Я тебя не знаю - Иван Юрьевич Коваленко

познал. Все немного сложнее. А его легкость… Она была, с одной стороны, притягательна (и давала умиротворение), а с другой – имелось в ней еще что-то, иная реальность, к которой таким, как она, лучше не подбираться.

Поэтому если с его появлением в ней и начали рождаться слова, то все они были как склизкие зародыши и даже произносить их было неприятно: я не твоя, я не смогу, в этом нет смысла, я не должна быть с тобой – и все в таком роде. Вот и получалось, что ее молчание становилось еще упорнее, казалось, вокруг нее вырастали одна за другой новые стены, а он воспринимал это как загадочный внутренний мир, к которому получил доступ и, надо думать, разгадал ее сущность.

Но он ничего не разгадал. Просто решил быть спасителем, вбил себе это в голову, а сам даже не надел белый докторский халат.

ТЕРПЕНИЕ. Пятая стадия

Однажды они шли по заснеженной Москве – где-то в районе Бульварного кольца и Старого Арбата.

– Снег – самое интересное, что нас окружает, – сказал вдруг он.

Будучи моложе ее на пару лет, он не терял способности к поэзии, от которой по большому счету не было никакого практического толка. И духовного, если можно так сказать, тоже – просто были глубокие эстетические изыскания да похвала уму.

Она, как обычно, промолчала, а он через какое-то время продолжал:

– То, что создано быть водой, становится застывшей массой, которую можно пощупать и ощутить. Вот так природа делает нам подарки.

И он улыбнулся – то ли самому себе, то ли всему мирозданию разом. Потом посмотрел на нее, как бы ожидая реакции. Она же продолжала идти вперед.

Нет, безусловно, снег – это красиво, и по-своему, наверное, он прав: тут и подарки Вселенной, и ее милость к нам… Но это просто набор обстоятельств. Что-то, чему без необходимости не нужно придавать значения. Поэтому она ответила:

– Если бы мы жили на хуторе, а ты проснулся рано утром после метели и увидел, что все кругом заметено, то говорил бы иначе. И пошел бы за лопатой.

Ну вот, получилось, что упрекнула его. Но, как бы то ни было, Давид на какое-то время замолчал и посерьезнел.

А несколько позже, когда они уже, кажется, начали привыкать друг к другу, Давид принялся говорить: во мне хватит терпения, ты мне слишком дорога, чтобы обращать внимание на мелочи, мы же созданы друг для друга.

«Да с чего ты взял?!!» – крикнула она ему однажды, когда обоим не хватало именно что терпения.

Он молча посмотрел на нее, блаженненькое выражение лица на какое-то время сменилось растерянностью, но потом к нему вернулись покой и уверенность в себе.

– Я просто знаю, – ответил он. Но подходить и обнимать не стал. И правильно сделал.

Когда люди начинают жить вместе по-настоящему, любые секреты должны исчезнуть. Каждый для другого становится открытой ладонью, на которой все черточки можно рассмотреть и безбоязненно дотронуться до любого пальца или подняться выше, к запястью. Но что делать, если один из них ничего о себе не знает, а другой знает слишком многое?

И что идет после «терпения»? Этого она не знала.

23:00

Алиса поднялась со скамейки.

– Вам нужны сигареты? – спросила она.

– Не откажусь, – ответил Александр Иванович и взял пару штук из протянутой пачки.

Жена будет недовольна. Он и так много курит, а если выяснится, что зависим до такой степени, что попрошайничает у девиц…

Но теперь у него есть две сигареты, а значит, еще полчаса или час он сможет провести на улице, не беспокоясь ни о чем. Возможно, даже сумеет как-нибудь развлечься, по-пенсионерски – так он называл прогулки, во время которых сам поднимал себе настроение. Например, здоровался с воронами или галками и представлял, что птицы ему отвечают. Или говорил себе: у каждого трактора или бульдозера на улице (Боже мой!) добрая душа.

(«Наверное, я не совсем нормальный?» – спрашивал он у жены. На что она обнимала его и говорила, что он-то как раз самый нормальный. А может, и лучше всех, если способен радоваться миру, в котором многие из радости ничего не находят.)

Алиса двинулась по направлению к дому. Каким-то образом они с Александром Ивановичем поняли друг друга. Им предстоит еще раз встретиться, и тогда они поговорят более подробно и обстоятельно. И наверное, он точно ничего не будет рассказывать про своих учеников, а она, возможно, приоткроет завесу своей жизни чуть больше, чтобы он (кто знает?) смог ей помочь.

У подъезда ее ждал мужчина. И его она хорошо знала.

23:05

…и то, как Алиса появилась из тени сквера, показалось ему кадром из хорошего фильма. Он сыщик, а она – кто-то из подозреваемых. Забавно, что именно так все и было.

– Вам-то что от меня нужно? – спросила она и подошла почти вплотную.

Значит, не боится его. Или боится настолько, что пускает в свою природу частичку безрассудства, потому что сейчас между ними всего несколько сантиметров. Почти идеальное расстояние, чтобы почувствовать внутреннее состояние.

Но ничего, кроме «отсутствия», Тимофей не ощутил. Как и днем, на допросе.

Постояв несколько секунд вот так перед ним, она разворачивается и направляется к двери дома, нажимает кнопки на домофоне и, не оглядываясь, заходит внутрь.

И если бы на этом все закончилось! Но нет. Из сквера появляется еще один человек – тот самый мужчина, который сидел на скамейке рядом. Хорошо одетый, похожий на преподавателя ухоженный пенсионер. Тимофей таким никогда не будет. Он и сейчас-то выглядит старше своих лет, а когда останется без дела, то, наверное, и жизнь на этом закончится и не будет ему никакого дела ни до плащей, ни до выглаженных брюк.

– Что вы хотели от нее? – спросил пенсионер и подошел почти так же близко, как Алиса. Но все равно можно ощутить его внутренний ритм. Этот человек был раскрытой книгой, и «прочесть» его не нужно и минуты молчания. Искреннее, доброе сердце. А если у него и есть секреты, то только от самого себя. Неопытен в пустых вещах, но проницателен в том, что пролегает глубже суетливой жизни. Заботлив, иногда молчалив, а иногда многословен. Такие никогда не становятся преступниками, потому что в их природе живет исконное стремление к правде и желание ее сберечь.

Или попытки найти правду там, где ее и быть не может? Или стремление, чтобы ее обрели те, кто вокруг него?

Но вокруг него никого, кроме жены, – это хорошо чувствуется. И он тоже ничего не знает про Алису. Они едва знакомы. Просто добрый, благородный человек. Явно напуган, но напуган не так, как это происходит с обычными людьми: те просто боятся за свою жизнь, а этому страшно, что он упустит что-то из судьбы. Потому что она для него – святыня.

23:10

Тимофей вернулся к своей машине. Увидел, как в окне четвертого этажа зажегся свет. Ярко-зеленые шторы. Через десять минут свет потух.

Если Алиса сейчас выйдет на улицу снова, это многое объяснит. Наверное.

23:15

Пока он ждал, в его машине играло радио с классической музыкой. Фортепианный концерт Сергея Рахманинова № 3 в исполнении самого Рахманинова. Возможно, лучшее в мире музыкальное произведение. В те времена музыку записывали от руки, и на то, чтобы продумать ее, записать, переписать заново, издать, выучить, отрепетировать и исполнить, уходили месяцы. Сейчас ни у кого терпения на такое не хватит. Всем подавай «здесь» и «сейчас».

Тимофей наслаждался мелодией и атмосферой. Машина стала небольшим концертным залом и вообще перенеслась куда-то в прошлое – в Соединенные Штаты и 1936 год, именно там и тогда была сделана запись. Так что сидит он не в черном автомобиле Ford Focus, а в каком-нибудь Ford V-8 или какие там модели существовали в то время.

В конце концов Алиса действительно вернулась на улицу. И была одета совершенно по-иному.

23:30

Они оба следили, и в этом заключалась ирония – двое мужчин, которые ровным счетом ничего не знают ни друг о друге, ни о женщине, которая идет перед ними.

Тимофей и Александр Иванович. Один следит за ней, другой следит и за ним, и за ней одновременно.

– Что же вам от нее нужно? – опять этот вопрос.

Один человек догнал другого. Тимофей в первый момент удивился и замешкался. Сейчас он упустит Алису, но, может быть, узнает что-то другое об этом старике.

– Меня зовут Александр Иванович, – сказал пожилой мужчина, – и я вижу, что вы преследуете эту женщину.

– Как и вы, – ответил Тимофей.

– Я пытаюсь оградить ее от неприятностей, – ответил старик и сам удивился чепухе, которую сказал. Надо же, привязался к какой-то девице, которая, похоже, не в себе и притягивает истории одну за другой!

– И я пытаюсь, – ответил Тимофей.

Алиса скрылась за поворотом. Играть в слежку больше не имело смысла.