Княжий человек - Александр Мазин

– Смейтесь-смейтесь, – ответил Данила, – вот научит меня батька на мечах рубиться, я вас обоих одолею.

Сказал тоже в шутку, конечно. Варяги засмеялись пуще прежнего. Сам Молодцов сомневался, что даже за всю жизнь сможет научиться работать мечом и топором так же умело, как братья-варяги. А вот Улада не смеялась почему-то, только сильнее прижалась к нему, коснулась губами щеки.

Данила оттянул ворот мокрой от пота рубахи (весь взмок, искупаться, что ли?), нащупал пальцами тонкий обруч из серебряной проволоки, обвивавший шею. Гридень или не гридень, но гривну себе выслужил, а ещё достаточно серебра в кошель. Гривна – это такая денежная единица, весом примерно граммов двести, если на современный лад. А ещё – статусная вещь. У Шибриды и Клека тоже есть такие, только малость потолще. Гривна здесь – один из главных атрибутов свободного мужчины, недаром холопам да челядинам всяким вешали на шею кожаный или железный ошейник. Второй атрибут – это оружие, хоть какой-нибудь, пусть криво выкованный, ножичек, но муж должен носить на поясе. У варягов и с этим всё было в полном порядке: кроме здоровенных тесаков, которые язык не поворачивался назвать ножами, но для кинжалов они были слишком грубоваты, имелись ещё секиры и настоящие мечи. У Шибриды так и вовсе два. Он был обучен обоерукому бою, как и батька Воислав. Шибрида как раз приготовил всё необходимое, чтобы в очередной раз поухаживать за клинками – оружие, как и женщина, ласку любит, – и лишь тогда заметил, что костёр ещё не горит. Действительно, уже почти стемнело, путешественники за разговорами не заметили, как пролетело время, а костёр ещё не разгорелся, ужин не булькает в котле.

Вины Улады тут не было – Шустрик с хворостом ещё не вернулся.

– Где этого холопа носит, – зло бросил Молодцов: если что, идти на его поиски придётся как раз ему, самому младшему в команде.

Идти никуда не пришлось.

– По-мо-ги-те! – отчаянно раздалось в лесу. – Вои добрые, защитите!

Трое обережников тут же оказались на ногах с оружием наголо, да не абы как, а правильным строем: Шибрида посередине, Данила и Клек с боков.

– Уладка, к остальным, – приказал Шибрида.

Девушка без разговоров подчинилась. Умница.

Позади в лагере уже слышался переполох, вызванный криком, но трое обережников первыми ринулись к опушке леса. Факелов не брали: варяги и так отлично видели в темноте. Данила тоже натренировал за последнее время ночное зрение, да и не требовалось от него многого, главное – щит держать крепко, прикрывая себя и Шибриду.

В лесу за дровами ходило много народа, так что шум поднялся в нём изрядный, но кричал именно Шустрик, все узнали его голос. Слаженным строем, щит к щиту, трое обережников почти бежали сквозь лес. Рыхлая вязкая почва вместе с листвой липла к обуви, давала неверную опору.

Кто же всё-таки решил на купцов напрыгнуть, да ещё так по-глупому? Или холопу всё показалось?

– Помогите!

Прямо на щиты выскочил ошалевший Шустрик, спружинил от них как мячик, упал на пятую точку, глянул снизу испуганно.

– Не бойся, это мы, – пробасил Шибрида, вложил меч в ножны и поднял холопа одной рукой, как котёнка. – Ты чего кричал?

– Навь… – пискнул Шустрик и совсем сник под взглядом варяга.

– Говори.

– Там, Хорсом клянусь, мы с Беляком валежник собирали, а тут она… Говорит так тонко, протяжно: мол, сюда. Ну, Беляк и пошёл, а я… Я не знаю, как тут оказался.

– Что такое?! – громогласно раздалось позади.

Батька Воислав, в панцире, с двумя мечами. Шлем с «очками» сдвинут на затылок, а синие усы свисают до гладкого подбородка. За ним – уже вся ватага с факелами.

– Да вот, говорит, кромешников слыхал, одного холопа даже за собой утащили, – ответил Шибрида.

– Кого конкретно?

– Говори, ну! – варяг поставил холопа на землю.

– Беляка, челядина купца Неленя с людинского конца, они рядом с нами встали.

– Вот оно что. Давай этого зайца, я поспрашиваю.

Лес всё больше наполнялся встревоженными воинами. Воислав, выспросив всё у холопа, велел двоим обережникам кликнуть других купцов, рассказать, что случилось, затем ещё раз зачем-то внимательно посмотрел Шустрику в глаза и велел остальным идти в лагерь.

– А мы искать пропавшего с другими не будем? – спросил Данила.

– А зачем? Он же не нашей сотни, пусть людинцы эту навь ищут, хотя челядин тот наверняка попросту сбежал. Но сегодня ты всё равно в дозоре стоишь в первый черёд.

– Да, понятно, – согласился Молодцов.

Первая смена считалась самой лёгкой.

Данила прогуливался перед опушкой, метрах в десяти от палаток, где спали люди Путяты. На костры не смотрел, глядел в лес, чтобы не слепить глаза и не сбивать ночное зрение. Попутно развивал в себе умение слушать, обонять, распознать всё происходящее не только в лесу, но и в лагере, у речки, всюду. «Слуханье», так это называл Воислав, было как раз тем, о чём говорил он раньше, – умение интуицией, подкоркой, бессознательным воспринимать происходящее вокруг себя и вовремя почувствовать угрозу.

Получалось не особо, может, потому что в лагере торговых гостей было реально очень шумно, а может, Молодцов просто не старался. Но среди купцов действительно царил переполох, в чаще то и дело мелькали огоньки факелов – всё искали пропавшего челядина. Теперь из леса вряд ли кто решит сунуться, но дозорные всё равно нужны. А вдруг в суматохе какой-нибудь ушлый попутчик решит порыться в тюках, что везут люди Путяты. Капиталист капиталисту волк. А купцы, что плывут из Новгорода на юг, самые что ни на есть капиталисты стадии накопления первоначального капитала.

«Только Россия эту стадию не пройдёт и в двадцать первом веке!» – вспомнились Молодцову слова отца.

С десятого века мало что изменилось. Здесь тоже любой встречный купец может прибрать имущество своего коллеги, если сочтёт прибыль достаточно выгодной. Викинг Гуннар Скряга, который осадил заимку охотника Завида зимой, тоже вроде как считался купцом.

Данила вздохнул, не удержался. Одним быстрым движением, с еле слышным звоном, выхватил меч из ножен. Махнул пару раз, повертел меч в руке, полюбовался игрой отблесков огня на узорчатой поверхности клинка.

Меч, его меч! Данила разбирался в мечах ровно настолько, чтобы отличить каролингский от романского. В его руке лежал именно романский меч: лёгкий, не больше килограмма, метр в длину, с ярко выраженным остриём, которым можно пронзать кольчугу, и навершием в форме диска. Единственно, рукоять Молодцову казалась коротковатой, но всё равно она была длиннее, чем у других кликов, например, у мечей того же Шибриды. Длань обоерукого варяга лежала в рукояти как влитая.

«Интересно, как этот меч попал к нему? Сразу же видно – не русская работа», – подумал Данила о том, у кого взял своё новое оружие.

Ведь меч был не куплен, а взят в бою!

Год назад, когда Молодцов побрёл с той самой полянки, где очнулся, на поиски цивилизации, то вышел к ручью, где поцапался с тремя рыболовами. Стычка прошла успешно для него, но у рыболовов имелись друзья, а Данила тогда, как можно догадаться, был полным лохом и в области обычаев, и по части умения заметать следы. Выследили его на счёт раз, оглушили тупой стрелой по башке – это такой нелетальный метод разговора у здешнего населения с чужаками, чтобы, значит, пришлый копыта не откинул и его можно было задорого продать.

Данилу продать задорого не получилось, поскольку он ничего не умел из того, что положено древнерусскому челядину, да ещё, бывало, норов свой показывал. В итоге его перепродали через третьи руки варягам для жертвы на острове Перуна. Варягам надо отдать должное: если то, что слышал Молодцов о викингах, правда, то варяги поступали благородно, не стали умерщвлять полон разными, крайне неприятными, способами, а дали возможность поучаствовать в перуновых играх, то есть биться насмерть перед лицом кумира. Многие рабы из компании, куда попал Данила, восприняли это с радостью, как достойный способ закончить жизнь. С оружием в руках, к тому же! Авось Перун ещё отметит за храбрость и возьмёт к себе в Ирий.

Молодцова возможность попасть в Ирий не грела никак. Тем более варяги перед боями насмерть устроили своеобразное показательное выступление: пляски полуобнажёнными с оружием. И Данила смог оценить их невероятный, просто запредельный уровень мастерства.

Он сумел драпануть с острова. В реке его чуть не утопила какая-то непонятная нечисть (Молодцова до сих пор передёргивало от этого воспоминания). Выбравшись на берег, Данила встретил детвору, которая привела его к деревне, где заправлял всем отличный староста, дед Житко, настоящий сельскохозяйственный профессор и мастер выращивания хлеба. Он временно приютил чужака, не за просто так, а за определённую услугу в будущем. В деревне Данила встретил Вакулу, кузнеца, который позже и свёл его с Воиславом. По сути, этим двум людям Молодцов был обязан очень многим. Жаль только, полностью рассчитаться с долгами у него уже не выйдет.