Ангел для Кречета. Запретная - Софи Вирго

слышат, либо не хотят слышать. Кто-то грубо отталкивает на землю. Все тело простреливает от острой боли. Хочется скулить, потому что футболка начинает окрашиваться в красный цвет. Прикасаюсь к разрастающемуся пятну рукой и понимаю, что напоролась на острый край оградки, которой еще минуту назад не было. Задело по касательной, но очень глубоко. Меня порвало, как тряпичную куклу.

Всем плевать на меня, всем плевать, что прошу о помощи. Вереница так и продолжает бросать землю в открытый гроб. Становится так жалко себя, того человека, которого хоронят совершенно неуважительно. Глотаю слезы, которые теряются в сильном дожде.

Не знаю откуда беру силы, чтобы встать сквозь сильную боль, но подхожу к толпе и отталкиваю подошедшего. Не позволю творить беспредел. Мне кажется, что, если не остановлю их, сойду с ума. Толпа не обратила на букашку в моем лице никакого внимания. Снова начала свое движение. Только уже не по одному, а сразу общей массой.

Захотелось кричать. Я никогда не страдала клаустрофобией, да и нахожусь на улице, но почему тогда душит чувство страха? Словно сейчас все эти люди задавят меня со всех сторон. Прошу остановиться, не идти на меня, но они все наступают и наступают.

Нет, прошу.

Пожалуйста.

Не надо.

Они не слышат, все идут и идут. Отступаю назад, но уже некуда. Дальше — только могила. Неужели единственный шанс спастись — прыгнуть в нее? Страх сковывает тело и разум. Задыхаюсь, в легких катастрофически не хватает кислорода. Пытаюсь сделать вдох, как рыбка, выкинутая на берег. Не получается. А люди все наступают и наступают. Делаю всего шаг и падаю.

Не сама, меня вытеснили, буквально свалили в яму. Барахтаюсь, пытаюсь сдержать рвотный позыв, ведь в нос ударяет ужасный запах. С трудом удается приподняться на руках и посмотреть на того, к кому меня свалили.

Из горла вырывается немой крик. В гробу лежим я и Нил, в обнимку, оба израненные. Мужчина закрывает меня собой. Вместе до последнего вздоха. Продолжаю кричать, но не слышу сама себя. Либо крики столь оглушительны, либо голос пропал от ужаса происходящего.

И тут чувствую руки, что мягко меня обнимают.

— Снежка, все хорошо, проснись, моя хорошая. Проснись, девочка.

Ласковый голос вырывает меня из злачного места в тот момент, когда на голову прилетает первая порция земли.

— Все, все хорошо, моя маленькая, — мамин голос успокаивает, а головы касаются теплые руки.

Хватаюсь за нее, как за спасательный круг. Кажется, если отпущу, снова окажусь там, в могиле, заживо погребенной.

— Мамочка, мама, — шепчу и плачу, так же горько, как несколько секунд назад во сне.

— Все хорошо, снежинка. Это страшный сон.

Спустя час, мы втроем сидели в гостиной и пили чай. Часы показывали почти десять часов. Мужчины еще не возвращались, а мама делилась своими впечатлениями, когда к ней подошло четверо крепких мужчин, вырвали чемодан из рук и без объяснений повели на выход.

— Вам смешно, а я думала, что от страха прям там кучку ароматную сделаю, — делая глоток вкусного какао, все продолжала она свой монолог. — Мне-то никто не сказал, что так и так, дочка не смогла приехать, мы вас к ней отвезем. До меня пока дошло все происходящее, чуть с ума не сошла. Чувствую, что теперь у меня появятся седые волосы, благодаря амбалам, которым было тяжело пару слов сначала сказать. А то все:

«Следуйте за нами»

«Не положено»

— Так и хотелось съязвить, что в штаны наложено — не положено, а не ответ мне дать на прямо поставленный вопрос запрещается. Всего пара слов, и мне было бы куда проще. Нет же, все продолжали.

«Вам все позже объяснят»

«Наша задача состоит только в том, чтобы доставить объект в безопасное место»

«Женщина, успокойтесь, иначе сумочку отберем. Бить нас не надо»

— Нет, ну, а как я должна была реагировать на подобное? Отбивалась как могла, и хоть бы один человек помог, проявил бдительность и полицию вызвал. Никто не обращал на меня внимания.

Мы с Антониной слушали ее, открыв рты, и все больше поражались боевым способностям Миловой— старшей. Прямо не милая, а ведьма. Никогда не замечала за ней такого. Бедная жена Георгия. Наверное, удивлялась, как мы сопротивляемся аналогичным выходкам. Она-то привыкла к подобному. Но мы-то нет? Конечно, организм включает естественные механизмы защиты.

— Ну, вы, девчат, даёте. Я даже в лихие времена такой не была. Всегда знала, если мужчины объявили тревогу, взбучка откладывается до мирных времен. А вы без боя не сдаетесь. Ну, хоть сейчас все поняли. Пусть все уляжется, потом Нилу взбучку устроите. Дайте парню выплыть. На его плечи итак многое свалилось, — последние слова женщина сказала с некой материнской любовью.

— А кто этот мальчик? Что вообще происходит. Ничего не понимаю, — интересуется мама у своей ровесницы.

И Антонина Николаевна рассказала все как на духу. Как восемь лет назад Юрий Борисович привез с собой подростка. Между ними сразу образовалась связь. У мальчишки погибли родители и ему грозил детский дом. Он сбежал из родного города, хотел получить шанс на лучшую жизнь.

Все очень быстро прикипели к Кречету. Для женщины он стал отдушиной. Суровое мужское воспитание разбавлялось ее заботой и пирогами, рецепт которых мне для чего-то обещали рассказать. Пыталась возмутиться, но меня резко осекли, сказав что так надо. Сколько она вздыхала, что мальчик быстро вырос и все реже заходил в гости. Только сдобой и заманивала вечно голодного студента.

Нила вообще расписали как крайне положительного молодого человека. Я видела, что маме нравится услышанное. Уж не свадьбу ли она там и внуков планирует. Нет уж, я не согласна! Это она знала на что идет с отцом, я — нет. В душе готова быть рядом с ним, хочу этого, но не буду. Его не изменить, не вырвать из криминала.

— Одинокий он только, как и Юрка. Жаль, не успел тебя покойный найти. Как же он любил. До сих пор диву даюсь. Не знаю, сорвался ли он хоть с одной женщиной. Твои портреты везде висят. Сколько он в свое время денег отдал, чтобы фотографии из десять на пятнадцать увеличить в пять раз. Жуть.

— Если бы хотел, нашел. Я не пряталась, Тонь, — маме сложно поверить в наследство, внеземную любовь, верность на расстоянии.

Мне бы тоже было сложно. Все же столько лет прошло.

— Но это так. Марин, ты была его первой и последней любовью. Может, и