Черноморский флот в трех войнах и трех революциях - Александр Широкорад

Вопреки сообщениям послеперестроечных «ужастиков», две трети офицеров, оказавшихся в момент восстания на «Потемкине», остались целыми и невредимыми. Из 21 офицера (включая священника броненосца, командира миноносца и двух прикомандированных представителей Морского технического комитета Главного артуправления) уцелело 14 человек.

Захватив «Потемкин» и миноносец № 267, матросы устроили митинг, на котором избрали комиссию из 30 человек, которой была отдана вся власть на броненосце. Председателем ее избрали Матюшенко. Матросы приняли решение идти в Одессу.

Митинг закончился спуском Андреевского флага и поднятием под звуки «Марсельезы» красного флага.

После митинга комиссия собралась в адмиральском салоне и в более спокойной атмосфере начала решать технические вопросы. Во-первых, надо было выбрать командира броненосца. Матюшенко предложил назначить на эту должность прапорщика Д.П. Алексеева. Он был призван во флот из запаса, до призыва служил штурманом дальнего плавания на коммерческих судах, а к пришедшим из торгового флота кадровые корабельные офицеры относились презрительно, смеялись над ними. Матросы же считали запасников более справедливыми офицерами. На должность старшего офицера выдвинули боцмана Мурзака. Унтер-офицеру Лычеву поручили управлять минными аппаратами и динамо-машинами. Обязанности старшего офицера возложили на члена комиссии машиниста большевика Степана Анисимовича Денисенко.

14 июня в 22 часа «Потемкин» бросил якорь на одесском рейде. Прибытие восставшего броненосца совпало с общегородской забастовкой, к которой присоединились более 100 предприятий. Большинство одесситов приветствовали потемкинцев, к броненосцу постоянно причаливали лодки и катера. Подошел и пароход, с которого был перегружен запас угля.

14 июня Матюшенко предложил арестованным офицерам сделать свой выбор. Добровольно остаться на корабле пожелали трюмный механик, выпускник Харьковского технологического института, поручик А.М. Коваленко, младший врач С. Г. Галенко и «гидравлический механик» подпоручик П.В. Калюжнов. Прапорщик Д.П. Алексеев был оставлен на корабле принудительно. Остальные офицеры утром 16 июня были свезены на берег.

15 июня на горизонте показался дым. На всякий случай на «Потемкине» сыграли боевую тревогу. Но опасения оказались напрасными — это было небольшое транспортное судно «Веха» водоизмещением 473 т. Оно числилось военным транспортом и было вооружено двумя 37-мм пушками Гочкиса. Перед началом навигации «Веха» ограждала определенные фарватеры вехами, а осенью их убирала. Команда состояла из 60 человек запасников. Кадровыми были лишь командир полковник корпуса флотских штурманов прибалтийский немец Эйхен и судовой врач Королев, сын матроса Балтийского флота. «Веха» осматривала маяк на Буге и теперь шла в Одессу. На ее борту находились два военно-морских инженера-прапорщика, участвовавших в осмотре маяка.

Приблизившись к «Потемкину», Эйхен, как и положено по уставу, поднял сигнал: «Прошу разрешения войти в гавань и иметь сообщение с берегом».

Офицеры «Вехи» принарядились, готовясь съехать на берег.

— Ваше высокоблагородие, на «Потемкине» боевой флаг! — доложил вахтенный сигнальщик «Вехи» Эйхену, приняв красный флаг революции за обычный флаг сигнального кода.

— По-видимому, броненосец прибыл на учения. Готовится к стрельбе, — предположил Эйхен.

С «Потемкина» просигналили ответ: «Встать за кормой броненосца и не иметь сообщения с берегом».

Такое приказание для команды «Вехи», в особенности для ее офицеров, оказалось неожиданным. Надев парадную форму, Эйхен при сабле и орденах отправился на своем вельботе с рапортом к командиру броненосца. Каково же было его изумление, когда вместо старшего офицера его встретили рядовые матросы.

Эйхен, прапорщики и доктор были арестованы, но вскоре отпущены. При этом Королев пожелал остаться на «Вехе».

Между тем одесская полиция решила учинить большую провокацию в городе. Переодетые в одежду рабочих полицейские открыли в порту склады со спиртом и вином и пакгаузы с товарами. А правокаторы тем временем распространяли по городу слухи, будто в порту бесплатно раздают продукты. Многие горожане, в особенности женщины, поверили в это и помчались в порт, совершенно не подозревая, что там готовится ловушка. Порт окружили войска. Они стояли на бульваре, на Строганавском и Сабанеевском мостах, со стороны Пересыпи и Таможенной площади.

«Когда окружение было завершено, полицейские подожгли склады. Огромной силы пожар охватил почти все портовые постройки с хранившимися в них товарами и стоявшие у причалов суда.

Среди тысяч людей началась паника, все бросились бежать, давя друг друга, но казаки никого не выпускали из порта и расстреливали всех, кто пытался прорваться. Женщины и дети в отчаянии бросались в воду»{4}. Позже стрельба в порту была великолепно показана Сергеем Эйзенштейном в фильме «Броненосец “Потемкин''» в сцене на Потемкинской лестнице.

Восставшие матросы хотели было открыть огонь по казакам и полиции, но по неясным причинам не сделали этого.

Лишь на следующий день, 16 июня, кто-то сообщил матросам, что в городской опере (по другим сведениям, в Воронцовском дворце) совещается военное и гражданское начальство Одессы. По этому зданию и решено было открыть огонь. Восставшие вели себя довольно корректно. Тремя холостыми выстрелами они оповестили население, а через полчаса произвели два боевых выстрела из 152-мм пушки Кане. Однако оба снаряда легли с перелетом, и матросы были вынуждены прекратить стрельбу во избежание жертв среди мирного населения.

15 июня управляющий Морским министерством Ф.К. Авелан получил из Севастополя от временно исполняющего должность главного командира вице-адмирала А.Х. Кригера[6] срочную шифровку, в которой говорилось: «Вместо телеграммы командира, посланного в Тендру с комиссией для опытов стрельбы броненосца «Потемкин», сейчас получил телеграмму от командующего войсками о приходе броненосца в Одессу и о полном бунте команды на нем. Посылаю два броненосца с минным крейсером и миноносцами под командой контр-адмирала Вишневецкого с полномочиями принять меры, какие потребуют обстоятельства».

Авелан срочно позвонил царю в Петергоф, где тот в семейном кругу безмятежно проводил досуг. Из царского дневника:

«15 июня. Среда.

Жаркий тихий день. Алике и я очень долго принимали на Ферме и на целый час опоздали к завтраку. Дядя Алексей ожидал его с детьми в саду. Сделал большую прогулку в байдарке. Тетя Ольга приехала к чаю. Купался в море. После обеда покатались.

Получил ошеломляющее известие из Одессы о том, что команда пришедшего туда броненосца «Князь Потемкин-Таврический» взбунтовалась, перебила офицеров и овладела судном, угрожая беспорядками в городе. Просто не верится!»{5}

На следующий день Авелан с находившимся в Петербурге Чухниным заявились в Петергоф.

«Вам надлежит сегодня же отбыть в Севастополь, — торопил адмирала царь. — Направьте в Одессу эскадру и немедленно подавите восстание хотя бы ценой потопления броненосца. Я надеюсь на вас»{6}. Замечу, что Авелан уже предвосхитил желание царя, еще 15 июня он отправил шифрованную телеграмму Кригеру с предписанием немедленно следовать «со всей эскадрой и минными судами» в Одессу, тотчас же предложить команде броненосца сдаться и, если последует отказ, «немедленно … дабы не дать возможности «Потемкину» успеть открыть огонь по городу и судам, потопить броненосец двумя минами миноносцев… Спасающуюся команду «Потемкина», если будет сопротивление, расстреливать»{7}.

По приказу Кригера в 2 часа ночи 16 июня из Севастополя выходит отряд кораблей под командованием контр-адмирала Ф.Ф. Вишневецкого. В его составе броненосцы «Три Святителя», «Георгий Победоносец», «Двенадцать Апостолов»; минный крейсер «Казарский» и малые миноносцы №№ 255, 258, 272 и 273. Отряд 12-узловым ходом идет на Одессу.

И адмирал, и старшие офицеры не были уверены, что их команды будут стрелять по потемкинцам. В кают-компании флагманского броненосца «Три Святителя» открыто обсуждался вопрос — стоит ли оказывать бесполезное сопротивление, если команда взбунтуется.

В 10 ч 35 мин, когда за кормой скрылся уже Тарханкутский маяк, выстроившейся на шканцах команде броненосца был оглашен приказ адмирала, в котором он не стал разглагольствовать о долге и присяге царю, а попросту пытался доказать невыгодность перехода на сторону восставших. Мол, все имеющиеся на кораблях запасы будут израсходованы «В самое короткое время», корабль вместо крепости окажется ловушкой, в которую попадут «все смутьяны», и такая участь уготована каждому кораблю, который поступит «так же беззаконно, как “Потемкин”». Со своей стороны адмирал обещал, что не собирается «нападать на «Потемкин» вооруженною силою и тем увеличивать срам», и обязывался принять «все меры благоразумия к миролюбивому прекращению беспорядков, что уменьшит вину команды «Потемкина» и ослабит ей наказание»{8}.