Неодолимое желание близости - Януш Вишневский

Она стала номером одна тысяча восемнадцатым в списке «сокращенных по причине кризиса». Его не уволили, хотя именно он больше всех раздувал этот мыльный пузырь. Она же в очередной раз убедилась, что верхи обладают привилегией наблюдать за происходящим с безопасного расстояния.

Первое время она жила на свои сбережения. Стыдилась регистрироваться на бирже труда. Была уверена, что найдет работу в течение месяца. Во Франкфурте более двухсот пятидесяти банков.

Почти после каждого отосланного резюме ее приглашали на собеседование. У нее было внушительное CV с единственным недостатком — она была из «того самого банка». Но это было не так важно. Самым большим препятствием был ее живот.

Беременность для потенциальной работницы вообще нежелательна, а во время кризиса тем более. Это как кредит без ипотеки. Лучше иметь рак легких, кишечника или даже мозга — главное, чтобы это было незаметно. Беременность, в отличие от рака, предвещает новую жизнь — и потенциально нового клиента, но с какого-то момента ее невозможно скрыть.

К тому времени, как она отправила более двухсот резюме, у нее закончились сбережения. И родилась Марта. Двумя неделями позже пришло приглашение из Центра занятости. Она подредактировала резюме, сделала новую фотографию, к тому же у нее уже не было живота. Она похудела так, что влезала в мини-юбки, которые когда-то надевала для этого надутого индюка-начальника. Она не желала брать деньги у банковского служащего с верхнего этажа небоскреба. Она хотела работать и возвращаться домой к Мартусе, которая стала для нее самым главным в жизни.

Она приходила в Центр занятости каждую неделю. Поначалу там лишь вздыхали, глядя на нее, потом старались поскорее избавиться, как от назойливой мухи. Каждый раз, возвращаясь к Марте, она чувствовала себя униженной.

Ей перестало хватать денег на детское питание. Потом отключили телефон, грозили отключить и электричество. Она уже не помнила, когда именно ей пришла в голову идея с пистолетом.

Она жаждала мести. За одиночество, за унизительную нищету, за всю эту систему, за их «кризис», за «привилегии верхов», за свое бессилие. Она жила в районе, где туалеты в домах находились в конце коридора, зато пистолеты можно было «достать» по цене бутылки низкосортного виски. Когда два дня тому назад «хранитель сейфа» не удосужился даже поднять голову, когда она к нему подошла, у нее лопнуло терпение…

Кубики на полу

Он уснул сегодня в полдень, сидя в песочнице на детской площадке и держа в руках картонный стаканчик с двойным эспрессо, который должен был вернуть его к жизни.

Это привело к небольшому скандалу, так как он облил кофе двух детей, что играли поблизости. К счастью, за эти несколько недель он успел почти подружиться с их мамашами, поэтому легко отделался: все обошлось негодующими взглядами, упреками в безответственности и колкими замечаниями.

У Марлены сейчас режутся зубки, поэтому спит он мало. У обычных детей, как он вычитал в справочниках, первые зубы, по статистике, почти всегда прорезаются в конце двенадцатого месяца жизни.

Однако Марлена не укладывается в статистику. У нее зубки начали прорезаться на тринадцатом месяце. Когда была, скажем так, его «смена». И ей не помогают ни чаи из мелиссы перед сном, ни промывание десен настоем ромашки.

Иногда, если повезет, ему удается часика два вздремнуть.

А около шести утра он уже хлопочет на кухне, подогревает Марлене бутылочку с кашкой. Когда режутся зубки, ребенок плачет иначе, чем от голода. И он уже умеет это различать. Голодный плач тише, не такой пронзительный и, что самое главное, будит его, а не жену, и это избавляет их от утренней ссоры.

В семь тридцать жена уходит на работу, и они с Марленой остаются одни. Почти до шести вечера. Бутылочки, кашки, пеленки, прогулки, раздевание, одевание, переодевание — когда слишком холодно, или слишком жарко, или на улице ветер, или ветра нет. А еще супы, пюре, деревянные кубики, детская площадка, книжки и снова пеленки.

В последнее время он выдерживает все это с трудом. Бессменное круглосуточное дежурство, а потом еще претензии жены: оказывается, он «даже не потрудился достать посуду из посудомоечной машины и корзину с пеленками тоже не вынес». Он уже не помнит, когда они в последний раз спокойно разговаривали — не о Марлене и без упреков и обид. Не говоря уже о том, что уже два месяца не спят вместе.

Все изменилось. А ведь начиналось так хорошо! Когда родилась Марлена, они договорились, что через двенадцать месяцев жена вернется на работу, а он возьмет положенный по закону двухмесячный отпуск по уходу за ребенком и даст Марлене то, чего никогда не давал ему отец.

Теперь два месяца отпуска подходят к концу, и он ждет возвращения на работу так, как другие ждут отпуска на Сейшелах. Его все это уже достало. Он непременно должен выйти на работу, вернуться к шефу, которого ненавидит, и составлению документов, которые никто не читает.

Зато у него будет перерыв на ланч, и он возьмет книгу, купит в ларьке у турка бутерброд и спокойно почитает в парке на лавке. Он мечтает вернуться к периоду ПНМ, то есть «перед нашей Марленой».

В жизнь ПРМ, то есть «после рождения Марлены», он совершенно не вписывается.

Еще никогда ему не было так одиноко, как в эти два месяца. Он часами остается наедине с ребенком, не получая взамен ничего, кроме нескольких бессмысленно счастливых младенческих улыбок. Марлена просто есть, и она все время чего-то хочет.

Он обожает эти улыбки и любит дочку больше всего на свете, он очень хотел детей, и жена этого хотела, но он даже не представлял, что это такое — иметь ребенка. Может, потому что в ДНК мужчин отсутствует какой-то ген? Но если этот ген, несмотря на эволюцию, по-прежнему отсутствует, возможно, он мужчинам не нужен?

Или эволюция ни при чем, и он просто воспроизводит модель своей семьи и поведение отца? Но если так, почему точно так же думает пятидесятичетырехлетний Бертольд, который, как и он, по неведению ввязался в этот бессмысленный эксперимент с двухмесячным отпуском для отцов?

А ведь у Бертольда совсем другая семейная модель. «Такое могли придумать только мстительные женщины, импотенты или бездетные члены правительства», — говорит Бертольд, ссылаясь на опыт своего отца. Тот получил богатое наследство — десятка полтора каменных зданий в Берлине и Франкфурте, и ему не к чему было работать. И все же воспитывать ребенка он предоставил жене. «Выдержать такое, не утратив душевного равновесия, сохранив достоинство и не сойдя с ума, способна только женщина», — утверждал отец Бертольда, который явно знал, что говорил, так как произвел на свет восьмерых детей.

Вот и теперь свою жену он, как подчеркивает каждый раз, «уважает, обожает и со всей ответственностью и без опозданий финансирует». Когда-то Бертольд относился к этому патетическому утверждению, которое отец каждый год повторял за рождественским ужином, как к вызывающей оскомину байке нахального самца. Но последние шестьдесят дней радикально изменили его взгляды, и теперь он полностью с отцом согласен.

А может, у мужчин, по пока еще не выясненным наукой причинам, существует более важное предназначение, чем забота о детях? Ведь этого никто не замечает и не ценит — конечно, кроме самого ребенка, который, если родительские обязанности не выполнены в срок, требует своего, вопя во все горло. Какой в конечном итоге смысл подмывать, вытирать и припудривать покрасневшую попку Марлены, если бы не ее благодарный взгляд?

Через две недели он вернется на работу. И почти уверен, что его жена и Марлена ждут этот день с таким же нетерпением, как и он сам.

Правда, порой ему кажется, что, скорее всего, он не станет сидеть на скамейке в парке, а в обеденный перерыв поедет домой. Обнимет дочку, разбросает по полу кубики, а когда они вместе соберут их и малышка со счастливой улыбкой сожмет крошечной ручонкой его палец, он шепнет ей на ушко, как сильно ее любит…

Закономерный ход событий

Первый фургончик с мебелью уехал без него. Он сказал, что останется, чтобы подготовить и спустить вниз оставшиеся вещи. Он солгал. Он вовсе не собирался ничего подготавливать. Ему просто хотелось побыть одному. Вернуться в эту комнату, наполненную прошлым, посидеть в тишине на полу и попытаться смириться…

Его дочери Иоанне двадцать пять. Она умная, рассудительная и такая же красивая, как ее мать. Она влюбилась. Нашла мужчину своей мечты. И счастлива. Ему не надо ничего говорить. Он сам это видит. И слышит. Давно он не слышал по телефону такой радости в ее голосе.

Его дочери хочется все время быть вместе с любимым. Они нашли себе жилье недалеко от Франкфурта.

До недавнего времени она там только «бывала», а теперь хочет туда переехать, чтобы жить у него со своей пижамой, книгами, платьями в шкафу, косметикой в общей ванной, с общим адресом и номером телефона.