Гарри Поттер и… просто Гарри - Светлана Исайкина

Умышленно ничего не говорю о себе. Честно говоря, думать в тот момент о чём-либо, а тем более о колдовстве, не хотелось. Но в голову так и лезли воспоминания обо всех странностях, что случались со мной — и как я в детстве невероятным образом оказался на крыше школьной столовой, когда Дадли со своей бандой, как обычно, гонялись за мной, и как мои волосы отрасли за ночь после того, как тётя Петуния обкорнала меня кухонными ножницами почти на лысо, и неизвестно как исчезнувшее стекло в террариуме. Блин, а я ведь тогда со змеёй разговаривал! Правда, на следующий день я уже думал, что это мне привиделось. Как давно это было! И как от этого всего у меня разболелась голова…

— Так значит, разбитое стекло — моих рук дело? — прищурившись, спросил Пат.

Профессор кивнул.

— Да, стихийное проявление магии. У детей-волшебников такое иногда бывает, до одиннадцати лет Министерство смотрит на это сквозь пальцы. Но так как вы уже вышли из детского возраста…

Тётя Мэг вздрогнула.

— Ремус, только не говори, что его ждёт слушание по делу о применении магии несовершеннолетним!

— Министерство, слушание, — сказал я, — гляжу, у вас там всё поставлено как надо!

— Меня что же, судить за это будут? — насторожился Пат, — за то, что сделал, и сам не понял, что?

Профессор покачал головой.

— Думаю, вряд ли. Если ты ничего не знал, что же тут поделаешь? Даже в худшем случае они бы сломали палочку и отчислили из школы, но так как палочки у тебя нет, и в Хогвартс ты не ходишь, то всё это теряет смысл.

Тут Пат вспомнил и про меня.

— А Гарри? Его, что, тоже не пустили в волшебники?

Профессор не успел ответить, так как нас прервали. В открытое окно влетела лохматая бурая птица. Сова??? С письмом???

Мы с Патом аккуратно проследили её путь к профессору. Он быстро отвязал небольшое письмо и прочитал.

— Это от Дамблдора. Он прибудет с минуты на минуту.

Люпин бросил взгляд в окно, будто ожидал, что пресловутый Дамблдор сейчас впрыгнет в комнату вслед за совой. Потом посмотрел на меня и продолжил.

— Думаю, он лучше меня объяснит тебе всё, Гарри. И про тебя, и про твоих родителей, о которых, как я догадываюсь, ты тоже ничего не знаешь, и про твоё житьё у родственников. Если уж Сириусу смог объяснить… А то он так бушевал…

— Кому? — спросил я.

Профессор улыбнулся.

— Сириусу Блэку — твоему крёстному отцу.

Я обалдел.

— У меня есть законный крёстный отец, а я живу у родственников, которые меня ненавидят?!

Улыбка профессора стала немного смущённой.

— Вот как раз по этой причине он и бушевал. Когда он вышел…

— Вышел? — восторженно прервал его Пат, — а он что, сидел?

— Да, в Азкабане, — печально сказал Люпин.

— Какой ещё Азкабан? — немного нервно спросил я.

— Тюрьма для волшебников на каком-то там острове в каком-то там море.

Мы четверо — я, Пат, Люпин и тётя Мэг замолчали и медленно обернулись к нашей Лу. Честно говоря, я вообще забыл о её существовании в этой комнате — за весь разговор она не произнесла ни слова.

— Откуда ТЫ это знаешь? — потрясённо спросил я.

Лу вздохнула и закатила глаза к потолку.

— Моя сестра — ведьма. И это ещё один повод для родителей превращать её в идол. Я много чего знаю. Ведь даже не желая слушать, обязательно узнаешь кучу всякой ерунды.

— Этот день, наверное, никогда не закончится, — устало протянул Пат.

В дверь позвонили. Через минуту тётя Мэг вошла в гостиную с гостем. Я думал, меня уже ничем не удивишь за сегодняшний день. Но не тут то было!

Пришедший человек был высокий, худой и очень старый, если судить по серебристым волосам и бороде — причём и то, и другое было таким длинным, что он вполне мог бы затыкать их за пояс. Одет он был в длинную рясу, поверх которой ниспадала до земли пурпурная мантия, ноги были обуты в башмаки с пряжками и на высоких каблуках. Голубые глаза светились ярким светом из-под очков со стёклами в форме полумесяца, сидевших на длинном носу, крючковатом настолько, что казалось, будто бы этот нос переломили по крайней мере в двух местах.

Настолько ОТКРОВЕННО ВОЛШЕБНЫЙ вид просто привёл меня в ступор. Это определённо Дамблдор, — подумал я, — тот самый, который, по-видимому, всем здесь рулит.

— Маргарет, Ремус, — поздоровался с ними старикан. Обвёл глазами нашу компанию и остановился на мне, слегка улыбаясь.

— Гарри, здравствуй! Я — Альбус Дамблдор, и, не смотря на не самые приятные обстоятельства, очень рад встрече с тобой.

Глава Четвёртая, в которой я оказываюсь национальным героем

Я приплёлся домой неприлично поздно. Неприлично для Дурслей, конечно. Голова у меня была как кипящий котёл (приехали, уже и сравнения начинаются волшебные!), который, того и гляди, взорвётся. И только одна ясная мысль болталась на поверхности — бред. Всё это полный, чистейшей воды абсурд. Шизофрения на последней стадии.

Гарри Поттер — волшебник. Ха! Ха! Ха!

Но это ещё ничего.

Гарри Поттер — МАЛЬЧИК-КОТОРЫЙ-ВЫЖИЛ!

Где же вы? Где вы, люди в белых халатах?

Когда я зашёл в дом, на меня сразу же набросился дядя Вернон.

— Где тебя черти носили, мальчишка?!

Он бы наверняка схватил меня за шиворот, но, наверное, его остановил мой побитый и абсолютно апатичный вид. И пустой взгляд. Потому что я чувствовал себя так, будто мне только что сделали лоботомию. Я внимательно посмотрел на него, а потом на подскочившую тётю Петунию.

— Вы знали, — сказал я бесцветным голосом, — вы всё знали.

— Что мы знали? — выкрикнул дядя Вернон, начиная багроветь, — что ты несёшь?!

Наверное, не свались всё это на меня разом, я бы очень на них разозлился. Даже очень-очень. И даже стал бы на них кричать. Но сейчас я хотел одного — пойти в свою малюсенькую комнату, свернутся на старом диване, закрыть глаза и отрубиться часов на двенадцать. И чтобы без снов.

— Про меня, — устало продолжил я, — про родителей. Как они умерли… что они были волш…

— Не произноси ЭТО СЛОВО в моём доме!!! — заорал дядя Вернон, почти позеленев. Тётя Петуния побледнела. Не родственники, а хамелеоны какие-то…

— Мы поклялись вышибить эту дурь из тебя, и вышибли! — продолжал бушевать дядя.

— Ага, конечно, — хмыкнул я, — очень заметно. Вашего мнения вообще никто не спрашивал, вы в курсе?

И молча, мимо остолбеневших родственников, я прошёл в свою комнату.

Комната — это, конечно, сильно сказано. Маленькая каморка — благо, что с окном. Старый диван, письменный стол ещё старше, табуретка и ящик. В ящике хранилось всё — одежда, книги, и любая вещь, принадлежавшая мне. Всего этого, впрочем, было немного. Мои друзья никогда не были у меня дома, и поэтому никогда не видели этого убожества. Но, конечно, всё относительно. Если сравнивать эту комнату с пыльным чуланом под лестницей, в котором я провёл первые одиннадцать лет своей жизни, сейчас я жил просто шикарно.

Но что ещё ожидать от своих родственников. Значит такими вот иезуитскими методами они решили вытравливать из меня колдовство. Зная их патологическую узколобость, я представляю, как их каждый раз выворачивало при мысли, что я — потомственный волшебник. Значит, им тоже было хреново — с ужасом ожидать от меня какой-нибудь колдовской выходки, а ещё хуже — на людях, и тогда все начнут тыкать в них пальцами и шарахаться от них, как от прокажённых. Да что и говорить, мысль о морально страдающих Дурслях доставляла мне удовольствие. Правда, если не считать того, что их моральное страдание выливалось в моё физическое.

Я подумаю обо всём завтра, — решил я, сворачиваясь под одеялом. Завтра. Буду думать завтра. Сейчас только бы уснуть…

Конечно, надежды на сон без снов не сбылись. Сначала мне снились вопящие Дурсли в котлах, потом профессор Дамблдор упорно доказывал мне поразительный эффект от применения теории относительности Эйнштейна в прикладной магии, потом вообще какая-то ерунда про школу. А под утро я уже летал на мотоцикле, и со мной был мужик невероятных размеров с копной спутанных чёрных волос и косматой бородой, от которого даже во сне пахло виски. А потом был леденящий душу смех и ярко-зелёная вспышка, от которой я и проснулся. Казалось, голова с вечера не переставала болеть, а после идиотских снов шрам горел огнём.

Я открыл глаза, и оказалось, что уже наступило утро. Вспомнил сон. Потом пришли воспоминания о вчерашних событиях. О разговоре с Дамблдором. Потом опять подумал о последнем сне и, с ползущем холодком по спине, понял, что мне снилось. Но лучше об этом вообще не думать.

Дурсли за завтраком хранили молчание и опасливо косились на меня. Наверное, ожидали самого худшего — что я начну колдовать прямо за обеденным столом. Да я бы с удовольствием, дорогие родственнички, только знать бы, как!