Чужая планета - Евгений Гуляковский

Похоже, сражения вспыхивали здесь неоднократно. Об этом можно было судить по различному состоянию останков, по ржавчине на обломках оружия, наконец, по тому, насколько сильно наносы покрыли следы сражений. Наверно, это плато занимало важное стратегическое положение или просто было удобным местом для того, чтобы противоборствующие армии могли развернуть здесь свои боевые порядки, не увязая в песках пустыни.

В напластованиях этого поля смерти можно было определить даже различные эпохи. Среди полностью проржавевших доспехов, превратившихся в рыжую пыль, и костей, распавшихся в прах, я заметил и совсем недавние останки воинов, слегка подсушенные безжалостным солнцем, но все еще издававшие отвратительный смрад.

К центру поля картина менялась. Там было больше почти нового оружия и доспехов странной формы, не приспособленных к человеческим телам...

Неожиданно волна холода сковала меня в сердце этого смертоносного пекла.

В сотне метров, ближе к границе плато, виднелась фигура поверженного рыцаря в серебряных доспехах, сверкавших на солнце так ярко, словно они лишь вчера покинули кузницу...

Поразили меня не доспехи, а то, что очертания фигуры поверженного рыцаря, несмотря на его огромные размеры, были вполне человеческими...

Две ноги, две руки, туловище трехметрового роста и лицо, прикрытое забралом... Песок, заметавший следы былых подвигов и поражений, уже сделал неразличимыми кисти рук и нижнюю часть головы, неприкрытую расколотым шлемом...

Кто он, этот витязь? Откуда он здесь взялся? За какую правду сражался на этом поле брани, усеянном костями существ из иных миров?

Эти вопросы показались мне настолько важными, . что я рискнул нарушить правило, которое неукоснительно соблюдал до сих пор, — не изменять свое местонахождение в пустынном мире до полного завершения цикла. Это было совершенно необходимо для того, чтобы мое положение внутри подвала после завершения цикла оставалось неизменным. Из-за узких стен подвала после перемещения, я мог оказаться замурованным в толщу породы или вообще не вернуться в свой мир.

Я не знал, чем кончится для меня передвижение в мире пустыни. Произойдет ли после него обратный переход, или я погибну здесь, на этом поле брани под раскаленным солнцем, лишенный глотка воды...

Несмотря на эти опасения, я сделал шаг, другой... И вскоре, отбросив все страхи и все предостережения, нашептываемые мне благоразумием, я уже шел к поверженному витязю, местами по колено увязая в песке и с трудом переставляя ноги. У меня был в запасе всего один час. Я точно знал, что если к концу цикла не успею вернуться на прежнее место, то лишусь последнего шанса на возврат. И все же я шел дальше.

В конце концов, каждый из нас имеет право надеяться на то, что после гибели в бою люди, за которых он сражался, хотя бы узнают его имя... Таково одно из правил космического десанта. Есть и другое правило — не оставлять на поле брани павших непогребенными.

До сих пор мне не представлялось случая проверить, насколько глубоко въелись эти правила в мою сущность, теперь я это узнал... Даже то обстоятельство, что этот рыцарь, возможно, лишь внешне походил на человека, ничего не меняло.

Опустившись на колени перед серебряным гигантом, я подобрал кусок металла, похожий на наплечник, и, используя его в качестве ковша, стал отгребать песок вокруг головы и правой руки воина, вытянутой вперед, по направлению к видневшемуся невдалеке высокому холму.

Наконец я преуспел в этом занятии настолько, что смог расстегнуть застежки забрала и откинуть защитную решетку.

Прямо мне в душу глянули пустые глазницы человеческого черепа. Не знаю, что я ожидал увидеть, но это зрелище заставило меня без сил опуститься на песок. Что-то было во всей этой фигуре, в ее положений, в последнем повороте головы, в последнем движении руки величественное и трагическое одновременно.

Чуть ниже, под нагрудником, блестел серебряный огонек амулета. Обычно именно в этом месте рядовые воины десанта носят свои опознавательные номера, и, возможно, это обстоятельство заставило меня снять амулет.

Пять кабалистических знаков, выгравированных на серебряной пластинке, ни о чем мне не говорили. Если это было имя, написанное на незнакомом мне языке, то я выполню свой долг и доставлю его людям. Возможно, Лагран преуспеет в расшифровке этой надписи.

— Я не знаю, с кем и за что ты сражался, витязь... — прошептал я, едва шевеля губами. — Прости, что не могу исполнить достойный тебя обряд погребения. Но, возможно, это и не так важно...

— Зато важно другое... — прошептал незнакомый, сухой, как шелест песка, голос. — Холм, который ты видишь перед собой, всего лишь череп моего врага. Ты должен добраться до него и унести с собой мое оружие. Оно осталось там — в его голове...

Голос смолк. Лишь ветер завывал среди обломков оружия и иссохших трупов. Мне показалось? Вой пустынного ветра накануне бури может напомнить голос близкого человека... Где-то я слышал эту легенду. Мне пора возвращаться, времени остается меньше получаса. Если я начну пробираться к холму, я не успею вернуться. Сейчас я как раз нахожусь на той черте, из-за которой уже нет возврата...

Благоразумные мысли суетились в моей голове, но я уже шел вперед, туда, куда указывала правая рука витязя.

До холма, о котором он говорил, было не так уж и далеко. Всего пару сотен метров разделяло нас. Если бы не жара, усиливающийся с каждой минутой ветер и сухой, сыпучий, засасывающий, как трясина, песок под ногами, я преодолел бы это расстояние за пару минут, теперь же минуты растягивались, превращаясь в бесконечность...

Но даже тот, кто перешел безвозвратную черту, рано или поздно приходит к цели, из-за которой совершил свой безумный поступок.

ГЛАВА 23

И цель эта вырастала передо мной, с каждым шагом заслоняя собой горизонт... Я уже не видел впереди ничего, кроме странного холма, который постепенно превращался в гигантский череп, отполированный ветрами и пустынным зноем.

В первый момент мне показалось, что передо мной череп какого-то насекомого. Может быть, гигантского муравья или молдрома. Но потом я увидел пустые, человеческие глазницы. Да и вся его форма — широкая кость лба, пещера, над которой некогда находился нос, наконец, зубы верхней челюсти — необъятные в своей ширине, но все же вполне человеческие по форме.

Казалось, в поперечнике черепа никак не меньше десятка метров, и было непонятно, как такого гиганта могла носить на себе земля. Вокруг, на абсолютно гладкой площадке, почему-то не затронутой вездесущим песком, я не заметил ни одной кости — только этот чудовищный череп.

Было и еще кое-что... Ощущение холода... Словно ледяным ветром потянуло мне навстречу от этих мертвых костей. И это в пустыне, в которой солнце стояло в зените, а жара стала невыносимой. Стихло все вокруг, замерло. Казалось, даже небольшое облачко на горизонте прекратило свое движение.

«Пора наконец остановиться! — подумал я, стараясь подавить в себе приступ несколько запоздавшего благоразумия. — Неужели ты не чувствуешь, чем все это закончится? Ты найдешь здесь лишь собственную гибель, и ничего больше!»

Но ноги все еще продолжали нести меня вперед, действуя самостоятельно, независимо от моей воли, словно подчинялись некой, заложенной в них программе. И еще через пару шагов я заметил отблеск металла, сверкнувший высоко надо мной. Точно посередине между глазницами блестел какой-то посторонний предмет.

Выходит, мне не послышался голос павшего витязя...

Неужели мертвые, в особо важных случаях, могут общаться с нами?

Я обернулся, стараясь рассмотреть место, где остался витязь в серебряных доспехах, но с возвышения, на котором лежал череп чудовищного великана, поле боя выглядело иначе.

Мне показалось, что останков существ в черных доспехах стало меньше, зато мертвое воинство белого витязя словно бы увеличилось...

Ветер усилился и нес над полем сражения песчаную поземку, скрадывавшую детали и придававшую неподвижным предметам иллюзорную вторую жизнь, заставляя двигаться мертвые тени... Конечно, это был мираж, вызванный жарой, безжалостным солнцем и ветром, но он становился все реальнее, словно кто-то прокручивал на гигантском природном проекторе эпизоды отшумевшей здесь некогда битвы.

Вот из песчаных вихрей возникла кавалерия белых и пошла в атаку на холм, спиной к которому я теперь стоял. Казалось, пики призрачных кавалеристов нацелены прямо в мою грудь. Но всадники промчались сквозь меня, оставив после себя лишь порыв ледяного ветра и звуки... Скрежет металла, удары мечей, крики павших... Или это был всего лишь вой ветра, хранившего память о давней битве?

И вот, наконец, появился он — великан на белом коне, в серебряных доспехах.