Одиночество героя - Анатолий Афанасьев

Соболезнования Шалва принял и вторично поинтересовался, не осведомлен ли Жиров по своим каналам, кто на них накатывает.

— Пока нет, — сказал Жиров. — Но сегодня же начну наводить справки. Вы кого-нибудь подозреваете?

— Почти уверен, это чумаки.

— С ними разве не покончено?

Шалва отозвался злобно:

— Из могил повылазили гниды. Но я их скоро обратно запихну.

Спохватился:

— Ты чего звонишь, Игнатий? Чего тебе надо?

Жиров рассказал про родича из Петербурга, который ищет встречи с Шалвой.

— Кто такой?

— Из деловых кругов. Вроде по Северам работает. Я его плохо знаю.

— Плохо знаешь, почему хлопочешь?

Жиров наткнулся взглядом на истукана, тот улыбнулся ему многозначительно.

— Плохо в том смысле, Гарий Хасимович, что его бизнес мне неизвестен. Но человек свой, проверенный.

— Чего ему надо?

— Какое-то предложение. Сказал, вас заинтересует.

— Как зовут?

Климов, прикрыв ладонью микрофон, произнес одними губами: Ваня Грумцов. Кличка — Волчок. Жиров послушно повторил в трубку.

Шалва молчал, рылся в памяти.

— Среди крупняка такого нет… Ладно, подошли к вечеру, часикам к десяти в «Полис»… От тебя, Игнатий, жду помощи. Ты ведь, милый мой, перестал землю рыть, от живой работы уклоняешься. Нехорошо, дорогой. Немного непорядочно. Хочешь чистеньким помереть, а, Игнатий?

Жиров страстно поклялся, что к вечеру, кровь из носа, добудет хоть какую-нибудь информацию.

— Уж постарайся, сынок, — холодно попрощался Шалва.

Убрав телефон, Игнат Кутуевич еще разок приложился к бутылке: случка с княжной срывалась. Жалобно заморгал, смахнув слезинку со щеки.

— Ума не приложу, как выкручусь, — пожаловался он особисту. — Похоже, закопали вы меня, Иван Иванович. С какими людьми стравливаете. Это же чистый зверь. Ну что вам от него понадобилось, что?! Про него все известно, он не прячется. Чего к нему лезть?

— Что за «Полис»?

Жиров рассказал. «Полис» — ночное заведение в районе Сокола. С рулеткой, со стриптизом, все, как в лучших домах. Очень опасное заведение, хотя кухня там неплохая. Принадлежит Шалве и предназначено в основном для деловых встреч. Если туда попадает непрошеный визитер, обыкновенно он потом нигде больше не появляется, исчезает бесследно.

— Стриптиз мужской, — невпопад добавил Жиров и зачем-то подмигнул Климову, из чего тот заключил, что высокопоставленный осведомитель пребывает в состоянии интеллектуальной истерики. Причина понятна: заячья душа затрепетала. Климов не раз убеждался, что нынешние хозяева России, рыночники-освободители, казавшиеся на экране телевизора неуязвимыми, как кощеи, редко проявляли твердость духа, когда встречались с реальной опасностью, грозящей их благополучию. Абсолютное равнодушие к чужим жизням уравновешивалось у них благоговейным отношением к своей собственной. Сказано про них: жидкие на расправу. Тем более загадочно их затянувшееся, многолетнее торжество, подобное ночному пиру крыс.

— Уматывай, — посоветовал Климов. — И как можно скорее.

— Что? — не понял тот.

— Бери билет и дуй за границу. У тебя же приготовлено теплое местечко? Будешь бороться за права человека издали, как Герцен.

— Вы серьезно? Но вы же обещали!

— За службу спасибо. О ней никто не узнает. Я слово сдержу. Но скоро здесь станет жарко. Сгоришь, Кутуюшка. Ты же изнутри трухлявый, от одной искры вспыхнешь. Жалею тебя, дурака.

Пока сбитый с толку Жиров собирался с ответом, истукан исчез. Только что сидел рядом, излучая грозную, неведомую энергию, — и вот уже нет его. Лишь повис в салоне смолистый сквознячок.

Жиров обиженно сморщился, отхлебнул из бутылки и набрал номер княжны.

— Ждешь, Настенька? — спросил настырно, как всегда разговаривал с сожительницами.

— Жду, папочка, — в тон ответила княжна. — Уже два раза подмывалась. Ты где?

— Накладка вышла, — пробурчал Жиров. — Заехал неожиданно один тут из правительства…

— Да ты никак выпил, папочка?

— Выпил не выпил, за баранку садиться опасно.

— Ой, а я настроилась.

— Сиди дома, может, к вечеру навешу… Послушай, Настенька!

— Да, папочка.

Голосок-то какой, проникновенный, душевный.

— Если позову за границу пожить, поедешь?

— Еще бы! — вдруг ответила княжна басом.

— Подумай, девочка. Я ведь, возможно, не шучу.

— Папочка, любая порядочная девушка об этом мечтает. Неужто в свинарнике до старости гнить.

— В каком свинарнике?

— Да в таком, который вы устроили.

— Ага, — глубокомысленно подтвердил Жиров, машинально потянувшись к пустой бутылке. — Тогда, значит, до вечера?

— Береги себя, любимый.

Ласково простилась, но все равно от разговора остался щемящий осадок. Грустными очами глядел Жиров окрест из окна своего пятидесятитысячного «Фордона». Такое накатывало не в первый раз. Ну как объяснить? Вроде жизнь удалась, всего достиг: богатства, славы. Но сосет под ложечкой червячок докуки. Вдруг придет поутру или ночью кто-то, похожий на глазастого Ивана Ивановича, предъявит ордер и с полным правом спросит: «Кто ты, Жиров? Откуда у тебя все? Как заработал?» Что ответить?

Будь ты проклята, эта страна!

На звонок в дверь Витя Старцев открыл, не спрашивая, кто там. Сделал это осознанно. В сложной программе самовоспитания, которую он разработал на ближайшие полгода, одним из пунктов значилось: отсутствие реакции на угрозы из «внешнего мира».

Два плечистых амбала стояли перед ним.

— Вам кого, ребята?

Оттолкнули, вошли в квартиру. Громоздкие, уверенно передвигающиеся. По сравнению с хрупким, стройным, светлоликим Витей — бронтозавры. Род их занятий он определил сразу: бойцы невидимого рыночного фронта. Зачем явились, тоже можно догадаться.

— Дома есть еще кто?

— Нет, я один.

— Витюха Старцев?

— Да.

Один из амбалов шутливо ткнул его перстом в живот, и они отправились на осмотр квартиры. Две комнаты, кухня, ванная, сортир — обнюхали все углы.

— Вы что-нибудь ищете? — спросил Витя.

— Заткнись, — услышал в ответ. Обследовав жилплощадь, амбалы обосновались на кухне. Теперь он хорошенько их разглядел и мысленно разделил по номерам: номер первый и номер второй. Крепкие качки, бывалые. Ни малейшего признака разума, веселые, добродушные лица, как у эстрадных смехачей. Номер первый — брюнет под потолок, со шрамом на подбородке, номер второй — тоже черный, но стриженый наголо, с бородавкой на щеке. Больше ничем они друг от друга не отличались — близнецы.

— Счас поедем, — сказал номер первый. — Покурим только с Петюхой. У тебя есть чем глотку промочить?

— К сожалению, нет, Извините, может быть, вы скажете, что вам нужно?

— Тебе скоко лет? — спросил номер второй.

— Восемнадцать.

— Надо же, такой молодой и такой любопытный. Хата чья?

— Не понимаю.

Качки переглянулись.

— Трудно тебе придется, Витя. Врубаешься вяло. На кого, спрашиваю, квартира записана? На тебя? На мать?

— На всех, наверное. Нас трое прописано.

— Приватизированная?

— Да, приватизированная.

Он видел их впервые, но мог предугадать их действия. Шестерки-посыльные, не больше того. Опасные, но не очень. Почти роботы. Подержанные иномарки, ханка, марафет, телки, футбол — вот круг их интересов. Сейчас они на работе. Таких по Москве толпы. Феномен произрастания мусорного поколения. Иногда Витя Старцев испытывал к ним сочувствие, даже жалость. Он вдруг заново поразился тому, что отец, интеллигентный, осторожный ко всему инородному, ироничный, оказывается, действительно влип в историю, связанную с маргинальной средой. Необъяснимо.

Номер первый полез в холодильник, достал ливерную колбасу и начал жрать, откусывая прямо от рульки. Кусок оторвал товарищу, но тот почему-то отказался от халявы. Связался по мобильному телефону с кем-то из начальства, доложил:

— Все в порядке, объект на месте. — Молча выслушав приказ, сказал бодро: — Понял, — и отключил аппарат.

— Все, пацаны, поплыли. Некогда прохлаждаться. Босс ждет.

В машине (белый БМВ), пока ехали, амбалы дали Вите Старцеву пару отеческих советов.

— Ты малый вроде неплохой, — заметил номер первый. — Будут спрашивать, главное, не закупайся. Соберись с мыслями, отвечай коротко, ясно. Папа это любит. У тебя какой товар?

— Никакого. Я студент.

— Тем более, — сказал номер второй. — Папе никогда не знаешь, чем угодишь. Может, ему понравится, что ты студент. Помилует.

— У него для всяких придурков льгота, — подтвердил номер первый. — Папу, главное, не злить.

Витя поблагодарил их за доброе отношение, которого пока ничем не заслужил.

— Чудно базланишь, — удивился номер первый. — Как из книжки.