Семь лет в «Крестах»: Тюрьма глазами психиатра - Алексей Гавриш

А так как в нашей системе всего и всегда не хватало, им приходилось изобретать весьма нетривиальные способы решения проблем.

Но периодически находились персонажи, которые настолько выкручивали руки и перегибали пресловутую палку, что режим обращался ко мне за помощью в том, чтобы облагоразумить этих ретивцев. К их нечастым просьбам относительно моей работы приходилось прислушиваться и помогать им по мере возможностей. Ведь я от них зависел гораздо больше, нежели они от меня: своевременное устранение коммунальных проблем было крайне необходимо для спокойствия на отделении. Долгое время начальником этой службы был бывший военный – круглолицый, неизменно веселый и добродушный подполковник, прошедший не одну военную кампанию. Мне казалось, что на этой работе он отдыхал. Все наши проблемы в его глазах выглядели как детский сад, и он их решал изящно и без лишних эмоций.

Младший руководящий состав. Это корпусные, выводные и, наверное, кто-то еще.

Корпусной был на каждом режимном корпусе, а также на специализированных отделениях. В течение своей смены (суток) отвечал за спокойствие и за любой кипеж. Он контролировал приход и уход людей, раздачу пищи, вывод зеков из камер. На моем отделении у корпусного была еще одна важная функция – в его кабинет были выведены мониторы видеонаблюдения из надзорных палат.

Выводные. Не знаю почему, но в подавляющем большинстве эти должности занимали молодые и хрупкие девушки. Вот он – отечественный пенитенциарный абсурд в действии. Для экономии времени эти девушки собирали компанию по три-четыре зека и вели их через всю территорию, ну или почти всю территорию, на свидания, следственные действия, приемы у врачей и тому подобное. Представьте себе картину: хрупкая девушка в пятнистой синей форме, а за ней гуськом идут несколько мужиков, каждый из которых в два-три раза больше, чем сотрудница.

Наверняка в голове у многих возникает образ понурых мужчин, скованных кандалами по рукам и ногам, как в американских фильмах. Или хотя бы в наручниках. Но нет. Наручники – это спецсредства, и для применения их при конвоировании нужно обоснование. Поэтому это было «сопровождение» – без оружия, дубинок и других атрибутов власти.

Психологическая служба – одна из самых загадочных, странных и невнятных структур внутри системы. Эта служба как бы есть. И она работает. Много работает. Однако в случае ее отсутствия ничего не поменялось бы ни на йоту. Зачем она нужна? Прописана во всяких официальных приказах. Я же в своих наблюдениях за ее работой сделал два важных вывода.

Первый: психологи в большинстве случаев – молодые симпатичные девушки. К тому же весьма неглупые. Одной из составляющих их работы было общение со спецконтингентом. Объективно толку от этой болтовни мало. Но парни (арестанты) имели возможность насладиться приятным женским обществом и поговорить не об уголовщине и тюремном житье, а на отвлеченные темы. Такие вот узаконенные мини-свидания. Все прилично. Психологическое консультирование. А дальше – только фантазия заключенного после беседы. А когда ты молод и по полгода-году не имеешь возможности пребывать в женском обществе, такие короткие встречи бесценны. И это действительно позволяет снизить общий градус напряженности в изоляторе.

Представьте себе картину: хрупкая девушка в пятнистой синей форме, а за ней гуськом идут несколько мужиков, каждый из которых в два-три раза больше, чем сотрудница.

К тому же на психологов скидывали работу, которую никто особо не хотел делать. И не потому, что это какая-то очередная безнравственная или служебная хрень, а потому, что это морально тяжело и от таких тем хочется быть подальше. К примеру, вручение писем, в которых была информация о смерти родственников, разводах в одностороннем порядке или другие мало кому приятные новости. Они же психологи, должны сразу и провести душеспасительную «терапевтическую» беседу.

Второй пункт интереснее. Служба психологов – это, как говорят в системе, дежурная жопа. Кто бы и где бы грубо ни накосячил (я имею в виду членовредительство, попытки суицида, конфликты, которые нередко зависят, например, от оперов) – вину всегда можно переложить на психологов. И это тоже бесценно, поскольку позволяет равномерно распределить по отделам учреждения число всяких выговоров от большого начальства.

Ко всему прочему, наши с психологами функции пересекались. Они действительно работали и нередко выявляли людей в пограничном состоянии, нуждающихся как минимум в консультации врача-психиатра или даже в последующей госпитализации. Это была огромная помощь в профилактике суицидов и суицидальных попыток. А еще они отслеживали всех, кто состоит на спецучете у администрации учреждения, – в первую очередь склонных к членовредительству, агрессии и употреблению наркотических веществ. Так же как и они, я должен был ежемесячно предоставлять отчеты по профилактической работе с этими арестантами. И я нагло передирал их отчеты и не заморачивался.

Ну и в последнюю очередь – мы вместе отсматривали всех вновь прибывших в сборном корпусе. Мне было с ними не скучно, а им я помогал разобраться в некоторых феноменах психопатологии, с которыми мы сталкивались.

В этом отделе работали в основном прекрасные девушки. А я очень люблю женское общество. У них и разговоры интереснее, и посмотреть есть на что. Со временем так получилось, что с многими из них мы сдружились, и нередко я, отлынивая от своей работы, прятался в их отделе. «В тюрьме не надо работать, там надо быть». И я был. На зарплату это никак не влияло. Или же они по двое или по трое приходили ко мне в кабинет. Главное – найти повод. Например, очередной жулик, которого они хотят мне подсунуть для консультации.

Как-то даже дошло до того, что заместитель главврача, тоже прекрасная женщина, сделала мне невзначай замечание, что в кабинете психологов я бываю чаще, чем у себя на отделении. Пришлось заходить к ним реже, а приглашать их к себе чаще. Такая последовательность устраивала ее больше. К тому же она и сама нередко пряталась от своих должностных обязанностей с моим кофе у меня же в кабинете.

Больница № 2

Медицина в пенитенциарной системе – штука крайне занятная. Конечно, надо бы изложить ее историю начиная от Федора Петровича Гааза, но все это есть в «Википедии» и других открытых источниках.

Я опишу основные моменты, которые имели значение в тот период, когда я там работал. Главное и принципиальное – мы не подчинялись Минздраву. Все его приказы, распоряжения, рекомендации мы могли лихо игнорировать. А в случаях, когда это было выгодно, наоборот, могли отстаивать свою точку зрения, опираясь именно на них. Такая вот коллизия. Далее. Каждое пенитенциарное учреждение имеет медицинский отдел. В зависимости от размера заведения это мог быть фельдшерский пункт, медицинская часть или же больница. Кроме того, медицина делилась на обслуживание осужденных и находящихся под следствием. Естественно, все это перемешивалось и вычурно выворачивалось наизнанку.

Когда я только пришел, вся медицина была «под хозяином», то есть подчинялась начальнику учреждения. И эта система работала стабильно. Пока в соседней Москве не произошел летальный случай, а когда стали искать виноватых, медики свалили все на администрацию, мол, их не подпускали к пациенту, и они не имели возможности спасать, а администрация, естественно, во всем обвинила медиков. Эта история привела к серьезным последствиям. Правда, как всегда, только поверхностным.

Было принято оригинальное решение – создать внутри ФСИН медико-санитарные части (МСЧ): в каждом регионе нашей необъятной родины организовали новый бюрократический аппарат, который руководил медициной в каждом из подразделений системы (в колониях, изоляторах и так далее). Теперь больница или фельдшерский пункт больше не находились в подчинении администрации учреждения, которое они обслуживали, а значит, их работники стали самостоятельны в принятии решений. Это была глупость по двум причинам. Первая – МСЧ по-прежнему подчинялись региональному генералу. И вторая – мы работали в режимном учреждении, а значит, должны были выполнять все правила внутреннего распорядка. А в такой ситуации какая, к черту, разница, подчиняемся мы «хозяину» или нет, если де-факто да.

Таким образом получалось, что я не работал в «Крестах», а работал лишь на их территории, в больнице № 2 МСЧ-78, где цифры обозначают номер региона.

Наша больница имела следующую структуру: дежурная служба, терапевтическое отделение на 40 коек, инфекционное отделение на 20 коек, психиатрическое отделение на 100 коек, а также кабинеты стоматолога, врача-невролога, терапевта, флюорографии и так далее, которые были разбросаны, в буквальном смысле слова, по всей территории учреждения. То есть психиатрическое