Сердце Стужи - Яна Летт

– Да, думаю, ты прав, – пробормотал Ульм, снова чувствуя, как по шее пробегает дрожь. – Спасибо, что поговорил…

– Как будто у меня был выбор, – буркнул Маркус, поднимаясь.

– Я бы тоже предпочёл сидеть сейчас в кабаке, – заметил Ульм. – У тебя хоть стул с подлокотниками. Там есть ещё кто за дверью?

– Нет. Только Кьерки, но с ним, наверно, твой хозяин поговорит.

Ульм пропустил колкость мимо ушей. Препараторы их отдел не любили. Разумеется, большинство не одобряли ни контрабанду, ни тем более убийства – но всё касающееся препараторов они привыкли считать частным делом. Такие, как Олке или Унельм, связывали препараторов с внешним миром, были посредниками, отдающими другим – чужим – их грехи.

Неспроста их часто называли «пятым кругом», хотя в разных точках Кьертании среди них хватало и механикёров, и кропарей, и даже охотников. Во всяком случае, со слов Олке и Мем – сам Унельм пока не был знаком ни с кем, кроме этих двоих, да ещё Вэла.

Их с Олке, как и было обещано, накормили рыбой с картошкой и салатом из кислицы и помидоров, оставшимися с ужина. Всё горячее успело остыть, а свежее – завянуть, но оба набросились на еду. Кьерки явно составил им компанию только из вежливости. Он тоже выглядел уставшим – ведь именно ему, коменданту, пришлось следить за тем, чтобы допросы шли как положено. Разговор не клеился. Доев, Олке с Унельмом поблагодарили Кьерки и вышли в вечерний дождевой Химмельборг – о кратковременном ливне предупреждали газеты, но ни у кого из них всё равно не оказалось зонта.

Они неспешно брели по широкой улице Миля – торопиться смысла не было, оба почти сразу промокли до нитки.

По дороге Унельм рассказал Олке о связи Миссе с убитым, о раздавленном горем охотнике. Кое о чём он умолчал: например, не стал рассказывать, что Лери Селли пригласил Сорту на танец, а она отказала. Ульм пропустил это и в своих записях. Олке и такая малость могла мгновенно бросить в охотничью стойку – особенно с учётом связи Сорты с Эриком Стромом.

– Миссе Луми явно не была у него единственной, – буркнул Олке. – Мне много чего порассказали о мальчишке. Та девочка из работниц, которую ты нашёл, была скорее исключением. У Селли, как и у многих из знати, была настоящая страсть к девчонкам из препараторов. А у девчонок от усвоения мозгов не прибавляется.

Ульм вспомнил о Миссе – её ясных глазах, робкой улыбке, медовом сиянии волос, – но промолчал.

– Конечно, мы проверим всех. Их друзей, возлюбленных… Миссе Луми, разумеется, особенно важна – ведь её история кончилась трагически. Тем не менее не думай, Гарт, что разгадка преступления всегда лежит в области высоких и значительных страстей. Многие совершали ошибку, ища ключ к убийству в пространствах мести и любви – а совершалось оно из-за неудачно брошенного слова или пары химмов. Я выписал имена. Некоторых связывали с Селли разовые истории, других замечали в его компании время от времени. Столько успеть в столь юном возрасте… что ни говори, быть динном – высокая привилегия.

Из-за дождя Ульм не мог разглядеть выражения лица наставника.

– Это наверняка не все. Я выписал также тех, у кого были личные отношения – романтического или иного толка – с родственниками и друзьями убитого. Никогда не знаешь, насколько крепко могли перепутаться нити мотивов…

На небе сверкнула молния, на миг озарив всё – тревожно склонившиеся над ними особняки с синими и зелёными оконными стёклами, памятник Аделе Химмельн со строгим и мудрым лицом, сосредоточенный взгляд Олке.

– Кто-то показался вам особенно интересным?

– Может быть, – сказал Олке задумчиво. – И не все, кто сейчас у меня на уме, были связаны с Селли… Во всяком случае, на первый взгляд. Но мне нужно подумать, Гарт. И ты подумаешь со мной вместе. Приходи в отдел как можно раньше. Скажем, к семи. Мы разберём записи, а потом поедем в Верхний город. Нужно допросить ещё кое-кого, и я хочу, чтобы ты присутствовал. Нечего вздыхать. Учись, Гарт. Не придумали способа научиться делу лучше, чем занимаясь им. В половину седьмого я тебя жду.

* * *

Унельм проснулся от негромкого, но настойчивого стука в дверь. На часах было четыре, и он застонал, уткнулся в подушку. Ему снилась Омилия – во сне всё было так легко и просто, кажется, они играли в сут-стук, смеялись, и там были ещё какие-то люди, среди них, кажется, Гасси… А потом в комнату вдруг вошла Сорта, и её ледяной взгляд всё испортил, потому что Ульм вспомнил, что Гасси – мёртв, а Мил – пресветлая наследница кьертанского престола, которая рано или поздно вспомнит обо всех тех пространствах, куда более необъятных и непреодолимых, чем Стужа, что разделяет их.

Он подкрутил тусклый валовый светильник над изголовьем кровати и, накинув рубашку, побрёл к двери. Сонный посыльный отдал ему письмо.

– Срочное из отдела, – мрачно буркнул он. – Распишитесь тут.

Закрыв за ним, Унельм вернулся к кровати, поближе к светильнику – и только теперь заметил тубус, выпавший из почтовой трубы. Должно быть, ночью, пока он спал. Сердце радостно дрогнуло.

«От Марвы Карт» – так всегда подписывалась Ведела, служанка Мил, когда не могла передать очередную весточку от хозяйки лично. Записка из отдела, отданная посреди ночи лично в руки, явно была более срочным делом, и всё же Унельм начал со второго письма.

Омилия предлагала увидеться нынче же вечером, и он почувствовал, как губы сами собой расплываются в глупой улыбке.

«У меня будет только час, в лучшем случае два, господин фокусник».

Он бы и ради получаса полетел в гостиницу на другом конце города, как на праздник. Но теперь – всего один день, чтобы придумать, чем её удивить, чем порадовать. Дурное чувство, вызванное странным сном, покинуло его окончательно, и Унельм открыл второе письмо – от Олке. Его наставник был, как всегда, лаконичен.

«Площадь Инженеров, 5. Приходи так быстро, как сможешь».

Унельм скатился с кровати, нашарил на стуле заготовленные с вечера рубашку, носки и штаны.

Конечно, Олке ни во что не ставил его личное время, но вряд ли стал бы вытаскивать из постели посреди ночи по пустякам.

Он умылся, провёл мокрой рукой по волосам, почистил зубы и проснулся окончательно. Город за окном тоже пробуждался неохотно – серело предрассветное небо, похожее на снежную взвесь, и снова накрапывал дождь. Погодный контроль столицы мог бы так не частить с дождями.

В готовившемся к закрытию кабаке Ульму удалось