Золото и кровь (СИ) - Емельянов

хотела, чтобы мы поженились под настоящими именами, чтобы это было правдой, чтобы бумага, которую мы получили, была настоящей.

— И она велела тебе убить его, — жёстко повторил Тирион.

Джейме снова помолчал, а потом пожал плечами, будто речь шла о пустяке.

— Да, — наконец признал он. — Но я смог убедить её не делать этого.

Тирион щёлкнул языком и приподнял брови в удивлении.

— Ты не убил ради неё, да мир и вправду изменился.

— На моих руках и так достаточно крови, — серьёзно ответил Джейме. — И на её тоже. Я сказал ей, что хочу, чтобы хоть одно счастливое событие в нашей жизни не было омрачено смертью. И мы отдали ему уйму денег.

Тирион кивнул.

— Самое милое в нашей свадьбе, — добавил Джейме, снова повеселев и приняв непринуждённый тон, — это то, что, в общем-то, почти ничего не изменилось: по сути мы как были Джейме и Серсеей Ланнистер, так и остались. Никаких, знаешь, споров о наследстве, положении. Довольно удобно, почему все так не делают.

— Таргариены делали, — напомнил Тирион.

— Серсея мне, кстати, всегда приводила их в пример, — кивнул Джейме.

— Они плохо кончили, — снова напомнил Тирион.

— Так и мы только чудом выжили, — беззаботно ответил Джейме, и Тирион рассмеялся.

— Рад, что твой сарказм остался при тебе.

— Рад, что кто-то этому рад, обычно бывало наоборот.

Вскоре Серсея позвала Джейме пожелать дочери спокойной ночи. Тирион поймал себя на умилении и решил, что стареет. После они втроём сидели у огня и пили вино; в какой-то момент Серсея присела на подлокотник кресла Джейме, и он обнял её за талию, а она его — за шею, и рассеянно гладила по волосам сзади, а Тирион смотрел на них и думал о том, как свободно они ведут себя, а ещё о том, как же, о боги, они похожи, и как же, о боги, они хороши. Раньше он не особенно обращал на это внимания, озабоченный тем, какие проблемы влекла за собой их связь. Но сейчас он просто смотрел на них, счастливый тем, что они живы и что все они могут вот так сидеть у огня и болтать, впервые за всю их сложную и злую жизнь, и думал: как же они хороши. Я всегда знал, что это так, но, кажется, только сейчас это вижу. Золотые близнецы, они были ослепительно красивы в юности, теперь они повзрослели, обзавелись морщинами и сединой — он заметил тонкую серебряную прядь, которую Серсея умело прятала в причёске — но их красота просто стала другой, и, когда они были рядом, она блистала ещё ярче, дополняла одна другую. С годами любящие супруги становятся похожи, но Серсея и Джейме были похожи с рождения, а теперь они стали словно двумя частями одного целого. Словно статуя из двух фигур, которую невозможно представить разделённой на две.

Серсея была весела, остра на язык, как всегда, но когда эта острота была направлена на Тириона, она казалась иной, чем прежде. Тирион слышал насмешку, резкость, свойственную всем Ланнистерам, но не слышал того, что раньше всегда было в словах Серсеи, обращённых к нему: презрения и желания оскорбить. Неужели она изменилась, снова гадал он. Неужели такое возможно.

Она — конечно, именно она — расспросила его об их теперешней жизни. Они уже знали условия, но она хотела ещё раз услышать подробности.

— Вы будете обеспечены, — заверил её Тирион. — Ланнистеры всё же Ланнистеры, так что изгоями на родине вы не станете. Многие будут рады вас видеть. А кто не будет рад — тот будет бояться меня. Да и вас не меньше…

— Наши дети? — спросила Серсея.

— Будут законными и не наследуют за вами никаких грехов. Аурелия сделает отличную партию, когда вырастет.

— Как мы можем отблагодарить тебя? — с чувством спросил Джейме.

Тирион пожал плечами.

— Не заставляйте меня пожалеть. Санса Старк уже пообещала отрезать мне член, если вы будете плохо себя вести. Кстати, сестра, не расскажешь, о чём вы с ней говорили в своих письмах?

Серсея обворожительно улыбнулась и качнула головой.

— Тебе лучше не знать, ты же не хочешь лишиться члена.

— Да хватит собирать детородные органы своих братьев, — отпарировал Тирион.

Джейме на мгновение нахмурился, но Серсея вдруг рассмеялась весело и беззаботно.

— Твой — только в качестве талисмана, а не рабочего инструмента. Ты удачлив. Значит и твой член тоже.

Тирион расхохотался, а Джейме закатил глаза.

Следующий день они провели все вместе. Тирион познакомился с Аурелией ближе и был совершенно ею очарован. Родители звали её Аури, и ему тоже было позволено называть её так. Она была безумно похожа на маленькую Серсею — по крайней мере, так утверждал Джейме — но иногда начинала копировать манеры и интонации отца, и это веселило всех до слёз. Джейме выглядел счастливейшим человеком на свете, и Тирион с досадой думал, что никогда не подозревал, насколько на самом деле его брату было тяжело не иметь возможности быть отцом своим детям. Серсея пыталась быть сдержанной, но Тирион замечал, что она не надышится на дочь. Она следила за каждым её маленьким шажком, берегла её от любой пустяковой опасности и утешала при самой незначительной неудаче. Этот ребёнок стал подарком за все её горести и потери, и она отдавала ему всю ту любовь, что не успела отдать предыдущим троим. За обедом Аури посадили между отцом и матерью, и они оба, но больше Джейме, помогали ей, когда она не могла справиться с чем-то сама. Джейме тоже навёрстывал всё упущенное прежде.

С Серсеей Тирион надолго остался наедине ближе к вечеру. Аурелия поспала днём, а потом Джейме сказал, что хочет отвести дочь погулять и показать ей окрестности, но Тирион подозревал, что это Серсея попросила его не мешать их разговору. Она не собиралась бегать от Тириона. Всё же его сестра оставалась собой.

Бран отпустил Тириона на несколько недель с условием, что тот вернётся по первому зову. Тирион хотел дать своим брату и сестре время, а не бросать их сразу в пекло, поэтому они остановились в его доме, в тихом месте на побережье недалеко от Утёса. В детстве они часто приезжали в этот дом летом — тут были великолепные пляжи, уютные небольшие сады и чистый, нетронутый лес, в который близнецы любили надолго убегать вдвоём. Тогда-то и надо было начать за ними следить, с усмешкой думал Тирион. Теперь Джейме действительно было что показать Аурелии — места, где её родители играли в детстве, скамейку на небольшом утёсе, откуда они смотрели на закат, и