Проблемы некосмического масштаба - Лариса Ратич

   Единственным слушателем в их крохотной комнатке в коммуналке был, конечно, Нострик, и он быстро возненавидел все музеи на свете. А ещё мальчик возненавидел волонтёров и благотворительность.

   Это были те самые два слова, из-за которых Ирина Васильевна никак не находила времени уделить сыну хоть немного любви или просто внимания. Мама Нострика была постоянно занята, вечно куда-то спешила и кому-то помогала. А мальчик сначала оставался то с соседями по квартире, тихо сидя где-нибудь в уголочке то в одной, то в другой чужой комнате; а потом, когда достаточно подрос – сам. Всё время сам.

   Иногда, набегавшись, мама с восторгом рассказывала ему, сколько добрых дел она сегодня совершила, и какие замечательные люди так же беззаветно, как и она, не жалея ни сил, ни времени, отдают себя на благо людям. Она и сыну обещала, что вот-вот начнёт и его брать с собой; ну, например, на расчистку старого кладбища. Замечательно, Нострик!

   Но мальчик этого ждать не хотел, сам нашёл подходящую компанию и стал почти не бывать в их убогом семейном углу, а, появляясь дома, постоянно грубил матери. Даже однажды потребовал: если она ещё раз произнесёт «Нострик», то он уйдёт из дома раз и навсегда.

   Ирина Васильевна испугалась и, теряясь, спросила: а как же тогда?.. Всё-таки «Нострик» - это его имя…

   - Моё имя – Гусь! – огрызнулся басом Нострик. И Ирина Васильевна, помня его ненавидящие глаза, теперь осторожно говорила мальчику «сынок» или «ты», и всё.

   Однако любимой благотворительностью заниматься не бросила, и Гусь почти переселился на улицу. Приходил домой только ночевать, да и то – не всегда, а часто оставался у приятеля со странной кличкой «Мамулька».

   Ирина Васильевна Мамульку знала и против этой тесной дружбы не возражала. Да и возразить бы не могла: выросший Гусь разрешения у матери никогда не спрашивал. Лишь иногда, в виде великой милости, оставлял записку на их шатком столе: «Заночую у Мамульки». Но чаще – просто не приходил домой столько дней и ночей, сколько вздумается.

   - Ничего! – утешала саму себя Ирина Васильевна. – Это у него переходный возраст. Пройдёт!

   Да и друзья-волонтёры женщину активно успокаивали: мол, с таким расчудесным примером перед глазами, как Ирина Гусь, мальчик не может в конце концов не стать хорошим. И Ирина Васильевна терпеливо ждала, не бросая, однако, свои занятия.

   В школе на Гуся не жаловались, из милиции не приходили, и Ирина Васильевна уверилась окончательно, что мальчик у неё растёт самый обыкновенный, ничуть не проблемный.

   Гусь действительно, если не приходил домой, обретался у Мамульки, - тут Ирина Васильевна могла быть спокойна. Мамулька с виду был флегматичный увалень, малоподвижный и малоразговорчивый, и что его связывало с вертлявым балагуром Гусём, было непонятно. Все называли эту дружбу странной, но давно привыкли видеть мальчиков только вместе.

   Мамулька получил своё прозвище ещё в первом классе, когда третьего сентября вдруг ни с того ни с сего расплакался на уроке.

   - Саша Иванцов, ты чего? – удивилась учительница.

   - Я к мамульке хочу-у-у! – зарыдал мальчик.

   Дети засмеялись, учительница тоже. Она в шутку стала называть Сашу «наш Мамулька», и удачное прозвище навсегда закрепилось за Иванцовым. И только одноклассник Гусь продолжал называть его Сашей, и никак иначе. В благодарность Мамулька решил и Гуся называть только по имени, но Гусь сказал, что этого не нужно. С тех пор мальчики и стали не разлей-вода и упорно сидели за одной партой, не реагируя на попытки учителей их рассадить. И друзей оставили в покое.

   Мамулькины родители против дружбы сына с Гусём совсем не возражали, а даже наоборот. Мамулька был единственным ребёнком в семье, и его мама, боясь, как бы сын не вырос эгоистом, была рада-радёхонька Гусю, как родному. И когда мальчики однажды заигрались допоздна, она предложила:

   - Может, заночуешь у нас, Нострик? Я позвоню твоей маме, попрошу.

   - Заночую, - согласился Гусь. – А маме звонить не надо, её и так сегодня нет.

   И добавил:

   - Тётя Лиза, только не зовите меня больше Ностриком, ладно?.. Лучше Гусём.

   - Ладно, - согласилась женщина, и Гусь остался на ночь.

   С тех пор он оставался, когда хотел.

   Родители Мамульки были людьми дружными, покладистыми и интересными, и Гусю было у них по-настоящему хорошо. Но произошло так, что отец Мамульки однажды сказал его маме, что влюбился в другую женщину, что жить без неё не может, а обманывать и изворачиваться он не привык. И, чтобы всё было по-честному, предложил мирно разойтись и остаться большими друзьями.

   Так и получилось: разошлись они, действительно, мирно и тихо; только вот дальнейшей дружбы не вышло; ни большой, ни маленькой. Это потому, что новая жена папы жила далеко, в другом городе, а познакомился папа с ней, когда был в командировке. Потом время от времени туда приезжал, пока однажды не решил приехать навсегда.

   Мамулька один раз побывал у него на каникулах, но больше, сказал, не поедет. Папина супруга родила нового сына, и Мамулька понял, что он теперь – лишний. Впрочем, папа больше его и не приглашал.

   Сашина мама после развода вдруг резко постарела, подурнела и почему-то очень поправилась; бесконечно пила теперь таблетки для похудения. Да и характер изменился, стал совсем другим. Она вся с головой ушла в работу, завела каких-то новых бессемейных подруг. И сразу стало в весёлом доме пусто и неуютно, как будто тут появился кто-то невидимый, но очень злой. Громкий смех мама теперь воспринимала болезненно и всё чаще гнала друзей на улицу:

   - Идите погуляйте, нечего тут глаза мозолить.

   И только ночевать у друга Гусю по-прежнему можно было без всяких ограничений.

                                                   *   *   *

   В новую компанию Гусь и Мамулька попали прошлой весной: однажды гуляли по набережной, присели на скамейку, а к ним подошёл Димон (из параллельного класса):

   - О, сладкая парочка? Позвольте упасть рядом?

   Они подвинулись. Димон угостил приятелей пивом, и мальчики разговорились. Димон предложил сброситься и продолжить гуляние вместе («Сейчас друзья подойдут».). Подростки согласились.

   Потом они долго и шумно выпивали, чудили, хохотали. Гусь, у которого был хорошо подвешен язык, компании очень понравился, отлично в неё вписавшись. Ну, а где Гусь, - там и Мамулька. Так приятели значительно расширили круг своего общения, и уже теперь ходили на улицу не просто так, а к своим.

   К тому же, кажется, Мамульке очень нравилась Юля. Но это заметил только Гусь, который знал друга как самого себя. Все остальные ни о чём не догадывались, и у них считалось, что Юля – как бы с Димоном. «Как бы», потому что наверняка это тоже не было ясно, и Мамулька не терял надежды.

   Встречаясь, подростки обычно «сбрасывались» (кроме девушек, конечно), покупали немножко закуски, вина и долго «сидели». Иногда Димон приносил с собой гитару и пел. Ну, а душой коллектива всегда считался непревзойдённый анекдотчик Гусь, у которого, благодаря отменной памяти, всегда в запасе была свежая шутка или «прикол».

   В тот вечер они встретились как обычно и, как всегда, много пили и смеялись. И Юлька вдруг начала оказывать явные знаки внимания молчаливому Мамульке. Все видели! Ни с того ни с сего она подсела к нему, разрешила (потребовала!) накинуть себе на плечи Мамулькину куртку, потому что к ночи стало свежо. Мамулька цвёл и млел.

   Димон явно злился, отпускал неудачные шутки, а Анжела премило съязвила про какие-то рожки, и Димон пришёл в ярость.

   Вот тут и подвалил этот бомж, будь он неладен. Дескать, хорошо, ребята, отдыхаете, не примете ли к себе выпить-закусить? Тут всё и началось, и Димон отвёл душу, от всего сердца послав старика с его болтовнёй о незабываемом прошлом. Дед, тоже пьяный, ответил – и слово за слово. Всё.

   А когда Димон крикнул бить, Мамулька даже рад был: пусть Юлька посмотрит, что он, Сашка, не такой тихоня и молчун, каким кажется. И, может быть, позволит даже проводить себя ему, а не ненавистному Димочке.

   Но тут Мамулька просчитался: расходиться выпало поодиночке, и даже им с Гусём пришлось встретиться только у самого дома. И Гусь, как обычно, у Мамульки заночевал.

                                               *   *   *

   Не знали о драке только два члена компании: Костя Шар и Олька-Непруха, которые в тот день ушли гораздо раньше. Они были двоюродные брат и сестра, а среди друзей имели свой интерес. Костя Шар время от времени приносил и угощал приятелей какими-то необычными сигаретами, называя их коротко: «Дурь».

   Когда он принёс «продукцию» в первый раз, к ней отнеслись настороженно. Но Костя предлагал бесплатно и от всей души, и все, кроме Юрки Малого, сделали по паре-тройке затяжек. «Дурь» понравилась, и Костя пообещал поставлять её и дальше, по сходной цене, «как для своих». Все согласились.