Сердце Стужи - Яна Летт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В этом нет необхо…
– Пусть останется о нём память… – Работница без малейшего перехода захлюпала носом. – Ох, он такой был добрый, красивый, щедрый господин… И кому только он помешал? Какая сволочь сотворила с ним такое? Да если бы я узнала, я б своими руками… – Она прервалась, чтобы шумно высморкаться в платочек.
– Вы не знаете, у него были другие… – Унельм помедлил, – подруги?
Работница с готовностью закивала.
– Да наверняка! Он-то мне, конечно, говорил, что нет – видите, господин Гарт, какой он был достойный человек? Но я-то всегда понимала, что у такого красавца должны быть и другие подружки. Но он всегда говорил: «Нет, кошечка моя, зачем мне другие, когда есть такая красавица, как ты?» Что ни говори… Благородный динн – он и есть благородный динн.
После этого разговора Унельм пытался найти других подруг «благородного динна» через знатных друзей Лери, но они не назвали больше ни одной. Может, не знали, может, не хотели выдавать Лери даже теперь, когда от этого зависел успех расследования.
Все, с кем он и Олке говорили после, – безутешные родственники, учителя, товарищи по учёбе, деловые партнёры отца – отзывались о Лери как о добром, смелом, славном юноше, которого любили все. Казалось, у юного Селли при жизни не было врагов, тем более способных на такую жестокую расправу.
Газетчики продолжали обсасывать эту историю, несмотря на попытки несчастных родителей заткнуть им рты. Масла в огонь подливал глаз орма, обнаруженный в глазнице юноши.
«Убийца – препаратор!»
«Защитник Кьертании посеял смерть и ужас».
«Совет Десяти не даёт комментариев».
Когда Унельм добрался до отдела, Мем – зыбкий призрак в облаках табачного дыма – с ним не поздоровалась, слишком занятая чтением передовиц.
– Эту дьявольщину нужно остановить, – хмуро заявила она, пробегая взглядом заголовок за заголовком. – Чем быстрее мы найдём мерзавца, тем быстрее всё утихнет.
Олке, сидевший неподалёку, рассеянно кивнул – ему явно плевать было на газеты. Единственной его целью было найти убийцу.
– Гарт. Явился-таки – какая честь для всех нас!
– Работал над важными зацепками допоздна.
– Не сомневаюсь. Не снимай куртку – мы идём в Гнездо. Пора пощупать препараторов. Совет до последнего оттягивал, но у нас наконец есть разрешение.
Вэл проводил их тоскливым взглядом – его-то ждала бумажная работа в компании Мем.
В кои-то веки Унельм не радовался, что Олке выбрал его для полевой работы. Он мало общался с другими препараторами, но что-то подсказывало, что участие в допросе – не лучший способ завести с ними дружбу.
– Разделимся, – сказал Олке, когда они подошли в кованым воротам в сад, окружавший Гнездо. Деревья здесь буйно цвели, и от тяжёлых белых цветочных головок шёл сладкий, пряный аромат, напоминавший о яблочных крудлях, какие пекли иногда у Хальсонов дома. Сорта ведь тоже была где-то здесь… Возможно, Унельму и её придётся допрашивать. При мысли об этом он поёжился.
Они не виделись с бала. И с тех пор, как не стало её матери и сестёр – Ульм узнал о трагедии из отцовского письма. С тех пор он так и не собрался с духом, чтобы прийти и выразить Хальсон свои соболезнования. Все слова тут казались лишними – к тому же после того, как к её ястребу приходил с обыском Олке, Сорта вряд ли захочет его видеть.
Не то, чтобы он и в самом деле собирался обмануть её, когда обещал «разобраться с этим делом». К тому моменту он и вправду думал, что ястреба Сорты Олке больше ни в чём не подозревает… И только потом, от Вэла, узнал, что они с Олке ходили допрашивать Строма и его охотницу по делу о контрабанде. После такого прийти как ни чём не бывало не так-то просто.
Что уж там… Даже когда они были друзьями, близкими, как брат с сестрой, он никогда не умел её утешать. За утешения в их троице всегда отвечал Гасси.
Иногда Ульму казалось, что с его смертью равновесие нарушилось. Не только в их жизнях – в мире вообще.
Гасси наверняка нашёл бы нужные слова. Может, он и Ульма бы утешил – и не пришлось бы презирать себя за трусость в те редкие моменты, когда он не был занят мыслями о неуловимом убийце – и неуловимой Омилии.
– Опять витаешь в облаках, Гарт? Не лучшее время. Я возьму на себя старших охотников, ты поговоришь с новыми рекрутами. Мы с тобой не раз обсуждали, как это делается. Ищи мотивы, зацепки, что угодно. С тобой они наверняка будут чувствовать себя спокойнее – но держи ухо востро. Если хоть что-то покажется тебе подозрительным – хотя бы самая малость, Гарт – скажешь мне. Дальше буду разбираться сам.
На пороге Гнезда их встретил Кьерки, комендант общежития. Он так и лучился дружелюбием, но в его фигуре, перекошенной старыми ранами, Унельм ощутил напряжение.
– Проходите, проходите. Разуться можно тут. Я выделил вам комнаты и уже всех предупредил. Я подготовил списки – конечно, сегодня здесь не все. Кто-то на охоте; охоты мы уж никак не могли отменить. Но потом, конечно, я организую встречу и с ними тоже. Принести вам чая? Вообще, если что-то понадобится…
Унельм не слушал. Он впервые был в Гнезде и смотрел во все глаза. Пожалуй, поуютнее, чем в Коробке – но вопреки всем стараниям обитателей общежития в нём чувствовалось что-то казённое. Ульм в очередной раз порадовался, что снял себе квартиру. Пусть тесную, как коробка для шляп, – но, по крайней мере, там он сам себе хозяин.
На втором этаже Кьерки проводил Олке направо, а его самого – налево. В комнату к Олке уже входила Томмали – об этой красавице-охотнице Унельм был наслышан, и как-то раз даже бывал на одном из её выступлений. Кьерки, провожавший её на допрос, поглядывал на неё с немым, тихим обожанием, и Ульм мог его понять.
Если Олке сам решал, кто к кому пойдёт на допрос, к нему, судя по всему, сейчас придёт кто-то куда менее симпатичный.
Для допросов выделили чью-то пустующую спальню, из которой вынесли кровать. Намёк на то, что им здесь не рады?
Даже стулья у стола были разными – один с деревянными подлокотниками, другой без подлокотников вовсе, зато с мягким сиденьем, изрядно потраченным молью. Стул, стоявший лицом к двери, оказался менее удобным,
