Ставка больше, чем мир - Чернов Александр Борисович

Со вторым, слава богу, Вадик пока успешно справлялся. Хотя поначалу давалось это ему нелегко. Как он признался Балку во время приватной беседы, «брильянт попался неограненный, с кучей православных предрассудков и штампов викторианской морали». В ответ на широко раскрытые глаза Василия и закономерный вопрос: «И как ты с этим всем разбирался-то, студент?» – нарисовались потупленные глазки и наглая фразочка в русско-мавританском стиле: «И опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг…»

После чего Вадим почесал в затылке и задумчиво добавил: «А вообще-то, Василий, я, слава богу, начал с полуторачасовой лекции. И доходчиво объяснил ей, что у нас там можно… э… по-разному. И это все – нормально и не грешно. Ибо доказано наукой, что заниматься любовью необходимо ради душевного и телесного наслаждения, физического здоровья, а двоим любящим в постели Богом дозволено все. Иначе… иначе был бы ППЦ!

Как выяснилось, классическое английское воспитание девицы благородных кровей любовь от секса категорически, полностью отделяет. Первая понимается как возвышенная близость душ и сердечная дружба. Это – по-человечески. Приветствуется и принимается. Второй же – низменный инстинкт, аморальное скотство, заложенное в любого мужика исключительно для продолжения рода. Несчастная жертвенная овечка обязана всю эту мерзость стоически терпеть ради счастья материнства. И потому быть снисходительной к временным помутнениям рассудка у любимого, пробуждающим в нем животное.

А самое развеселое, это то, что Оленьке перед замужеством, да и после него, никто на эту тему так ничего и не объяснил! Даже старшая сестрица. Даже мамуля, которую я искренне считал дамой о-го-го, по-женски счастливой не только в браке, но и позже, с этим ее абхазским князьком. И как ты себе все это представляешь?! Такие вот забавные дела на свете белом творятся…»

В очередной раз поблагодарив судьбу за свое рыжеволосое сокровище, после откровений Вадика Василий внезапно понял, что со временем ему придется, похоже, и Мишкину кое-что растолковывать по части интима. Ибо он приходился сынком той же маман, что и Ольга, а объект его воздыханий происходил из семейки, где верховодила чопорная матушка-ханжа с ухватистыми повадками мелкопоместной прусской юнкерши.

Конечно, лучше было бы поручить сие деликатное дельце Вадику, но тут уж – как пойдет. Михаил, слава богу, сам чопорностью не страдает, значит, дичиться подобных тем не должен. Теоретически. Как все сложится на практике – будем попозже посмотреть. На данном историческом этапе это далеко не самое важное.

Главное, чтобы он смог в Питере сразу поставить себя так, чтобы вся «затронная» романовская родня раз и навсегда себе уяснила: претендовать на эту «табуреточку» из-за того, что малец Алешка серьезно болен, дело не только бесперспективное, но и опасное. Бесперспективное из-за того еще, что у Николая есть младший брат, который наконец-то вырос из коротких штанишек. Для многих – совершенно неожиданно. А опасное – потому что, ежели что, у него – не заржавеет. Генерал Фок знает. И как его тактичный старший братец, Мишкин цацкаться ни с кем здесь не намерен. Каких бы расфуфыренных павлинов и грозно-бурчащих индюков дядюшки и иже за их спинами из себя ни корчили. И тем паче, не будет он ничьей игрушкой в долгоиграющих замыслах. Скорее, все будет с точностью до наоборот: кое-кому, против собственной воли, придется поучаствовать в реализации его, Михаила, задумок и идей. По реформированию русской армии, начиная с гвардии, в частности. Да, и еще: хотелось бы никого не обидеть, но место лепшего друга возле него уже занято. Причем всерьез и надолго.

Их общий план действий на пару месяцев вперед Балк обсудил с Михаилом по пути с Дальнего Востока. Но когда речь зашла о приоритетах, и Василий коротенько рассказал ему про ближайшие перспективы Большой игры, Мишкин самым решительным образом высказался за то, чтобы Балк лично возглавил две важнейшие из запланированных на данный момент операции. Первую – по погрому Лондонского съезда РСДРП, и вторую – по раскрутке маховика ирландского национально-освободительного движения на острове. На эсеров у спецслужб России пока существовала управа в лице господина Азефа, только поводок его нужно было скорее переложить в правильные, зубатовские руки. С соратниками и наследниками товарища Плеханова все сложнее. Суперагента-провокатора в среде марксистов у Плеве и Ко не было, только мелкие стукачи.

Поэтому идея Балка с похищением «кассира» РСДРП Литвинова и «первопечатника» Гольденберга, для выхода через двух этих деятелей на важнейшие зарубежные источники финансирования российской социал-демократии, а значит, и на заказчиков нашей смуты в военное время, показалась Зубатову вполне здравой и сулящей успех.

Одобрено им было и предложение Василия по срочному выводу главных идеологов «ирландского сепаратизма» из-под готовящихся по ним ударов британских властей. Этих людей нужно было не только вытащить, но затем практически «подковать», заточив на длительную, вооруженную, подпольную борьбу. Позже с их помощью организовать для будущей ИРА каналы получения денег, тола, оружия и литературы. Подготовить «окна» для эвакуации с острова «спалившихся» и раненых. И много чего прочего, необходимого. Время и география обеих операций практически совпадали…

«Василий, хочешь ты или нет, но я считаю, что тебе надо ехать в Лондон самолично, – решительно заявил Михаил. – Нет, я не думаю, что Рачковский и его люди провалят там все. Но правильно, если наших ребят поведешь сам. В первый раз. И уже по итогам этого выхода одного-двух офицеров ты сможешь выдвинуть в групперы, что назрело. Ведь на склейку новых групп нужно время, а сейчас его попросту нет.

Я не думаю, что, находясь здесь, ты сможешь за это время сделать больше. А боевое слаживание первых спецподразделений для тайной боевой работы не только на своей территории, но и за границей, не терпит дня промедления. Слишком большая стартовая фора была у наших врагов. Разве не ты сам сказал: ”Были бы кости, а мясо нарастет”? Вот и получите вы с Зубатовым уже через несколько недель первооснову будущего костяка нашей машины тайной войны. И это едва ли не более важно, чем оперативная реакция на активизацию социал-демократов или взятие под крыло героических ирландцев.

Кроме того, познакомиться с Рачковским и там, на месте – в Лондоне, наметить с ним шаги по выявлению возможной причастности британцев к финансированию эсеровских и эсдековских террористов тебе тоже необходимо. Заодно посмотришь его людей, агентов. Поймешь, чего они стоят на деле. Зубатов не зря желает именно от тебя услышать мнение на этот счет. Согласись, Василий, что наше с тобой предложение по значительному и системному увеличению финансирования зарубежной агентуры было поддержано братом с вполне определенными надеждами на ощутимый и скорый эффект.

Что же до меня – не волнуйся, мой дорогой. В первые дни после моего возвращения в столицу твоя подстраховка была неоценима. А сейчас, возможно, даже к лучшему, что я какое-то время покручусь в сферах один. Чтобы нас не шибко связывали, – усмехнулся Михаил. – Когда вернешься, я как раз определюсь, кто, что и к чему здесь. И начну тебя правильно знакомить с народом. Ты не забыл, что тебе кучу официальных визитов-представлений предстоит сделать? А еще научиться наконец ездить верхом. Иначе нам с тобой лучших людей в вашу с Зубатовым контору не перетащить…»

«Итак, впереди короткий заход в Гетеборг, куда назначена часть груза герра Рогге, а утром третьего дня приходим в Лондон. В логово…»

В столице Британской империи Василию бывать не приходилось. Ни в колядинские годы, ни сейчас. Сказать, чтобы он ждал от встречи с этим городом чего-то особенного? Нет, пожалуй. Он был совершенно далек от мыслей о сокровищах культуры и истории, которые «Столица Мира» – так англичане без смущения именуют мегаполис на Темзе – на протяжении столетий создавала сама или жадно поглощала, как свою имперскую добычу.