Возрождение Феникса. Том 10 - Григорий Володин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Потому вы не хотите погрузить мальчишку в сон? — догадывается Голдр. — Не желаете конфликта с Елизаветой Бесоновой?
— Князь Перун сейчас удерживает в целости Кости, — напоминает глава. — Нам не с руки с ним ссориться.
— Да, но риск освобождения Хаоса велик…
— Хватит! — рявкает Еглиир. — Я сам знаю, что ситуация шаткая. Но конфликт с Елизаветой только всё усугубит. Мы должны обеспечить безопасность Фалгору, пока не заполучим Сильмы. Ты меня понял?
— Да, — склоняет голову Голдр. — Слушаюсь, милорд.
Но из кабинета Еглиира он направляется прямиком в казармы подопечных ему воинов.
— Ваша милость, — подскакивает к высокопоставленному ангелу один из гвардейцев.
— Готовьтесь сегодня ночью на вылазку, — отдает распоряжение Голдр, нетерпеливо дернув крыльями.
— Куда, милорд?
— В Крепость Надежды, — губа Голдра дергается, приоткрывая стиснутые зубы. — В западное крыло.
* * *
— Амазоры размножаются почкованием? — удивляюсь я.
Мне только что провели краткий ликбез о жителях этого мира. И местные расы немного удивили меня. На первый взгляд, всё просто, можно не заметить отличий от многочисленных бестиморфов в галактике Постимпериуса. Но присутствуют свои нюансы. Ифриты были бы просто высокими синекожими гуманоидами, если бы не странная психическая энергия. Эту энергию генерируют все синекожие, но татуировки позволяют накапливать ее и использовать для усиления своих без того мощных тел. Отсюда и нюанс сражения с ними. В первую очередь нужно повредить татуировки, тогда ифриты не смогут направлять напор психэнергии. Вокруг головы начнут сверкать вспышки, из глаз полетят искры, а изо рта, носа и ушей потекут струйки чистой энергии. И если ифрит не найдёт способ выпустить эту накопившуюся мощь, его голова лопнет, нередко за компанию повзрывав и головы ближайших синекожих. Всё это, конечно, вызывает некоторое неудобство.
Амазорами были ангелы-женщины, что когда-то, очень давно, отделились от основной расы. Данный инцидент не нов. На Земле таким же образом появилась японская нация, отделившись от китайских племен. Вот только здесь ушли только женщины. Меня сильно интересовало, как они размножаются. И ответ поразил.
— Верно, сэр, — кивнул седобородый ангел Кельвин. — Эти мерзкие амазоры не придумали ничего лучше, чем направить прану на свои детородные органы и таким образом получить возможность создавать своих маленьких клонов.
Я фыркнул. Ничего нового. Каждый привык мыслить в рамках своей парадигмы, а все несогласные подлежат истреблению.
Праной, кстати, называлась «чистая» энергия, которой владеют ангелы.
— В общем, понятно, — киваю. — В большинстве своем амазоры и ифриты сражаются, как и ангелы, холодным оружием. Это можно использовать. Только я не вижу в этом смысла, если сперва мы не попробуем договориться. Скажите Еглииру, пускай попросит вождей обоих народов встретиться со мной.
— Думаете, мы не пытались договариваться? — скептически смотрит на меня Кельвин. Он тоже член Небесного престола и считается одним из замов Еглиира. — Эта война длится столетия. Причины я вам объяснил.
Причина же до безобразия тупая. Ангелы черпали ресурсы планеты для создания порталов в Средние миры, а ифритам не нравилось то, что их реки высыхают, а пастбища пустеют. Амазоров же сами ангелы давили из-за своей «расовой неприязни».
— Главная проблема в ифритах. Амазоров вы сами режете, — замечаю.
— Они противны Творцу, — заявляет Кельвин. — Отринули ангельскую суть, выбросили крылья и теперь называют себя другой расой.
Я закрываю глаза руками, лишь бы не видеть закостенелость и тупизм на лице ангела. Выходит, когда-то давно амазоры отделились от ангелов, а их до сих пор простить не могут. Бред несусветный.
— Сеня? — вопросительно смотрит на меня Лиза. Она тоже сидит в кабинете рядышком.
— Всё нормально, — улыбаюсь жене, затем поворачиваюсь к Кельвину уже с серьезным лицом. — Вам нужно извлечь Хаос или нет? Готовы сдохнуть из-за ненависти к тем, кто живет в сотнях лиг от вас? Пусть всё горит, к болотопсам, так что ли?!
Кельвин морщится, стискивает кулаки, но он не болван на самом деле, всё понимает. Тем более, что я добавил магнетизма в голос, заставив его прислушаться к доводам.
— Не знаю, кто такие болотопсы, но я передам Еглииру, — недовольно отвечает. — Что-то еще?
— Насчет ифритов тоже договоритесь. Я не думаю, что вам так уж нужно будет терзать планету, если победим Хаос и избежим конца света. Порталы на Землю вам в принципе не будут нужны, за редким исключением.
— Земля — наша зона влияния! — заявляет этот остолоп.
Я поворачиваюсь к Лизе и смотрю на супругу. Она всё понимает сходу. Ангелы не боятся меня, но есть кто-то для них очень страшный.
— Я передам ваши слова отцу, — говорит девушка. — И то, что вы готовы пожертвовать всем, ради глупых амбиций.
— Земля — не ваша, — добавляю. — Она под контролем Бесоновных. А вы сейчас только что подвергли сомнению их власть на их собственной территории.
Кельвин тут же идет на попятную:
— Я не это имел в виду. Прошу не принимать мои слова за волеизъявление Небесного престола. Я передам ваш совет Еглииру, и глава решит как поступить.
— Хорошо, — соглашаюсь. Думаю, Еглиир тот еще прохвост, но прохвост умный. Он согласится, аргументы весомые. По крайней мере, точно не будет трогать амазоров. Не стоят они того.
— Тогда до свидания, — Кельвин пытается поскорее избавиться от нас.
— Подождите, — поднимаю руку.
— Что-то еще? — спрашивает он с кислой миной.
— Всего лишь небольшая прихоть, — улыбаюсь. — Я хочу потренироваться с вашими воинами. Можно это устроить?
— Да, я распоряжусь, — сразу расслабляется Кельвин. — Вы можете идти во внутренний двор прямо сейчас. Там всегда занимается кто-то из отрядов.
— Благодарю, так и поступлю.
Кельвин торопится выйти, а Лиза поворачивается ко мне:
— Сеня, а можно с тобой пойти? — строит жена глазки. — Хочу посмотреть, как ты раскидаешь воинов Небесного престола.
Усмехаюсь:
— Елизавета Артемовна, что с вами случилось? — всплескиваю руки в притворном удивлении. -Раньше вы не позволяли себе такого небрежного тона в отношении кого-либо.
Она смущенно опускает глазки:
— Просто раньше я такое позволяла только наедине сама с собой.
— Что же ныне изменилось?
Она