Тайные разведки (военное шпионство) - В Клембовский

Сам Фридрих говаривал: «Маршал де Субиз требует, чтобы за ним следовало сто поваров; я же предпочитаю, чтобы передо мною шло сто шпионов».

Одни из противников Фридриха, французы, по свидетельству генерала Бардена, вовсе не употребляли шпионов в начале Семилетней войны, но вскоре убедились в пользе их и учредили в армии особую должность начальника шпионов.

У других противников, в русской армии, сбор сведений о театре военных действий и о неприятеле производился как через шпионов, называвшихся «конфидентами», так и через русских офицеров, отлично владевших немецким языком и знакомых с краем, например, майора Романиуса, поручиков Далегорского, Шрейдера и многих других. Фрейман, адъютант Юрия Ливена, все время разъезжал под видом польского офицера. Другой русский офицер, посланный Лопухиным, проехал через всю Пруссию до Данцига, «будучи в службе лакеем у одной женщины»[29]. С 1758 г. сведения о неприятеле доставлялись преимущественно конницей. «Нет сомнения в том, что у нас не пренебрегали другими средствами для того, чтобы узнать о положении неприятеля, но не в той мере, как принято думать; показаниям „конфидентов“, служивших исключительно за деньги, ни Фермор, ни кто другой не придавали решающего значения. Фермор с начала войны имел наглядный пример ложности донесения самого верного конфидента Брауна (иезуита под литерой F), уведомившего почти накануне падения Швейдница, что крепость сильна и „нечего опасаться“, а потому понятно, что с его стороны мы не встречаем особого доверия даже донесениям ксендзов, которые по их образованию и убеждению, по-видимому, были опасными „конфидентами“ врагов Фридриха II. Вообще все сведения, случайно получаемые в главной квартире стороной, проверялись разведками и донесениями постоянных конфидентов, которых в начале 1758 г. было не более 3–4. Значительное число тайных агентов русской главной квартиры появляется позднее, зимой 1758–1759 гг.»[30]

В конце того же столетия, 6 сентября 1794 г., после поражения поляков под Крупчицами, отряд Сераковского поспешно отступил к Бресту кратчайшим путем, через леса и болота. Суворов не преследовал его и к ночи 7 сентября, пройдя 40 верст, подошел к д. Трещин, верстах в шести от Бреста. Предполагая обойти позицию поляков справа, Суворов выслал 20 казаков под начальством подполковника Ивашева для рекогносцировки бродов через Мухавец и Буг и для сбора сведений о противнике. Не успел еще Ивашев вернуться, как казаки привели еврея, который сказался посланным от своих земляков-единоверцев. «По его словам, в Бресте ожидали скорого прибытия русских войск, и еврейское населебие, заботясь о своей участи при предстоявших военных действиях, предлагало русским свои услуги. Посланный показал, что войска Сераковского очень утомлены, что решено избегать нового боя и утром ретироваться по направлению к Варшаве, для чего обозы уже тронулись в путь. Кроме того еврей разъяснил, насколько мог, разные другие обстоятельства, важные для русских: о свойстве местности, ширине Мухавца и Буга, бродах, и предложил себя в проводники». Немедленно продиктовав диспозицию собравшимся генералам, Суворов выступил в час пополуночи 8 сентября, переправился вброд через Мухавец и Буг, заставил Сераковского принять бой и разбил его наголову[31].

Шпионство, почти совсем утратившее во Франции свое значение после Людовика XIV, получило новую силу и развитие при Наполеоне I. Великий полководец посвятил много времени, труда и денег, чтобы, с одной стороны, прочно поставить это дело в своей армии, с другой — оградить себя от подобных попыток своих врагов. Доказательством этому служить переписка Наполеона[32], из которой заимствуем следующие выдержки.

20 сентября 1797 г. из Пассериано генералу Дюма: «Пошлите шпионов в Гориц, Триест и Лайбах, чтобы узнать названия кавалерийских полков и пехотных батальонов, находящихся в этом крае. Поручите также своим агентам наблюсти, произведены ли какие-нибудь работы в Горицкой цитадели и поставлены ли туда орудия».

27 сентября 1798 г. из Каира генералу Дюпюи: «Прикажите обезглавить двух взятых шпионов и пронести их головы по улицам города с объявлением, что они были местными шпионами».

21 сентября 1805 г. из Сен-Клу генералу Лемаруа: «Вы выедете ночью, отправитесь в Базель, не раскрывая ни имени, ни звания своего. Вы должны собрать с большим вниманием самые точные сведения об австрийцах, находящихся в Штокахе, Шварцвальде и Форарльберге. Проезжайте вдоль Рейна с швейцарской стороны и дойдите до Шафгаузена, чтобы получить там те же сведения. Оттуда отправьтесь в Куар и вернитесь через Берн».

4 марта 1807 г. из Остероде генералу Морану: «По своему положению[33] вам удобно выслать шпионов. Не жалейте денег и посылайте мне два раза в день донесения о том, что узнаете».

20 декабря 1811 г. из Парижа герцогу Бассано: «Напишите шифром барону Биньону, что, если война возгорится, я предполагаю прикомандировать его к своей главной квартире и поставить во главе тайной полиции по части шпионства в неприятельской армии, перевода перехваченных писем и документов, показаний пленных и т. д.; поэтому необходимо, чтобы он немедленно организовал хорошую секретную полицию; чтобы он сыскал двух поляков, хорошо говорящих по-русски, военных, способных и заслуживающих полного доверия, одного — знающего Литву, другого — Волынь, Подолиюи Украину, наконец третьего, говорящего по-немецки и хорошо знающего Лифляндию и Курляндию. Эти три офицера должны будут опрашивать пленных. Надо, чтобы они свободно владели польским, русским и немецким языками. Под их начальством будет человек двенадцать тщательно выбранных агентов, оплачиваемых соответственно важности добытых ими сведений. Желательно, чтобы они могли давать некоторые разъяснения насчет мест, где пройдет армия. Я желаю, чтобы г. Биньон тотчас занялся этой организацией. Для начала три указанные агента должны завести себе своих агентов на дорогах из Санкт-Петербурга в Вильно, из Петербурга в Ригу, из Риги в Мемель, на путах из Киева и на трех дорогах из Бухареста в Санкт-Петербург, Москву и Гродно; послать других в Ригу, Динабург, Пинские болота, Гродно, и иметь ежедневные сведения о состоянии укреплений. Если результаты будут удовлетворительны, я не пожалею ежемесячного расхода в 12 000 франков. В военное время размер вознаграждений лицам, доставляющим полезные сведения, не может быть ограничен».

Маршалы следовали примеру своего вождя. «Полководцу настолько же важно скрыть свои намерения, насколько проникнуть в намерения противника, — говорит Мармон[34]. — В этом отношении он не должен ничего упускать из виду. Ему следует держать шпионов, хорошо оплачивать их, хотя и не слепо доверять их показаниям. В особенности выгодно завязать сношения со служащими в штабах». А генерал Бельяр писал Ласаллю в октябре 1806 г.: «Добудьте, дорогой Ласалль, все возможные сведения о противнике; если удастся, пошлите шпиона в Наумбург; посулите ему крупную сумму денег: 3000, даже 6000 франков, если он доставит ценные сведения»[35].

Бюжо рассказывает между прочим следующий факт. В 1812 г. была минута, когда французская армия потеряла соприкосновение с русской и не имела никаких сведений о ней, несмотря на всевозможные попытки узнать что-нибудь. Тогда эту задачу взял на себя некий капитан Лафонтен, воспитанный в России и прекрасно говоривший по-русски. Переодевшись русским офицером, он проник в район, занятый нашей армией, разъезжал всюду на почтовых лошадях, требуя их по мнимому повелению государя, и вернулся несколько дней спустя с богатым запасом ценных сведений.

Марбо говорит в своих Мемуарах, что перед походом в Россию все французские генералы получили карты России; они были отпечатаны с медных гравировальных досок, несмотря на громоздкость выкраденных из русского архива французскими шпионами, а затем отосланных во Францию[36].

У нас в 1812 г. не раз пользовались шпионами, причем эту роль иногда брали на себя наши знаменитые партизаны. Достаточно вспомнить поиски Фигнера в окрестностях Москвы. Прекрасно владея французским языком, он смело отправлялся на французские биваки под видом то торговца, то бродяги, иногда даже переодевшись французским офицером. Немалым количеством важных сведений обязана была наша армия своему славному партизану Фигнеру.

Австрийцы также не пренебрегали услугами шпионов. По свидетельству де Брака[37], в день сражения при Эсслингене на французских биваках были обнаружены австрийские шпионы, пробравшиеся туда под предлогом скупки кож со скота, зарезанного для продовольствия войск.

Одним из самых верных и тайных агентов европейской коалиции, образовавшейся против Франции в 1793 г., был швейцарец Малле дю Пан, известный публицист и горячий приверженец Людовика XIV. Он был политическим агентом и по некоторым сведениям стоял во главе обширной сети шпионства. 20 февраля 1796 г. Малле дю Пан доставил императору австрийскому весьма определенное и ценное военное сведение: «Директория больше всего занята проектом во что бы то ни стало проникнуть в Пьемонт и Миланскую область. С этой целью уже предназначены и вновь назначаются большие силы для присоединения к Итальянской армии. Эти войска проходят ежедневно значительными отрядами через Лион; другие части, а также большие артиллерийские парки и транспорты с боевыми припасами следуют из Лангедока в Ниццу. Хотят предупредить союзников и рано открыть военные действия решительным наступлением. Это положительный факт, который я узнал из первоисточника»[38].