Московские легенды. По заветной дороге российской истории - Владимир Муравьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В толпе было много корреспондентов радио, они записывали высказывания людей. Может быть, в архивах сохранились эти голоса площади, так похожие один на другой, потому что людьми овладело единое чувство, единая мысль, единый порыв к свободе.
Но московская власть воспринимала события иначе, чем люди на площади. Об этом — ином — взгляде рассказывает в своих воспоминаниях В. И. Ресин («Вечерний клуб», 6–12 ноября 1999 г.):
«22 августа (1991 г. — Ред.), когда, казалось бы, все в городе успокоилось, вечером звонят домой и сообщают: на площади Дзержинского вокруг памятника собралась громадная возбужденная толпа. Люди собираются сносить статую!
Приезжаю на площадь Дзержинского. Статуя стоит на месте, на пьедестале, но на шее с петлей, скрученной из троса. Люди пытаются повалить монумент, не представляя, что вручную это сделать практически невозможно. И опасно. Если дело пустить на самотек — все может кончится трагически и для тех, кто пытается свалить монумент, и для городских подземных коммуникаций. Они могли пострадать при падении многотонной глыбы с высокого пьедестала на землю, пронизанную кабелями, ведущими к зданию Комитета госбезопасности.
На площади происходил стихийный митинг. Круглый каменный цилиндр-пьедестал, на котором стояла бронзовая фигура Феликса Дзержинского, весь был испещрен надписями типа: „Палач“, „Подлежит сносу!“
Лубянская площадь. В дни надежды на свободу. Фотография 1991 г.
Юрий Михайлович вышел из машины и встал рядом с выступавшими. Толпа вокруг монумента ему, как и мне, была не по душе. Нужно было срочно сбить накал страстей, подавить агрессию, взять ситуацию под контроль, управлять озлобившейся массой, способной наделать бед.
Лужков в этой „ситуации ошибки“, когда сходятся огонь и пламя, когда невозможно ни сделать что нужно, ни оставить как есть, принял еще одно свое подлинно управленческое решение — объявить о намерении правительства города немедленно демонтировать монумент. Но не руками толпы, а — специалистов.
Для этого срочно потребовалось вызвать монтажников и технику, они могли выполнить это решение быстро и профессионально.
Я дал команду, чтобы на площадь Дзержинского немедленно прибыли мощный кран „Главмосинжстроя“ и монтажники.
Толпа после решения Лужкова успокоилась, стала ждать приезда монтажников, никто больше не предпринимал усилий свалить вручную обреченный на казнь монумент.
Больше никто не пытался и ворваться в здание КГБ, после того, как одна из дверей серого дома приоткрылась и в лица нападавшим ударила струя газа.
В то время, когда мы ожидали монтажников, к Лужкову подошли молодые люди и представились „защитниками Белого дома“. Они потребовали технику, чтобы демонтировать не только памятник Дзержинскому, но и бронзовые памятники Свердлову и Калинину. Первый запятнал себя кровавым „расказачиванием“, второй преступным „раскулачиванием“. Премьер пошел им навстречу.
В полночь убрали статую Свердлова на площади Революции. Спустя час осталась без монумента глыба камня на проспекте Калинина, ныне Воздвиженке…»
В том же 1991 году Моссовет принял решение о возвращении площади исторического названия — Лубянская площадь.
Символом нового — освободившегося от тотального режима — времени стало на Лубянской площади здание «Детского мира», памятник действительно эпохального значения.
«Детский мир» строился по проекту группы архитекторов под руководством А. Н. Душкина (1903–1977) — выдающегося советского архитектора, автора таких замечательных работ, как станции метрополитена «Площадь Революции», «Кропоткинская», «Маяковская», высотного здания у Красных Ворот. «Детский мир» стал его последней работой и такой же принципиальной для архитектуры 1950-х годов, какими являются его предыдущие проекты. В начале 2000-х годов пошли разговоры о «моральной устарелости» здания, о его сносе и постройке нового. Но, к счастью, разум одержал верх над капиталистической алчностью, и «Детский мир» был поставлен на охрану как памятник советской архитектуры, правда, к сожалению, интерьеры и внутренняя планировка, также, конечно, являющаяся архитектурным памятником, будут уничтожены и превращены в типовой «торгово-развлекательный центр». Этого куска личной выгоды капитализм архитектуре и памяти не уступил.
В конце 1980-х — начале 1990-х годов на Лубянской площади у «Детского мира» и в его здании зашумел рынок «свободной торговли», вернулся описанный Маяковским «толчок» с орущими, «как грешные верблюды в конце мира», спекулянтами.
Воплощением идей рыночной экономики и ее влияния на градостроительство и в том числе на современный вид Лубянской площади внес и свою лепту построенный на ней в 1999 году Торговый дом «Наутилус».
Большая Лубянка
Здание ОГПУ. Фотография начала 1930-х гг.
За Лубянской площадью Троицкая дорога шла по улице, которая теперь называется Большой Лубянкой. В разные времена эти места и сама улица назывались по-разному: Кучково поле, Никольская улица, Сретенская, Лубянка, Большая Лубянская улица, улица имени Дзержинского, или просто — улица Дзержинского, и, наконец, снова — с 1991 года — Большая Лубянка.
За каждым из этих названий улицы стоит определенный период ее истории, характерный своими чертами, событиями, особым духом и внешним обликом улицы: Кучково поле — совсем не то, что Сретенская, или, в народно-разговорном употреблении, Устретенская и просто — Сретенка, а Большая Лубянка совсем не похожа на улицу Дзержинского. Названия улицы — как названия глав ее истории, и каждая глава оставила на нынешней, современной улице какую-нибудь памятку о себе, или зримую — здание, остатки старых стен, вошедших в новую кладку, или незримую — на страницах истории и в преданиях, в народной памяти, что еще долговечнее и крепче, чем камень.
Любой человек воспринимает все под углом личных впечатлений и собственного опыта, поэтому близкие по времени события обычно в большей или меньшей степени закрывают и искажают в его сознании историческую перспективу. Так произошло и с нами, с поколениями, жизнь которых хотя бы частично пришлась на советские годы. В нашем сознании почти тысячелетнюю историю Большой Лубянки, одной из старейших московских улиц, закрывает обосновавшийся на ней в 1918 году с его тюрьмами, расстрельными подвалами, следственно-пыточными кабинетами «важнейший, — по словам В. И. Ленина — боевой орган Советской власти» — ВЧК, ГПУ, НКВД, МГБ и т. д., в разное время менявший название, но, по сути дела, остававшийся неизменным. Эта «организация» застроила улицу и окрестные переулки своими огромными надстроенными, перестроенными и вновь возведенными зданиями «в архитектурном, — как назвал его современный журналист, — стиле КГБ». Этот журналист говорит: «Улица, отделанная мрамором кладбищенских цветов, улица крематорских пропорций… У улицы была своя история, своя эстетика, свое добро. Уже нету. И москвичи обходят ее стороной». Сказано справедливо, именно так и воспринимал ее в течение долгих десятилетий — и зрительно, и психологически — москвич. Однако за последние годы общественная атмосфера в стране претерпела большие изменения. Оказалось: то, что велено было забыть, — не забыто, чего, говорили, уже нет — сохранилось. И все более и более проявляется в памяти и пополняется фактами настоящая история Большой Лубянки — история давняя и недавняя…
Но и от мрачных призраков советской Большой Лубянки — улицы Дзержинского — отделаться невозможно.
Большая Лубянка начинается зданиями «в стиле КГБ». Справа — дом № 2 — боковой фасад надстроенного и перестроенного здания страхового общества «Россия», о котором уже говорилось в главе «Лубянская площадь», и пристроенный к нему вплотную в 1933 году новый огромный корпус, выходящий фасадом в Фуркасовский переулок. Архитектор пристройки, а фактически совершенно нового здания ГПУ А. Я. Лангман (в соавторстве с И. Г. Безруковым) может считаться создателем «стиля КГБ»; позднейшие здания этого ведомства, какие бы архитекторы их ни строили, придерживались именно этого стиля. Сразу после возведения нового здания ГПУ архитектурная критика нашла в нем отдельные недостатки: нарушение ансамбля, отсутствие единства в решении фасада, несогласованность с соседней застройкой. Но заказчик был доволен, критики смолкли, а Лангман получил новый большой заказ на строительство теперь уже жилого дома ГПУ в Златоустовском переулке на месте снесенного монастыря.
А. Лангман. Фотография
В очерке об А. Я. Лангмане, напечатанном в коллективном труде «Зодчие Москвы. XX век» (1988 г.), отмечена такая особенность творческой деятельности архитектора: «Показательно, что имени Лангмана мы не встретим среди имен участников важнейших всесоюзных конкурсов: он был занят строительством». Действительно, Лангман строил и общественно-административные, и жилые объекты, среди них такие крупные, как здание Госплана в Охотном Ряду, стадион «Динамо» и другие, не подвергая себя конкурсному риску, потому что, сориентировавшись в самом начале своей столичной карьеры (он приехал в Москву из Харькова в 1922 году), выбрал могущественного хозяина и покровителя — ГПУ.