Альбинос (сборник) - Андрей Левицкий

– А, расплющи вас платформа! – взвизгнул Чак, перекинул два рычага и навалился на рулевое колесо под окном. – Ща врежемся!

Заскрипели тросы под кабиной, и термоплан стал медленно поворачивать.

– Не врежемся, – сказал я, – успеем.

В отсеке сзади зазвучали выстрелы.

– Не врежемся – так все равно упадем! Видишь, как тяжело летим? Дырок куча в баллоне, газ выходит… Да чё там четыре, мне и десяти золотых за такое мало!

Здание поползло вбок. Карлик приподнялся на сиденье, выглядывая, и повернул верньер на панели. Из динамика под ним полилось шипение, и приподнятый голос, едва слышный за треском помех, заговорил:

– И снова с вами говорит Шаар Скиталец из сердца апокалипсиса! Жаркий радиоактивный день раскинулся над Пустошью и Большим Крымом, и солнце улыбается нам во все свои тридцать два золотых зуба!

Я спросил:

– Что за Редут, про который вы говорили?

– Домина это такой квадратный с башнями, им один из гетманских Домов владеет. Вообще в Инкерманском ущелье четыре Дома заправляют, и один, Гантаров, держит этот Редут. Он вроде пограничного у них, защищает ущелье с юга.

Голос из динамика смолк, теперь оттуда несся только шум помех. Серая башня была все ближе, термоплан плавно поворачивал, чтобы пролететь мимо нее. Чак придвинулся ближе и зашептал:

– Эй, слышь, управила, а ты, стало быть, веришь им?

– Кому? – спросил я.

– Да этим… бабище татуированной и прихвостням ейным?

– В чем верю?

Мы оглянулись – все находящиеся в отсеке люди, включая Миру с Власом, стреляли из окон по нагоняющим кочевникам.

– Это тебе лучше знать, в чем. Короче, слышь: я б им и на ноготь не доверял бы! И на вот такой ноготенок! – Чак сунул мне под нос грязный морщинистый палец с покусанным ногтем. – Ты лучше меня держись, я, если что…

– Думаешь, они с Власом врут, что я хозяин их города? Что Мира – моя сестра? Зачем?

– Я откуда знаю зачем? Я сам того управилу херсонского ни разу не видал, хотя таки да, славен он тем, что волоса белые у него. А еще славен, – карлик подмигнул, – своим коварством и жестокостью. Великий интриган, инкерманских гетманов недавно так обхитрил… Чуть было не стравил друга с другом… Так, берегись! – Чак отпихнул меня, всунул голову в отсек и завопил: – Всем держаться! Крепко!

Мы плыли на высоте пятого этажа; дом-башня надвинулся, с него взлетели несколько крупных существ, похожих разом на птиц и летучих мышей, закружились над термопланом. Белуши, вспомнил я, этих крылатых мутафагов называют белушами.

Боковая часть емкости зацепила бетонный угол, раздался звук, будто чем-то шершавым с силой вели по железу. Все вокруг задрожало, и я уперся в стену, чтоб не упасть на содрогающийся пол. Совсем рядом потянулись квадратные проемы, ведущие в сумрачные глубины постройки, полные всякой рухляди, остатков мебели, шевелящегося на сквозняке тряпья и завивающейся смерчами цементной пыли. Я мельком увидел существо в дверном проеме – вроде человек, но со слишком уж длинными тонкими руками и ногами. Высокое, тощее, с шестом в руке, оно привалилось плечом к стене, глядя на меня неестественно большими, выпуклыми, как у совы, глазами, и у ног его сидела, сложив крылья, белуша. Картина эта мелькнула – и сразу пропала, я даже заморгал, пытаясь понять, правда ли видел ее.

– Не выдержит… не выдержит… – стонал Чак. – Чую, не выдержит… Раздави меня платформа, счас лопнет… А-а-а, выдержало!!!

«Каботажник» дернулся, когда оболочка перестала елозить по железу, кормовая часть сильно качнулась, за спиной кто-то упал – и дом-башня остался позади. Перед нами раскинулся пустырь, по которому между развалинами и котлованами извивалась земляная дорога.

И сразу очень хорошо стало слышно шипение вверху. Теперь оно звучало гораздо громче.

– Ща упадем, – заключил карлик и вскочил ногами на сиденье.

Он забрался на спинку, сдвинув крышку на потолке, сунул руку в отсек и рванул кривую рукоять. Что-то со скрежетом провернулось вверху, лязгнуло. Рукоять рывком ушла вниз, Чак повис на ней, болтая ногами.

Когда он спрыгнул обратно на сиденье, шипение еще усилилось, и термоплан быстро пошел вниз.

– Ты выпускаешь газ через клапан? – спросил я. – Зачем?

– За мной давай! – соскочив на пол, карлик бросился из кабины. – Там рычаг тугой, сам не перекину!

Мы поспешили через салон. Мира, повернувшись от окна с автоматом в руках, крикнула:

– Почему опускаемся?!

Отмахнувшись, Чак нырнул в задний отсек, сдвинул в сторону лежанку и открыл нишу, из которой торчал рычаг. От него три тонкие железные штанги наклонно уходили в пол. Над рычагом было незамеченное мною раньше окошко, прикрытое жестяной ставенкой. Карлик распахнул ее.

Я склонился к окну. «Каботажник» летел совсем низко, кочевники нагоняли. Окно находилось в левой стенке, сбоку от него проносились, тяжело рокоча, лопасти винта.

– Что ты хочешь сделать? – спросил я, присев рядом с Чаком и схватившись за рычаг.

– Перекинуть привод на колеса… Там редуктор… – он поднатужился.

– Мы что, поедем?

– Ну! Я вверху крылья выпустил, отсек раскрыл, счас лебедка баллон в него втягивает, пока газ выходит. Не томи, управила, навались, иначе я стану последним, кто видел твою глупую рожу!

Я налег на рычаг. В полу заскрежетало, он дрогнул, и гудение винта начало смолкать.

– Готово, назад давай! – Чак помчался обратно, но я не последовал за ним: пригнувшись к окошку, снова выглянул.

Треугольная плоскость крыла выдвинулась с крыши автобуса. В гладком листе металла отражалась, как в зеркале, пробегающая внизу земля. Стекла в проеме не было, и я высунулся дальше.

На бегу ящеры качали длинными хвостами, кривые ноги их так и мелькали, за преследователями поднималось облако пыли. Смуглые кочевники держали плетеные щиты, копья, самострелы и ружья. Воспользовавшись тем, что развалин и ломаного асфальта стало гораздо меньше, десяток всадников расходился обратным клином, беря термоплан в клещи.

А он уже почти опустился. Вверху виднелась задняя часть газовой емкости, она морщилась и опадала, тросы затягивали ее в раскрытый отсек на крыше автобуса.

Лопасти винта замерли, и тут же колеса «Каботажника» коснулись земли. Автобус-гондолу тряхнуло так, что я покатился по полу. Из среднего отсека донесся грохот и ругань. Ударившись головой о койку, я встал на четвереньки, слизнул бегущую по губе кровь и поковылял обратно к окну.

Кочевники окружали «Каботажник», который снова приподняло над землей. Когда моя голова возникла в проеме, низкорослый бородатый всадник в меховой юбке и безрукавке метнул копье. Я дернулся вбок, оно пронеслось сквозь проем, через открытую дверь влетело в средний отсек и воткнулось в лавку.

«Каботажник» опустился, бешено вращающиеся колеса ударились о грунт, толкнули термоплан вперед, и он снова взлетел, качаясь. Рядом с бросившим копье кочевником появился другой… это же четвертый Верзила! Ну да, он самый – рыжеватый, с длинными усами, заплетенными двумя косицами. Как же его звать – то ли Селиван, то ли Стоян… При попытке вспомнить опять заломило в затылке, и перед глазами поплыли круги.

На поясе Верзилы был широкий, в две ладони, ремень с петлями, а в них – динамитные шашки с торчащими вверх короткими фитилями. Стволом длинного охотничьего ружья он ткнул в плечо маленького кочевника, показал на меня и отрицательно качнул головой. Натянул поводья, выгнув вбок шею ящера, направил его в обход автобуса.

Должно быть, в этот момент Чак резко повернул рулевое колесо – «Каботажник», успевший вновь опуститься на землю, качнулся на крутом повороте дороги, и люди в среднем отсеке с руганью попадали на пол. Раздался возмущенный рев Власа, что-то прокричала Мира. Я тоже упал, а когда встал на колени возле окна, Верзила был уже слева от автобуса и нагонял его, раскручивая над головой железную «кошку». Он почти сразу исчез из виду. Вскочив, я нырнул в средний отсек.

– Инкерманское ущелье впереди! – завопил высунувшийся из кабины Чак. – Прямо к Редуту летим! Назад все, на корму, быстро, чтоб нос приподняло! Да быстро же!!!

Мира, за нею Влас и остальные, кроме замешкавшегося Авдея, бросились к заднему отсеку, и я отскочил в сторону, чтобы они не затоптали меня в дверях. Карлик скрылся в кабине, нос термоплана задрало кверху, сначала передние, после задние колеса оторвались от земли.

Дверь с треском пробил ржавый крюк «кошки». Хрустнув, сложилась гармошкой створка. Снаружи Верзила рванул привязанную к «кошке» веревку и выворотил ее из пазов.

Низкорослый кочевник с жесткой черной бородкой, в меховой юбке и безрукавке, перепрыгнул со спины ящера в дверной проем. Он замахнулся утыканной стеклянными осколками дубинкой, другой рукой набросил мне на шею кожаную петлю, конец которой был намотан на его жилистое запястье. С диким воем, от которого заложило уши, коротышка рванул меня, пытаясь выволочь из автобуса.