Слабая женщина - Наташа Колесникова

Ира села на переднее сиденье «ауди», Волченков посмотрел на нее и со злобой стукнул кулаками по рулевому колесу.

— Кто?!

— А ты не знаешь, да?

— Узнаю.

— Ты же сам послал меня туда, сам!

«Ауди» резко сорвалась с места, стремительно набирая скорость.

— Сам, — после долгой паузы сказал Волченков. — Но я не думал, что эти подонки будут бить девушку.

— Да? А то, что подонки будут убивать людей в Москве, ты тоже не знал? — выкрикнула Ира.

Тут же пожалела об этом, но… слово не воробей. Волченков еще дольше молчал, холодно глядя на пустынное ночное шоссе. Потом нехотя сказал:

— Этих парней послал на Акулий остров Орехов. Они за бабки ухлестывали за тобой, поняла? Все рассчитал правильно, босса черви изнутри грызли, все есть, а счастья нет. Крыша у него поехала. Думал, на острове ты проявишь максимум внимания, заботы, поможешь ему прийти в себя, а ты…

— А ты?! Куда смотрел? Не мог сказать мне? Или ему? Он, между прочим, не запрещал мне ничего!

— Так-то оно так, да кто ж скажет боссу, что у него крыша едет? Кто его телке… извини, даме станет навязывать свое мнение?

— Илья-а-а! — зарыдала Ира.

— Успокойся, я тебя не осуждаю и очень хорошо понимаю. Ты не знала, что это за люди, а босс сразу понял, откуда ветер дует. Он хотел, чтобы ты поняла — его, их, но… Ты наслаждалась жизнью… Имела полное право. Молодая, красивая… а босс был старым, уставшим человеком и жутко мудрым. Он не просчитывал ситуации, он чувствовал людей. Прикинь, какая тоска навалилась на него, когда понял, что все его предали? Что он по большому счету никому не нужен? Мог бы принять меры, устранить одних, взять других, но и те предали бы его.

— Илья… — плакала Ира. — Прости меня, дуру набитую, пожалуйста, прости…

За этот день она стала старше лет на двадцать, вдруг поняла, какой была дурой по отношению к Илье, к Романчуку. А эти ребята… Андрей и Лена? Это ж надо такое придумать — приехать на дачу, спрятаться, вырубить бандита, взять пистолет и… Она бы никогда так не смогла поступить. А Лена смогла, ради своего мужа, своей семьи, дочери… А он ведь просто убогий безработный! Наверное, ради этого и стоит жить, ради любимого человека, своей семьи… А она? Жила в свое удовольствие. Ну вот и дожилась.

— Перестань стонать, — сказал Волченков. — Между прочим, босс на тебя не злился. Он же все понимал. Я не знаю, что там в завещании, которое он срочно переделал, но думаю, тебе отписал если не дом, то дачу.

— Я ничего не хочу, я просто дрянь…

— Ира, мы теперь в одной упряжке. Не дури, ладно? Босса уже не вернешь, но посмотрим, какой расклад насчет фирмы. Что-то он там намудрил, я нутром чувствую. Ладно, скоро уж завещание огласят, там будем посмотреть.

— Ты убил человека!

— Нет. Босс велел оставить их в живых, но наказать. Я хотел, но… На следующий день после его смерти пришел старый друг босса, жизнью обязан ему, и тихо спросил: «Кто?» Я сказал. Он попросил: «Не лезь, это мое личное дело». И ушел. Тебе лучше не знать этого человека.

— Ты все врешь!

— Нет. Босс велел оставить их в живых, но… побить. Когда твоего Костромина взорвали, я понял — мне там делать нечего. И пальцем их не тронул, клянусь… своими детьми. Ты хоть понимаешь, что это такое, мать твою?!

— Извини, Миша… Я не знала…

— Ну хорошо. Ты видела, в каком он состоянии? На злодейство абсолютно не был способен. Приказал — накажи, но оставь живыми. А его взорвали. У корешей босса по лагерю длинные руки и свои правила. Я тут ни при чем. Других даже и бить не стану. Мне сказали — не лезь, а эти люди — очень серьезные. Так что я… Верь мне, Иринка, это правда. А босс не винил тебя ни в чем. Просто он… устал.

— Ми-и-ша… — рыдала Ира.

— Алиса займется тобой, когда приедем домой, поможет… Больно?

— А ты как думал?

— Терпи, девочка, терпи. Одно знай точно — эти козлы будут наказаны по полной программе, это я тебе обещаю. Уж тут мое личное дело.

— Надоели вы мне все…

— Терпи, я сказал!

Было уже за полночь, когда Орехов вошел в кабинет Баранова, остановился у стола. Баранов виновато развел руками. Посмотрел на изрядно опорожненную бутылку виски и… снова развел руками.

— Киря… полная тишина, — сказал он.

— Сам знаю, придурок! Плесни мне тоже.

Баранов, пошатываясь, встал из-за стола, достал из бара вторую рюмку, налил в нее виски.

— Киря… я такими делами не могу заниматься, это Волчонок… он профсс… профессиональный бандит, как босс, покойный теперь. А я что? Нашел, заплатил, объяснил… Но они же не звонят, понимаешь? Ни да, ни нет. Почему — откуда я знаю? Все сделал, как ты сказал. Они все поняли, и… тишина. Полная! Может, смылись с нашими бабками, а?

Орехов залпом выпил виски, сел в кресло у стола. Сам по новой наполнил рюмку.

— Романчуку звонил?

— Нет, — решительно замотал головой Баранов. — Как же я буду звонить? Он же… все поймет. Нельзя мне звонить!

— Набери его номер и дай мне трубку.

— Ладно, как прикажешь… Киря, я вот не понимаю, они что, совсем идиоты? Бабки взяли, сказали: «Все сделаем» — и… ничего не сделали! Молчат! А я тут сиди, жди… Я зачем тут работаю? Чтобы бизнес делать. А я что делаю?

— Заткнись и набери мне номер мобильника Романчука!

— Ладно, я наберу. А что это даст?

— Ты каких людей пристегнул на это дело?

— Каких! Я знаю каких, серьезные люди! Я что, совсем дурак, да? В фирме Перцина работают. Я их… они сказали… И не звонят. Даже бабки не привезли, понимаешь?

— Достал ты меня уже, Миша!

— А что делать? Сижу тут, сижу… Ничего. Опять сижу… опять ничего. Хоть бы сказали… Не хотят.

— Романчука набери мне! — приказал Орехов, глотая терпкое виски.

Когда Баранов с трудом выполнил приказ, встал с кресла, подошел к столу, взял трубку телефона. В другой руке держал рюмку с виски.

— Але, Борис? Привет. Я послал для переговоров своих людей. Ты говорил с ними?

— Ты кого послал, Орехов? Я шашлыки замариновал, девушек пригласил, хотел с тобой по-дружески побеседовать! А ты… кого послал, придурок?!

— Поосторожнее в выражениях.

— Что — поосторожнее?! Они ворвались, стали девушек избивать! Бандиты самые настоящие! И после этого ты звонишь и чего-то хочешь?

— Я хочу только одного — выполнение тобой контрактных обязательств. Больше — ничего.

— Илья Ильич отсрочил мои платежи до октября. Тебе это прекрасно известно. Хочешь разорить меня? А вот хрен тебе, Орехов! Твои боевики в ментовке и уже дают показания. Завтра придут за тобой, понял?

— Понял. Всего доброго, Борис.

Орехов положил трубку, внимательно посмотрел на Баранова. Тот снова развел руками: мол, сделал все, что мог.