Чужая планета - Евгений Гуляковский

Но новый приступ сильнейшей боли в плече скрутил меня и не позволил дотянуться до рукояти мечелета.

Силуэт птицы, резкий и четкий на фоне огромной луны, развернув широкие оперенные крылья, планировал прямо на меня. Птица была небольшой, во всяком случае, не настолько большой, чтобы нападать на человека.

Но она пикировала прямо на меня и с каждым мгновением увеличивалась в размерах.

Я сделал отчаянное усилие, пытаясь ухватить рукоять лучемета, и тут же провалился в небытие.

Огромные желтые глаза, смотревшие на меня в упор, заставили почти сразу же очнуться. Кажется, я закричал, пытаясь прогнать наваждение. Но прохладная ладошка Арии опустилась на мой лоб. И струя живительной влаги оросила мои губы.

— Тише, Игорь. Тише, нас могут услышать... Какое счастье, что я все-таки нашла тебя. Ты думал обо мне, и только поэтому я смогла тебя отыскать.

Она была совершенно обнаженной, как всегда, после превращения в человека, и на этот раз ее одежда осталась далеко отсюда. Но, кажется, теперь это ее нисколько не смущало. Да и для меня сейчас это уже не имело никакого значения.

Она опустилась на колени передо мной и стала осторожно снимать повязку с моего изувеченного плеча. В лунном свете ее тело казалось отлитым из голубого серебра. Я все еще не мог поверить в реальность происходящего. Мне казалось, что передо мной всего лишь прекрасное видение, сплетенное из моих воспоминаний и вызванное к жизни горячечным бредом.

— Как тебе удалось? Откуда ты здесь взялась? Тебя не может быть в этом мире!

— Лагран помог мне преодолеть барьер. В теле совы я вешу немного, и только поэтому ему удалось это сделать. Тебя занесло на самый край нашей Галактики. Никому еще не удавалось добраться до Черной планеты... Почему ты не воспользовался обратным переходом? Почему застрял здесь?

— Долго рассказывать... Я опоздал, и точка перехода сместилась в другое место.

— Теперь нам придется искать ее заново.

— Разве это возможно?

— Только если нам помогут.

— Но ведь ты могла заблудиться, застрять между мирами и сейчас рискуешь навсегда остаться со мной здесь, в этом гиблом мире.

— Я была к этому готова.

Простота ее ответа поразила меня.

— Но почему?

— Ты все еще не догадался?

Какое-то время я пытался поймать ее взгляд, но это мне не удавалось. Да и зачем? Разве ее слова нуждались в подтверждении?

Ария, занятая моей раной, не обращала внимания на мои взгляды, а они, несмотря на боль, становились все более красноречивыми. Да и какой мужчина, даже умирая, смог бы остаться равнодушным, видя пред собой это тело мифической богини? Она тем временем сняла повязку и нахмурилась, изучая мою рану.

— Сейчас я помогу тебе. Боль пройдет. Возможно, мне удастся хотя бы частично залечить ее — рана очень глубокая и сильно заражена. Зубы, повредившие твое плечо, наверняка были ядовиты.

Она положила руки на мое плечо, с двух сторон от раны, и закрыла глаза. Мне показалось, что ее руки начали светиться в полумраке, во всяком случае, ее прохладные ладошки вдруг стали теплыми, а затем горячими. И это странное тепло потекло внутрь меня, обволакивая изнутри поврежденные ткани, снимая боль. Казалось, частица самой Арии вошла в меня и соединилась с моим телом. Я испытывал необычное чувство, гораздо более глубокое и полное, чем при физической близости...

Через какое-то время, когда боль полностью отступила, я притянул ее к себе и поцеловал, сначала нежно, желая выразить свою благодарность, а затем, забыв обо всем, стал покрывать поцелуями ее тело. И вдруг, в совершенно неподходящий момент, она попыталась вырваться. Но я, посчитав это мимолетным капризом, разновидностью сексуальной игры, лишь крепче прижимал ее к себе и, опрокинув на песок, стал целовать ее грудь.

— Нет! Нет! Не делай этого! Не сейчас!! — она почти кричала. Но разве в такой момент мы слушаем, что говорит женщина? Я зажал ей рот поцелуем и овладел ею почти силой, считая, что тем самым доставляю ей особое удовольствие.

Когда наконец все закончилось, она не произнесла ни слова. Беспомощная и сломленная, Ария напоминала сейчас подстреленную птицу.

Молча притянув к себе мой плащ, валявшийся в стороне, она зябко закуталась в него и долго сидела неподвижно, глядя на луну, словно прощаясь с ней, потом повернулась ко мне и, не глядя мне в глаза, сказала:

— Теперь тебе придется возвращаться одному.

— Это еще почему?

— Нас двоих Лаграну не вытащить...

— Но ведь ты можешь превратиться в птицу! Сова почти ничего не прибавит к моему весу!

— Да. Конечно. Но нам еще нужно найти проход. Лагран обещал сделать видимым энергетический поток, которым он направляется...

В тот момент я ничего не понял. И лишь позже узнал, каким кретином оказался в эту судьбоносную для меня ночь. Мы бродили по пустыне часа два, иногда меняя направление.

Жажда, несмотря на ночную прохладу, вновь начала мучить меня, тот небольшой запас воды, который Ария принесла в своих ладонях, лишь смочил мои губы, и я начал сердиться на нее, не понимая, почему она не летит на разведку, как делала это раньше, и не ускоряет наши поиски.

Но прежде чем я успел спросить ее об этом, столб света, появившийся из-за края ближайшей скалы, сделал ненужными дальнейшие поиски.

— Ты пойдешь первым, — сказала Ария, когда мы остановились перед камнем, лежавшим в основании голубого светоносного столба. — Времени почти не осталось. Переход вот-вот начнется. Поспеши, ты должен встать так, чтобы свет полностью покрывал тебя.

— А ты? Почему ты не превращаешься в птицу?

— Я же сказала, вдвоем переход невозможен. Я прилечу позже!

Почему я поверил ей в тот момент? Может быть, потому, что хотел поверить? Нет, это неправда. Тогда я ничего не знал и действовал почти бездумно, полагая, что она позаботится обо всем. Лишь позже, когда под моими ногами обозначился вход в туннель, когда вокруг меня стали возникать пока еще призрачные стены монастырского подвала, а образ Арии стал таять на фоне огромной чужой луны, до меня долетели ее последние слова:

— Прощай, Игорь! И не вини себя ни в чем, я сделала это, потому что любила тебя.

ГЛАВА 25

Очнулся я в монастырском подвале и долго не мог вспомнить, как здесь очутился. Я лежал на холодном каменном полу, и мне казалось, что приятней этого ощущения холода в мире не бывает ничего. Моя кожа потрескалась и в открытых местах покраснела от ожогов. Во рту было отвратительное ощущение сухости, словно я наглотался песка.

Вдруг мне пришло в голову, что кто-то другой может сейчас испытывать те же самые ощущения. Кто-то, кто помог мне выбраться из мира смерти. Я отмахнулся от подобного предположения. Сейчас не время об этом думать, сначала нужно позаботиться о себе.

И эта несколько необычная для меня мысль не вызвала даже ощущения тревоги.

С трудом приподнявшись, я осмотрелся. Помещение показалось незнакомым, и только привычный сводчатый потолок и неизменный ряд негасимых факелов свидетельствовали о том, что я переместился именно в монастырский подвал.

Последним моим сознательным действием в мире пустыни были поиски камня, от которого я начал свое продвижение к мертвому полю. Нашел я его без особых проблем — вот только сил к тому времени уже не осталось — солнце клонилось к закату, высосав из меня за этот бесконечный день все силы и последние остатки влаги. Мне помнится, я опоздал ко времени перехода, я лежал у камня и думал о неизбежной смерти.

А потом что-то произошло... Позже, когда взошла луна... Не надо об этом. Сейчас не время для воспоминаний.

Первое, что я должен сделать — найти воду. Я не знал, есть ли она в этом подвале, зато я хорошо запомнил зал с огромными бочками и пополз вдоль коридора, как мне казалось, в нужную сторону. Сил на то, чтобы перемещаться в нормальном положении, уже не осталось.

Часа через два, а может, через два года я нашел этот проклятый зал. Для того чтобы пробить отверстие в плотно законопаченной бочке нижнего ряда, мне нужен был какой-то инструмент — и только сейчас я кое-что вспомнил, вопреки собственной воле... Сердце бешено забилось в груди, и моя дрожащая рука потянулась к поясу, но бесценное оружие было не там.

Я нес его в прочной кожаной сумке, сооруженной мной из подходящего боевого нагрудника, найденного на поле брани. Боясь до конца поверить в собственную удачу, я извлек свою находку на свет факелов. Так значит, мечелет не пропал, не растворился бесследно в результате перехода и не был плодом моего горячечного бреда. Он сверкал у меня в руках, словно был сделан из бриллиантов, и издавал тонкий, едва слышный звук.

Одного прикосновения острого, как бритва, лезвия к днищу дубовой бочки оказалось достаточно для того, чтобы струя опьяняющей темной жидкости ударила мне в лицо.