Футбольные истории - Макс Юрбини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анжело Моратти расхохотался и дал соответствующее указание казначею. Один из присутствующих тихонько обронил:
— Ну и хитрец же этот Эррера! Он-то сам получает вдвое больше, чем остальные игроки…
Да, Эленио Эррера знает свое дело. Он понимает, что может заставить игроков бегать, он ведет их туда, куда хочет, и так, как хочет.
На предложение Анжело Моратти, который однажды посоветовал ему срочно пригласить итало-аргентиица Машио, Эррера ответил: «Я полностью отвечаю за команду. Я формирую ее по своему собственному усмотрению и никому не позволю совать в это дело свой нос. По этому поводу прошу вас больше меня не беспокоить».
И повесил трубку.
Итальянский нефтяной король так и застыл с разинутым ртом на другом конце провода. Никогда в жизни никто не разговаривал с этим миллиардером в подобном тоне! Обычно это были подобострастные слова и угодливые улыбки: «Так точно, синьор. Отличная идея».
Э. Э. точно знал, что он делает, сухо отвечая Анжело Моратти: таким путем он рассчитывал добиться неограниченного доверия супермена, который видит, что дело его находится в надежных руках, и уважения богача, который наконец-то услышал, что ему возражают.
Когда же Эррера положил перед ним подписанный, но незаполненный контракт на 1963—1964 годы, Анжело Моратти был вынужден сам перебросить ему золотой мостик.
— Послушайте, Эленио! Назовите хоть отправную цифру.
— Вы сами знаете, чего я стою, а я знаю, что вы никогда никого не обманывали. Ваши условия станут моими.
Что это? Ловкий ход игрока? Нет: возможно, Э. Э. и рискует, но, будь то на футбольном поле, будь то в жизни, риск у него всегда рассчитан.
Э. Э. на вершине славы. Он прошел длинный путь с того памятного финала на Кубок Франции между парижским «Ресингом» и командой Шарлевиля. Это было в мае 1936 года. Эррере едва исполнилось тогда 20 лет. Он играл левым защитником в арденнской команде и «хозяйничал» перед Жюльеном Дарюи, который впоследствии стал выдающимся французским вратарем. Игрокам Шарлевиля платили совсем немного, и Эррера едва сводил концы с концами. Город имел второразрядную команду, чье появление на зеленом поле стадиона «Коломб» могло показаться просто чудом. Но арденнцы 1936 года не были вульгарными материалистами. Они боролись изо всех сил, не думая о вознаграждении, которое в этот день оказалось в карманах парижан — Хидена, Жордана, Дельфура, Бенанта и Кеннеди, этих фаворитов минуты, одержавших победу всего лишь одним голом.
Эррера был тогда молодым футболистом, затерявшимся в массе энергичных и решительных защитников. Сегодня у него есть все, славе его еще сиять и сиять, ибо он из породы победителей, которые добиваются своего наперекор любым препятствиям.
Однако этот исключительный человек грустит по «Стаду» Франции. Э. Э. гордится тем, что руководил тремя национальными сборными — Франции, Испании и Италии. Он публично хвастает триумфами «Барселоны» и «Интера», но становится почти сентиментальным, когда вспоминает «Стад» 1945 года, где он начинал свою сказочную карьеру тренера в надежде сделать Париж центром европейского футбола.
В то время Эленио Эррера не был еще знаменитым Э. Э. Он едва закончил стажировку под руководством Габриэля Ано, который дал о нем такой отзыв: «Весьма способный ученик, далеко пойдет…» Родившись под счастливой звездой, он сразу же встретил на своем пути редкого энтузиаста. Это был Жан Мало, агент обменной конторы и страстный любитель футбола.
— Мои наличные миллионы или те, которые мне удастся раздобыть, плюс ваши идеи должны покорить Париж, — говорил Жан Мало.
Он был прав. Его прогноз через несколько месяцев осуществился. «Стад» оттеснил своих противников и пробился в первую лигу. С монополией парижского «Ресинга», который очень гордился победами в кубке и званием чемпиона 1936 года, было покончено.
Штаб «Стада» находился тогда в Фезендри, на холмах Сен-Клу. Бывать там доставляло всегда неизъяснимое удовольствие. Чудесный лес, меняющийся в разное время года, манил в свою чащу. Летом — изумрудная зелень, спасительная тень и чистый воздух, не то что в парижском пекле; осенью — нескончаемые прогулки по бескрайнему ковру из опавших листьев; зимой — катанье с гор, игра в снежки и другие мальчишеские забавы, раннею весной — радостное пение птиц и первые теплые лучи солнца.
Вот здесь и находился Эленио Эррера со своими подопечными, довольными счастливой возможностью пожить на лоне природы, в этом земном раю, где так вольготно чувствует себя спортсмен, готовящийся к соревнованиям.
Эленио возглавлял превосходную команду. Он подготовил ее за несколько месяцев и опирался на тройку асов — Бена Барека, Нийера и Доминго, которые неизменно приносили победу. Но добиться максимальной отдачи от этих трех королей, как будет видно из дальнейшего, было непростым делом.
У Бена Барека солидная репутация. Он оправдывал свое прозвище «черная жемчужина», полученное им в 1939 году в марсельской команде «Олимпик». Эррера приметил его в 1944-м неподалеку от Касабланки во время матча между марокканцами и итальянскими военнопленными. Причем отнюдь не случайно (у Э. Э. ничего не бывает случайно): он просматривал там футболистов для команды.
— Такому игроку, как ты, место в Париже и нигде больше, — уверял он его. — Твое возвращение произведет настоящую сенсацию не только во Франции, но даже во всей Европе.
Этого было достаточно, чтобы убедить Бена Барека, который вскоре появился на Лионском вокзале в красной треугольной шапочке на голове. Зачем понадобилась такая шапочка?
— Это мелочь, но так ты произведешь куда больший эффект и твоя фотография обойдет все газеты, — посоветовал ему Эррера.
Разумеется, вся пресса воспользовалась этой живописной деталью. Эррера уже тогда знал, как надо действовать с журналистами.
Бен Барек был введен или, вернее, вновь введен в дело, когда прибыл Ферри Нийер, открытый Э. Э. в Будапеште, куда он прибыл, не имея визы, с одним лишь удостоверением Федерации французского футбола.
Никто не слышал об этом волосатом футболисте, завербованном за кусок хлеба. Но Эррера из собственных источников уже знал, что Нийер обладает пушечным ударом. Так оно и было на самом деле, ибо с тех пор Париж больше не видел подобного ему бомбардира.
Что касается Марселя Доминго, то он приехал прямо с юга, из своего родного края, и в его переходе не было ничего сенсационного. Он просто хотел преуспеть в футболе и считал, что вернейшее средство быстро выдвинуться — это в первую очередь убедить Париж.
Что касается Эрреры, то залог успеха он чаще всего видел в соединении артистизма Бена Барека, наступательной энергии бомбардира Нийера и дарований изящного вратаря Доминго.
Но двадцать пять — тридцать тысяч зрителей, собиравшихся тогда на каждый из матчей, чтобы приветствовать французский «Стад», даже не подозревали о закулисной работе, которую проводил Эррера, о его несравненных дипломатических талантах.
Как это было, к примеру, накануне одного столь долгожданного матча…
Надо сказать, что Бен Барек и Нийер между собой отнюдь не дружили. По правде говоря, они терпеть не могли друг друга! Бен Барек говорил: «Не понимаю, что находят в этом Нийере! Он все, что угодно, только не футболист». Ферри же на своем забавном языке выражался примерно так: «Бен Барек! Бен Барек! Это балаган какая-то, не футбол! Ему давать столько же денег, как я (на самом деле он получал значительно больше), я спрашивать, наверное, Мало сумасшедшая».
Но эти два тайных врага при людях мило шутили друг с другом и производили впечатление добрых товарищей. Когда же остался лишь день до знаменитого матча против «Ниццы», все рухнуло. Африканец перестал разговаривать с Нийером, так что остальные футболисты стали выражать опасение за исход этой истории.
— Если они будут ругаться и на поле, это все равно, что нам играть вдевятером, — говорили они.
— И даже ввосьмером, — добавил Марсель Доминго, — так как у меня начинается ангина, ноги как ватные.
Эленио Эррера отделывался улыбками. После завтрака он незаметно обратился к Бену Бареку:
— Пойдем пройдемся, мне надо с тобой поговорить.
— Пожалуйста, Эленио, но только мне нечего тебе сказать.
— Пойдем, пойдем! Через четверть часа вернемся…
Двое мужчин удалились, исчезнув в чаще Сен-Клу. И там между ними произошел следующий разговор.
— Послушай меня, — обратился Эррера к Пену Бареку. — Я откопал тебя в Касабланке и дал себе слово сделать из тебя первого футболиста Франции. Я это сделал, ты со мной согласен?
— Да, Эленио, вероятно, но…
— Никаких «но». Ты — знаменитый игрок, гений мяча, дирижер, который направляет всех. Без тебя нет команды, нет «Стада», нет Мало, нет Эрреры. Ты отдаешь себе отчет в этом или нет?
— Не совсем. Ты мне столько наговорил! Неужели же благодаря мне существует команда?