Коллеги - Лариса Уварова

Для всех на ТВР так и оставалось загадкой, каким образом Лилечка — робкое и беззащитное существо — смогла как‑то пробиться и даже ужиться в коллективе, где человек человеку — волк. Впрочем, волк — это еще мягко сказано. Все‑таки, что ни говори, у волков есть нечто, объединяющее их в стаю, которая, когда это требуется, действует предельно слаженно и четко. На ТВР же никакими стайными инстинктами не пахло, тут каждый старался энергично тянуть одеяло на себя. К слову сказать, коллектив ТВР Анна про себя именовала серпентарием, сознательно не опускаясь до совсем уж мерзкого, хотя и более точного названия «гадюшник».

И как Лилечка смогла ужиться в этом серпентарии? Впрочем, если вдуматься, никакой загадки тут не было: звезд с неба она не хватала, поэтому никому даже и в голову не приходило считать эту простодушную молодую женщину конкурентом. Иногда — когда другие были заняты более серьезными репортажами — Борис Алексеевич поручал ей какое‑нибудь не слишком сложное задание: рассказать, например, о малозаметной выставке (чтобы было чем заполнить избыток эфирного времени) или взять интервью у заведующей детского сада, где дети закаливаются по специальной методике, уже в четыре года все поголовно научились читать по уникальной ускоренной программе и говорят по‑английски.

А детей Лилечка любила до самозабвения. Замужем она не была, и своих у нее не было, зато знала по именам всех соседских ребятишек, помогала им делать уроки и одаривала конфетами. Странно, что дожив до такого возраста — а Лилечке уже стукнуло двадцать восемь, — она так и не нашла себе спутника жизни и не нарожала кучу детей. Потому что гораздо, гораздо проще было представить ее не с микрофоном в руках перед камерой, а гуляющей с детской коляской или склонившейся над маленькой кроваткой и улыбающейся лежащему в ней толстощекому карапузу.

Между тем Лилечка страдала от одиночества. С личной жизнью ей катастрофически не везло. Она знакомилась, да и ее знакомили, с интересными мужчинами, но одним она казалась недалекой, другие считали, что за ее якобы деланной наивностью кроется какой‑то расчет, третьим она просто‑напросто не нравилась внешне, поскольку ее фигура, не лишенная, впрочем, привлекательности, упрямо не укладывалась в современные стандарты. Было, правда, у Лилечки несколько продолжительных романов, но и они с пугающим однообразием заканчивались ничем. Чаще всего очередной воздыхатель приходил к Лилечке раз в неделю, с удовольствием уничтожал все, что она для него готовила (а кулинарными талантами, не в пример журналистским, эта женщина блистала), но как только она, будучи влюбчивой по натуре, намекала на серьезность своих чувств, воздыхатель быстренько сбегал к какой‑нибудь девчонке помоложе, фигура которой в большей степени подходила под заветный стандарт 90‑60‑90.

Казалось бы, обжегшись на молоке, дуют и на воду, но Лилечка представляла собой не столь уж и редкое, как кажется, исключение из этого правила: так и продолжала обжигаться и на молоке, и на воде. Мужчины ей попадались исключительно несерьезные: один, как впоследствии выяснялось, был женат, у второго помимо жены оказалось еще и трое детей, третий признался, что встречался с ней только для того, чтобы заставить ревновать свою крайне сварливую и несговорчивую подругу.

Увлекалась доверчивая Лилечка легко: она и в двадцать восемь лет была неисправимо наивной, романтичной особой. Вся любовь для нее воплощалась в огромных букетах цветов, стихах, где розы рифмовались с грозами и грезами, и пении серенад под окном. Это быстро понимал каждый, даже не отличавшийся большой сообразительностью представитель сильной половины человечества, пообщавшись с нею пять минут. И все они без зазрения совести этим пользовались, а потом, ни слова не говоря, уходили к своим женам, детям, подругам, к привычным утренней газете и вечернему телевизору.

Лилечка страдала, проклинала судьбу, лила слезы, но почти никому не рассказывала об очередной трагедии, кроме, пожалуй, Анны, которая умела ее хотя бы нормально выслушать. А что, если не внимание и участие, нужно в первую очередь, когда в личной жизни наступает очередной провал?

Вот и сейчас, когда Лилечка с крайне расстроенным выражением лица вбежала к Анне, принесенный ею целлофановый пакет, в котором лежали пресс‑материалы по Дэну Смирнову, оказался усеян каплями, хотя никакого дождя на улице не было и в помине.

Анна, разумеется, все сразу поняла.

— Что, опять? — участливо спросила она.

Если бы не этот вопрос и тон, каким он был задан, Лилечка, может быть, еще несколько мгновений держала бы себя в руках, но тут не выдержала, разрыдалась, закрыв лицо злополучными бумагами.

Общаясь с Лилечкой, Анна научилась ее успокаивать. Без лишних слов — слова до Лилечки все равно в такие моменты не доходили — она провела ее в гостиную, усадила на диван и достала из сумочки упаковку бумажных носовых платков: по опыту знала, что в нужную минуту у Лилечки никогда не находится при себе носового платка. Как ребенок!

— Ну, что случилось на этот раз? — спросила Анна, когда Лилечка немного успокоилась.

— Броси‑и‑ил, — горестно сообщила та, утирая слезы. — Неделю назад говорил, что любит, а сегодня сказал, что я ему такая толстая и занудная даром не нужна. Любая женщина, — Лилечка не умела произносить «нехорошие слова», — ну, с Тверской, лучше, чем я. Ей деньги нужны и она за эти деньги все позволит, а я… — Не в силах продолжить рассказ, она снова разрыдалась.

— Вот гад! — в сердцах воскликнула Анна, имея в виду не только очередного Лилечкиного ухажера, но и этого мерзкого змея подколодного Сергея Воронцова, продолжавшего занимать ее мысли. Потом бросилась утешать подругу. — Ну, Лилечка, ну, пожалуйста, ну, не сошелся же на нем свет клином, в конце концов! Есть же и другие, причем гораздо лучше, а он просто идиот, своего счастья не понял! — Она прекрасно понимала, что произносит обычные, затасканные для таких случаев слова, но ничего оригинальнее придумать не могла.

— Какие другие? — вдруг завыла в голос Лилечка. — Никому я не нужна, понимаешь? Ни‑ко‑му! Неудачница я, и все тут! Знаешь, как я тебе завидую! Тебя‑то любят, ты красивая! А я? А меня?

Нельзя сказать, чтобы последние Лилечкины слова обрадовали Анну. Она еще не пришла в себя после свидания с Алексеем, от разговора с которым так трусливо увильнула.

Бедный Лешка, ну как он не поймет, что ему нужна не она, Анна, такая волевая, такая твердая, такая уверенная в себе, а слабая, беззащитная женщина, рядом с которой он мог бы почувствовать себя сильным. Анна честно признавала, что никогда не хотела бы стать его женой. Это был бы несчастливый брак: она постоянно подавляла бы его, а он чувствовал бы себя еще большим неудачником, чем обычно. Лешка и так почему‑то считает, что ему постоянно не везет, а на самом деле ему недостает всего лишь уверенности в себе. Вот если бы рядом с ним оказалась такая женщина, как Лилечка!.. Да, с ней, наивной, романтичной, слабой и беззащитной даже самый робкий мужчина чувствовал бы себя чуть ли не Арнольдом Шварценеггером.