Святой Грааль - Юрий Никитин

Хазэры неверяще смотрели на несокрушимого вождя, лицо которого было теперь залито темной кровью, а из булькающей массы, где была глазница, поднимались кровавые пузыри. Бессмертный Карганлак, ужас и полубог племени, надежда на воскрешение былой славы... лежит в пыли, мертвый как придорожный камень!

Вдруг кто-то завизжал в диком страхе, повернулся и бросился бежать. Другие пятились, не отрывая расширенных глаз от поверженного вождя, у них вырывался страшный вопль. Лишь потом разворачивались, бежали, не разбирая дороги. Всюду шлепали босые ноги, поднялась удушливая пыль, загремели камни. Обезумевшие хазэры карабкались в гору, позабыв про коней, брошенные вещи, стойбища, пленников.

Роланд и его мародер перестали сыпать проклятия, вертели головами, смотрели вслед бегущим. Горвель стонал сквозь стиснутые зубы — проклятый хазэр уронил раскаленный прут на голое тело, и прежде чем остыло, выжгло бороздку. Он дышал запахом собственной горелой плоти!

Когда стих топот ног, появился друг сэра Томаса, странный паломник. Шел неторопливо, по сторонам не смотрел, лук и колчан со стрелами высовывались из-за плеча. На ходу вытащил нож, двумя легкими движениями перехватил веревку на руках Роланда. Вожак мародеров вытаращил глаза:

— С чего так драпанули? Их же три десятка!

— Карганлак для них живой бог, — объяснил Олег. — Они без него — прах.

Второй мародер, растянутый на кольях, выматерился, сказал со злой усмешкой:

— Святой отец, а ты знаешь, как с ними обращаться! Знаешь... Наконечник на стреле не железный, а серебряный! Я такие штуки примечаю.

Роланд, морщась, массировал вспухшие запястья, с трудом согнул затекшую спину, принялся освобождать ноги:

— Дикари!.. Мы, солдаты императорской гвардии, сражались бы до последнего человека. Жив император или пал, но мы — личности! Не дикая толпа.

Олег кивнул:

— Вот что, личность... Вон там около сотни коней хазэр. Нет, вдвое больше. Без седел, но так принято. Для вас и такие кони — удача, верно?

Роланд оскалил крупные зубы:

— Святой отец! Пусть тебе воздадут твои языческие боги за доброту. Твоими устами говорит и наш бог, христианский, и все святые и великомученики. Двум бедным бывшим солдатам императорской гвардии позарез нужны два хазэрских коня. Четыре, если считать и запасных!

Он содрал веревку с ног, поднялся. В сторонке блестела брошенная хазэром сабля, он подобрал и перерубил веревки на руках и ногах товарища. Поддерживая друг друга, побрели к пасущимся в зарослях зеленой травы коням, на ходу подбирая брошенное хазэрами оружие, одежду, обувь. Сотоварищ Роланда ухватил, воровато оглянувшись на Олега, тонкую кольчугу Горвеля и длинный рыцарский меч из дорогого булата. Олег кивнул, дескать, Горвелю уже не понадобится — мародеры, откровенно ухмыляясь, поймали коней и уехали, захватив в запасные по две лошади.

За спиной Олега прохрипел пересохшим горлом Горвель:

— Пора бы развязать веревку и на моих руках!

Олег повернулся, лицо его было неподвижно:

— Правоверных христиан спасают ангелы, судя по вашим легендам. Или ты не христианин?.. Нет, судя по тому, что служишь Семерым Тайным.

— Дьявол побери, что ты хочешь?

— Ничего, — ответил Олег мертвым голосом. — Прежде чем прийти сюда, я побывал в нашей расщелине. Да-да, я нашел сэра Томаса.

Он повернулся, отошел на пару шагов, носком сапога переворачивая разбросанные хазэрами вещи. Горвель бессильно подергался, растянутый страшными путами, закричал вдогонку сорванным голосом:

— Ты хуже хазэров!.. Это война! Один из нас обязан был погибнуть. Я должен был убить, и я убил...

Олег поднял мешок, запустил руку по локоть, пошарил. Внезапно его застывшее лицо озарилось снисходительной усмешкой, он вытащил знакомую чашу с позеленевшими краями, оглядел, бросил обратно в мешок и лишь тогда спросил с некоторым удивлением:

— Откуда ты взял, что убил?.. Томас — не мыслитель, а рыцарь. У него слабое место — сердце, а вовсе не голова.

Он перекинул мешок через плечо, направился к подножью горы. Горвель застонал, уже не скрывая отчаяния, в бессилии смотрел в синее безоблачное небо. Там появились и медленно вырастали в размерах темные точки, двигаясь по небу неровными кругами. Залитый потом и чужой мочой, Горвель под палящими лучами южного солнца вдруг ощутил озноб. Не знал, кто появляется в этих краях первым на поле брани: вороны, грифы, орлы-стервятники или шакалы, но не сомневался, что очень скоро узнает.

Он судорожно зажмурился, почти чувствуя удары крепкого клюва по глазным яблокам.

На развилке дороги Олег в нерешительности остановил коня. Гора и долина, где закончили свое существование последние хазэры, одичавшие потомки гордых основателей Хазарского каганата, остались позади. Чачар и все еще бледный пошатывающийся Томас сидели на могучих франкских конях, по две лошади шли за каждым под вьюками. Томас мучался от грохота в ушах, ему было почти все равно, куда ехать, только бы поскорее добраться до родной Британии, где прекрасная леди Крижинка в страхе считает оставшиеся дни до праздника Святого Боромира. Братья, ненавидящие его, Томаса, принудят встать под венец на следующее утро с гнусным Тапирием, у которого из достоинств лишь длинная родословная и короткие ноги!

Олег колебался. Прямо перед ними простиралась широкая дорога, что всего через несколько сот миль прервется нешироким морским проливом, на ночь запираемым огромной железной цепью, что перекидывают с берега на берег, — пролив разделяет два мира: Азию и Европу. На том берегу стоит город городов — Константинополь, второй Рим. А если не сворачивать еще несколько сот или тысяч миль, дорога приведет ко второму морскому проливу, на том берегу поднимутся мрачные холодные скалистые берега Британии.

— Заночуем здесь, — решил он вдруг. — Что-то нехорошее нас ждет в городе, что впереди.

— Сэр калика, — напомнил Томас слабым голосом, — похоже зазимуем среди сарацинов!

— Сэр Томас, тебе не страшно потерять жизнь, но как насчет чаши?

Томас непроизвольно пощупал мешок. Теперь он не расставался с чашей даже на миг, постоянно держал ее на том же коне, на котором ехал, не доверяя запасным. Чачар сказала торопливо:

— Сэр Томас, тебе надо прилечь. У тебя все еще нездоровый вид.

Они спешились в сторонке от дороги, выбрав кучку деревьев. Олег расседлал коней, а Томас и Чачар ушли за сучьями. Чачар хвастливо обещала собрать лечебных трав, она знала их от бабушки, известной ведьмы. Томас посмотрел на калику с неловкостью во взгляде: мол, хворосту теперь не жди. Олег из подручных сучьев сам развел костер и неотрывно смотрел в пляшущие огоньки. Он отчетливо видел скачущих всадников, летящих птиц, крылья драконов и разъяренные лица воинов, вздымались молящие руки, блистали сабли... В огне все стремительно меняется, исчезает, возникает уже в другом облике, пребывает лишь краешком натуры, намеком, однако волхвы обучены узнавать беду по мелькнувшей искре, как охотник узнает птицу по перу, а зверя по оброненной шерстинке!