Литература ONLINE (сборник) - Александр Шорин

Про китайскую вазу

ОНА очень любила цветы и рассказы, которые ОН писал.

А ОН был идеальным мужчиной: не реже, чем раз в неделю дарил ей новые цветы, а потом садился писать для НЕЕ очередной рассказ.

Цветы ОН дарил разные, в зависимости от времени года. Летом – всё больше полевые, почему-то ЕЙ очень нравились самые простые: ромашки, колокольчики…Осенью это мог быть тяжелый гладиолус или нежная, почти невесомая фиалка, зимой – роза или лилия, весной – первый подснежник или только что расцветшая мать-и-мачеха.

…Сегодня был не цветок – это была ветка сирени, и от неё почему-то веяло печалью. ОНА чувствовала эту печаль, но никак не могла понять причину её появления.

Все худшие ЕЁ предчувствия оправдались, когда ОН не сел, как обычно, писать, а вместо этого надел свой лучший костюм, сервировал стол и начал нервно похаживать по комнате, поглядывая на часы. ЕГО шаги становились всё порывистее, а ЕЁ волнение от этого всё возрастало.

Раздался звонок в дверь, и зашла Черноволосая. Вся в помаде и косметике, от неё пахло экстрактом, сделанным из мертвых цветов, спирта и чего-то отвратительно-едкого и пахучего, похожего на кошачью мочу.

«Это – рассказ?.. Это и есть твой сегодняшний рассказ?!!», – хотелось закричать ЕЙ. – «Немедленно выгони эту вонючку и садись писать!».

Но ОН, вместо того, чтобы услышать ЕЁ, начал вилять из стороны в сторону тем, что у мужчин заменяет хвост. Снимать с неё отвратительную белую курточку и болтать какие-то глупости.

Всё ничего, даже это можно было бы стерпеть, но после этого ОН прикоснулся к её отвратительно пахнущей щеке своими губами и подошёл, чтобы отобрать у НЕЁ ветку сирени.

«Нет! Не делай хотя бы этого!!!».

Но ОН сделал. И ЕЁ сердце разбилось на кусочки. На мелкие кусочки.

– Моя ваза! Моя любимая китайская ваза! – вскричал мужчина в отчаянье.

– Какой ты неловкий, – хихикнула Черноволосая.

И пока ОН заметал осколки той, что так беззаветно его любила, пошла к зеркалу, чтобы поправить прическу.

Любовь первого дозвонившегося до кладбища

…Ближе к обеду двух синяков – Ваську и Михалыча – я прогнал опохмеляться: для них работа уже закончилась, а вот для меня только начинался самый ответственный её этап – мне предстояло ещё основательно углубить могилу… Сам я называю эту операцию «подкидыш». Где, как не в свежей могиле, проще всего упрятать «левого» жмурика? Во-во! Наши ребята тоже об этом прекрасно знают, а ещё они знают, что я не болтлив и мзду беру умеренную. Сам же я не считаю чем-то особо плохим, что красавице, которую завтра похоронят в этой яме, будет приготовлен метром ниже партнер. Небось, лежать вдвоём не так скучно будет!

Одна беда: ниже двух метров от поверхности копать – сплошная морока: глина там такая плотная, что её даже лом почти не берет, а сама могила углубляется настолько, что без лестницы и не выберешься! Впрочем, лестница у меня есть, да и место для таких вот – особенных – могил я подбираю поближе к своей сторожке, чтоб не сильно морочиться с доставкой инструмента.

…За час работы я так упарился, что аж колени затряслись. Теряю форму! Прислонился спиной к земляной стене, вытащил сигарету и с наслаждением затянулся. И вдруг сверху услышал что-то странное:

– Са-а-лавей мой, са-а-алавей. Га-а-аласистый са-а-алавей!

Вот уж никогда не слышал, чтоб на кладбище кто-то пел! Заинтригованный, я вылез из могилы, уселся прямо на груду свежевыкопанной земли, от которой шел пряный запах, и огляделся. Кругом – день как день: обычный майский денёк на нашем кладбище – солнышко пригревает, могилки зеленеют свежей травкой…

И тут снова слышу:

– Са-а-алавей мой…

И, наконец, вижу чудо природы, от которой исходит «ария»: молоденькая девчушка в невообразимо стильно разодранных джинсах, с сумкой ниже колена и какой-то удивительно уморительной физиономией.

Я выплёвываю изо рта окурок и начинаю присвистывать, стараясь попасть в такт. Получается недурно: по части художественного свиста я всегда был на высоте.

Какое-то время мы с этим чудом составляем прекрасный дуэт. И настолько это замечательно у нас получается, что через минуту она уже заливисто смеётся и подходит ближе.

Эх, если б я не был в этой дурацкой спецовке! Мы бы с ней… соловьями. Но гонора не теряю.

– Откуда такая редкая птичка? – спрашиваю.

Но та меня совсем не слышит, зато разглядывает с любопытством.

– Вау, чувак, – говорит. – Да ты гробокопатель?

Отрицать сие бесполезно, да, впрочем, и незачем: почему-то моя профессия вызывает у девицы дикий и необузданный восторг. Она радостно трясёт своей гнедой гривой и говорит странное:

– Типа тень отца Гамлета, второй могильщик, и всё такое?

О чём это она – я не понимаю, но улыбаюсь: её восторг мне льстит. А ещё я – человек опытный, не мальчик уже, слава богу, поэтому на пике её восторга стараюсь поймать:

– Дай свой телефончик, пташка. Споём как-нибудь!

Видно, что она в некотором сомнении. Но быстро выходит из положения: запоминай, говорит, гробокопатель, и строчит пулемётом цифирки. Думает – ни в жисть не запомню. Ошибается: теперь её телефончик уже у меня!

– А имя? – развиваю я успех.

Но та, по-моему, уже пожалела о случайном знакомстве. Вдруг отпрыгивает козочкой и говорит грубо:

– Трахнуть меня вздумал, козел страшный? Своих жмуриков трахай, некрофил!

И, видимо вполне удовлетворенная произведенным эффектом, поворачивается ко мне оттопыренной попкой.

Я хватаю ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды. Вот те и «пташка»! Таких пигалиц надо вежливости учить! Ну, – думаю, – сейчас ты у меня запоёшь!

Выхватываю из земляной кучи камушек, чтоб в руку лёг удобно и швыряю ей вслед. А камни, надо сказать, я кидаю даже лучше, чем свищу. Но тут маленько опростоволосился: хотел только пугнуть, а вышло… Нехорошо, в общем, вышло: угодил камушек моей пташечке ровнехонько по затылку, и она упала, как подкошенная.

Ё-моё! Ну что за день сегодня, а? Я подскочил к ней, наклонился… А она, родненькая, и не дышит уже! Такая теплая, мягкая, а не дышит. Я её и так, и сяк, и даже дыхание ей в рот (губы мягкие, но безвольные), а она только побелела вся…

Как я перепугался! С моими судимостями такое происшествие за несчастный случай точно не сканает!

…Жмурика привезли ровно в полночь, как и обещали – тоже в гробу. Я сидел грустный и пил водку: гибель соловушки меня волновала куда больше, чем очередной уралмашевский жмурик. Холодно я попросил сгрузить «подкидыша» у могилы да помочь опустить на самое дно. Деньги взял не считая, от предложения «помочь присыпать» отказался и отправил братков восвояси… Хлебнул ещё полстакашка, а потом бережно взял пташечку мою на руки и, глотая слезы, понёс ее туда же, к могиле. Снял крышку с гроба, выволок оттуда «подкидыша» – мордатого тяжеленного мужика лет пятидесяти, а на его место положил пичужку: всю, как была, даже сумку у неё не тронул! А потом пошел заливать горе водкой и слезами.

…Я рыдал всю ночь и только утром забылся беспокойным сном, а днём пошел на похороны. «Официальная» покойница тоже оказалась молодой и красивой девушкой, причём какой-то известной: то ли модель, то ли жена банкира… Народу было… Многие плакали, и я плакал тоже. Потом мне налили водочки.

…А к следующей ночи совсем мне худо стало: пью водку стаканами, а не берёт она меня, проклятая. Не берёт и всё тут! И так мне тошно стало, что жить на свете расхотелось. Достал я из кармана гранатку РГД-5, всунул пальчик в кольцо и думаю: р-раз, сейчас – и кишочки по стенам. Васька с Михалычем закопают как надо…

Сижу, колечко гранатки в руке кручу, и только одна мысль тревожит: будто забыл чего. И тут всплывают у меня в памяти цифры телефона моей пташечки. Я достаю свой сотовый и набираю непослушными пальцами sms: так мол и так, прости за душу свою невинно загубленную, скоро на том свете соединимся. Отправляю её… и показалось, что вроде как ушла по адресу. Впрочем, не поручусь: всё-таки литр водки в одного – это не шутка…* * *

Едва стемнело, когда Сергей подошел к кладбищу. Осторожно пробрался к окну сторожки, заглянул в него: несмотря на включённый свет, сторож был абсолютно безопасен – он мирно спал сидя за столом, уронив голову на руки. Рядом стояла почти пустая бутылка водки. Классика жанра!

Сергей пошарил – и даже в темноте, не зажигая фонаря, обнаружил всё, что ему было нужно: две лопаты, заступ и лом. Аккуратно взяв всё это хозяйство под мышку, он отправился к свежей могиле.

Работа была не из лёгких, но он не останавливался: знал – в таком деле нужно торопиться.

«Надеюсь, не соврали про то, что эту красавицу похоронили в бриллиантах», – шептал он сквозь зубы, и продолжал копать с удвоенной энергией.

…Часа через два лопата, наконец, ударила в крышку гроба. Сергей аккуратно расчистил её от земли и подцепил острым краем лопаты. Скрипя, та неохотно начала подаваться…

* * *

…Очнулся я от рвотных позывов, которые с трудом подавил. Комната плыла перед глазами. В одной моей руке был телефон, в другой – граната.