Психосфера - Брайан Ламли

На его коленях лежал переносной терминал, на его крошечном экране светилось это слово и координаты:

МОТЫЛЁК: 64°7′; -3°95′

«Мотылёк» было кодовым названием одной из британских подводных лодок типа «Резолюшн»,[4] а координаты говорили о её местоположении: на полпути между Исландией и Норвегией, примерно посередине воображаемой линии, проведённой точно на север между Шетландскими островами и Полярным кругом. На глобусе Губвы оно было обозначено как равномерно светящаяся точка в западной части Норвежского моря, голубоватое свечение, которое служило исключительно в качестве ориентира, точки фокусировки для его интенсивной телепатической передачи.

Координаты были выхвачены из ничего не подозревающего ума дежурного офицера по участку в Росайте,[5] примерно подтверждены таким же недалёким умом в Адмиралтействе, и окончательно определены самим капитаном Мотылька, когда он вернулся к своим обязанностям на глубине 400 футов под покрытой рябью и солнечными бликами поверхностью. Чтобы тут же оказаться в уме Губвы, оседлавшего, образно выражаясь, разум командира Мотылька.

Хозяин Замка был очень доволен тем, как прошла утренняя гимнастика — пока. Но это был его последний «визит» этого занятия, и он был самым важным; он мог определить его настроение на несколько дней вперёд, — а в один прекрасный день может определить судьбы мира.

А в остальном, утренняя работа уже была завершена:

Со Стратегическим Авиационным Командованием было труднее. Американцы — особенно в военных учреждениях — обладали стойким рассудком, который трудно взломать, они были психически упрямыми. Пилоты USAD[6] не были исключением. Силы Сдерживания Воздушного Базирования США часто описываются как бесконечный флирт с катастрофами, но это также и символ национальной безопасности — сознательность, доведённая до энной степени. В любой момент дня или ночи некоторые из этих самолетов были в небе, разумы их пилотов было нелегко найти, и в них оказалось необыкновенно трудно проникнуть.

Как бы то ни было, Губва знал большинство из них в настоящее время; и, однако, никто из них не знал его. Его знания были результатом более чем трёх лет скрытого наблюдения, постепенного проникновения в их умы. Это был длительный процесс, который он должен вечно обновлять и изменять в соответствии с обстоятельствами.

Маршруты воздушного патрулирования день ото дня менялись (с намерением, конечно, чтобы посрамить Русских, но, почти всегда это вводило в замешательство и Губву), и смена пилотов была довольно частой. Из-за свойств задачи, однако, замена или подмена пилотов не происходила целиком; там всегда было полдюжины легко узнаваемых, восприимчивых умов, открытых для него, большинство из которых он научился контролировать в той или иной степени. Контроль и был истинной целью этих упражнений. Для управления умами, такими, как эти, чтобы контролировать судьбы мира. В буквальном смысле.

Сегодня утром Губва вполне мог бы начать Третью Мировую войну, и в один прекрасный день он это и намеревался сделать. Например: он, может заставить один или несколько сверхзвуковых, с ядерным оружием, американских бомбардировщиков войти в воздушное пространство России, игнорируя все команды повернуть обратно.

Одновременно он мог бы разбомбить или «уничтожить, используя ядерное оружие», как выражались на современном жаргоне, Детройт, Бостон и Оттаву. И если бы ему при этом удалось поддерживать радиомолчание, не было бы никакой возможности убедить Пентагон и американские власти, что такая атака была проведена их собственными самолетами!

Даже если бы они признали неприемлемое, мировой порядок в результате будет стремительно разрушаться, каждая страна с крупным военным потенциалом перейдёт или объявит о переходе к ситуации «красной» боевой готовности. На этом этапе… немного давления на некие поддавшиеся панике умы людей, контролирующих пусковые кнопки управляемых ракет в стартовых шахтах в Вытегре, СССР, и —

— И потом настанет черёд китайцев, Губва там тоже потренировался — на выбранном месте в разбросанной цепочке бункеров вдоль границы Северной пустыни Синьцзян.

У китайцев по-прежнему не было западных или российских технологий наведения на цель, но то, чего им не хватало в точности, они с лихвой восполняли мощностью.

И их бомбы были невероятно «грязными». Цепная реакция от нажатой там в истерике кнопки вполне может создать полосу ядерного уничтожения и опустошения в тысячу миль шириной, идущую от Аральского моря до Сибири!

Всё это очень радовало, и Харон Губва вполне мог поздравить себя с успешными до сих пор утренними упражнениями. Он затронул эти различные пороги, не нарушая их, тем самым подготавливая основу для будущего.

Но сейчас, в разуме командира «Мотылька», он хотел провести один последний тест перед завершением сегодняшней тренировки. И это было испытание, которое потребует настоящей деликатности — или жестокости, в зависимости от точки зрения.

Губва давно изучил все привычки и особенности членов команды атомной подводной лодки, и он был хорошо осведомлён о том, что капитан Гэри Фостер имеет обыкновение спать урывками. Командир субмарины был одним из тех людей, которые лучше всего работают в стрессовой ситуации, и чем она более экстремальная, тем лучше; чей ум и тело действуют на своём максимальном уровне эффективности при нагрузке, какую другие сочтут непосильной.

И когда требовалось, под таким стрессом он мог работать без перерыва в течение долгих часов, даже дней. Его секрет (или так он сам считал) заключался в столь же впечатляющей способности засыпать, хотя бы ненадолго, в два счёта.

Это ему удавалось в любой суматохе в любое время суток, три или четыре раза за двадцать четыре часа, всегда, к удивлению, а иногда и к ужасу своих непосредственных подчиненных и членов экипажа, ибо в то время как сами они обычно спали в течение шести или семи часов в перерыве между обязанностями, их командир редко спускался в каюту более чем на два часа и часто обходился сном всего по пятнадцать минут! В середине вахты — или за приятным чтением «Плэйбоя», или посреди игры в покер — когда по всем расчётам капитан Фостер должен был крепко спать, он молча, неожиданно входил через люк или дверь в переборке, со своей сардонической, без чувства юмора улыбкой, холодной, как ветер с полюса.

Поэтому экипаж «Мотылька» знал, что не было ни часа, ни даже момента, когда они могли бы гарантировать, что их капитан был «свободен от дежурства». Это сделало их, как он имел привычку напоминать им, «кораблём без течи».[7] Это было хорошо для дисциплины.