орудий убийства артиллерия однозначно становилась лидером. Военная теория первой половины XIX в. основываясь на расчетах расхода боеприпасов в крупнейших сражениях, пришла к выводу, что для того, чтобы вывести из строя одного человека, требовалось количество свинца, равное его весу.[16] Севастополь этот стереотип ломал. Теперь, чтобы убить или ранить неприятеля, его нужно было или «выковыривать» из грунта, или этим же грунтом заваливать: то есть такая задача, которая была под силу исключительно артиллерии.

Вместе с событиями русско-турецкой войны (1877–1878 гг.), атаками укреплений франко-прусской войны (1870–1871 гг.), атаками укреплений Дюппеля,[17] оборона Севастополя, едва успев начаться, уже становилась первым примером целесообразной самостоятельной обороны. Именно так она подавалась в курсе крепостной войны военной академии Пруссии.{714}

Существует мнение, что Тотлебен, разрабатывая систему фортификации Севастополя, руководствовался принципами Теляковского. Рекомендую не забивать голову подобной ерундой. Тотлебен в эти дни и в последующие месяцы действовал чаще всего не по какой-то до него, и не им разработанной системе, а, скорее всего, вопреки. Да и вообще, знаете ли, когда враг у ворот, гениальность не в мышлении в тишине кабинета, а в четкости, скорости и безошибочности действий. Иногда судьбу сражения может решить коряво отрытый окоп, но вовремя и в нужном месте. Так оно и было под Севастополем, притом не только в начале, но и все время его обороны.

Тотлебен принял самое рациональное решение, единственно возможное в данной ситуации. Оставляя на прежнем уровне сильные позиции, укрепить слабые. В исходных у него были три минуса: недостаток времени, нехватка инструмента и почти отсутствие заранее обустроенных защитных сооружений, приспособленных для обороны крепости со стороны суши.

Но были и существенные плюсы: рельеф, огромные запасы и самое главное большое количество артиллерии вместе с людьми, которых можно было использовать как прислугу.

Одним из гениальных, без преувеличения, решений стало не вписывание естественного рельефа в систему укреплений, а вписывание системы укреплений в уже имевшийся естественный рельеф. То есть то, что в иных условиях нужно было разрабатывать кирками, ломами и лопатами, за рабочих делала сама природа. Кроме того, понимая, что крымский грунт сам по себе уже не приспособлен к разработке, позиции вписали в его геологию. Делалось это очень просто. Если раньше намеченная позиция строго трассировалась и, не принимая во внимание категорию грунта, возводилась исключительно по плану, то здесь все было наоборот. Снимался верхний слой мягкого грунта, и определялись те места, которые можно было разрабатывать с наименьшими усилиями. По ним и проходили траншей, в них и устраивались батареи.{715}

Второй правильный ход, сделанный Тотлебеном, был в точной последовательности строительства укреплений. Так как работы велись в постоянном ожидании штурма, то каждая позиция сначала готовилась к защите от огня стрелкового оружия, потом полевой артиллерии и только потом получала профиль, защищающий от огня осадной артиллерии. Орудия ставились на позиции при первой возможности.{716}

Тотлебен применил простой и надежный способ построения обороны. Еще со времен Наполеона I Бонапарта аксиомой военного искусства было то, что, по его же словам, «крепости побеждаются артиллерией, а пехота только помогает ей».{717} Соответственно со всей очевидностью стало ясно, что именно артиллерия союзников станет тем тараном, которые должен будет пробить брешь в обороне Севастопольской крепости.

По решению Тотлебена ни одна из вновь возводимых неприятельских батарей не могла остаться без воздействия со стороны крепости. Именно так: против батареи — батарея, но на более выгодной позиции, против окопа — окоп, но с более удобным сектором огня. Нужно — окапываем их, укрепляем, получая линию фортов. Нужно — ломаем линию и смело выносим силы вперед, вправо, влево, создаем то, что теперь именуют промежуточные позиции, нужно — выбиваем неприятеля с того, что он уже создал.{718}

Теория заслуженно приписывает Тотлебену первенство в отказе от сплошной оборонительной линии, а деление на самостоятельные («…все внимание должно быть обращено на доставление фортам сильнейшей самостоятельной обороны»{719}), взаимодействующие, взаимосообщающиеся очаги обороны: «…Причиной этому было то обстоятельство, что Севастополь, как крепость, отличался слабыми преградами, но в то же время имел огромные артиллерийские запасы, поэтому у обороны весь центр тяжести борьбы перешел на артиллерию, чего не бывало в предшествовавших осадах крепостей, где крепостные верки обычно имели сильные долговременные преграды, но зато ограниченное по числу и снабжению вооружение».{720}

Тотлебен не стал концентрировать артиллерию на и без того сильных позициях. Он усилил в первую очередь слабые места, которые не успевал оборудовать в инженерном отношении. Таким образом, орудия компенсировали недостаток шанцевого инструмента: «На этих слабых куртинах …Тотлебен развернул главные артиллерийские позиции обороны; это было первым толчком к идее “выноса крепостной артиллерии из фортов на промежутки”, идее, которой воспользовались затем и иностранные государства, и которая стала основной в обороне крепости».{721}

Промежуточные позиции заполнялись не второстепенными, слабыми артиллерийскими системами, а сильными, что быстро отвадило осаждавших от соблазна бить по промежуткам между главными укреплениями: «…несравненно выгоднее поставить орудия большого калибра не в фортах, а на промежутках, по обе стороны фортов, под покровительством последних. Неприятель, развлеченный действием промежуточных батарей, будет с меньшей вероятностью действовать по фортам и не имеет возможности сосредоточить на них свои выстрелы».{722}

Военные историки справедливо обращают внимание на краеугольный камень замысла Тотлебена, позволивший севастопольской обороне держаться год, успешно отражая все попытки ее разрушить. Это идеальное соответствие протяженности оборонительной линии к возможностям гарнизона крепости ее оборонять. Поясню. Для удержания Севастополя, нужно было выбрать вблизи от города позицию с небольшим протяжением по фронту и вооружить выбранные места сильной артиллерией, соединив все это траншеями, прикрытыми ружейным огнем, устроить батареи для обстрела закрытых пространств.{723}

Это сложно. Так как можно выбрать места для десятков, сотен батарей, но когда окажется, что их нечем вооружить и защитить они будут или слабы, или бесполезны. Лучше кратно меньшее их количество, но идеально расположенное и соответственно вооруженное. Недостаток вооружения Тотлебен компенсировал принципом взаимоподдержки батарей, часто упоминаемым в исторической литературе.{724}

Чтобы сделать укрепления устойчивыми не только к артиллерийским обстрелам, но и к атакам пехоты, особенно со стороны флангов, он без малейшего сомнения загибал их, часто смыкая горжи (что потом ему, правда, ставили в вину, но мы об этом, по крайней мере, в этой книге, говорить не будем), придавая характер круговой обороны:{725} «…упорное сопротивление укрепленной позиции зависит от удержания главных ее пунктов, или лучше сказать, от удержания в своей власти до последней крайности сомкнутых укреплений или фортов».{726}Подтверждение сказанного с избытком можно найти в материалах американского военного наблюдателя в Крыму майора Делафилда, ставшего свидетелем британских проблем под Севастополем. Например, всем известно, что Севастополь, как военная база был заполнен складами, а те, это мы тоже знаем, в достатке содержали тонны самого разнообразного имущества. Без этих запасов оборона крепости была невозможной. Таким образом, если строить оборону по линии старых оборонительных сооружений, то уже скоро склады оказались бы разгромленными. Потому Тотлебен решил в оборонительную систему положить линии удаленных позиций, но насыщенных артиллерией. Недаром, уже после войны многие европейские города-крепости бросились возводить новые, удаленные от старых, оборонительные линии.{727}