Когда Англия вторглась в Советскую Россию - Эндрю Ротштейн

Большинство населения занималось рыболовством, заготовкой леса (основное занятие неимущих сельскохозяйственных работников), кустарничеством. В то. время как в Европейской России средние заработки составляли 240–250. рублей в год, в Архангельске они колебались от 130 до 200 рублей. Несколько более высокие заработки на лесопильных заводах в Архангельске (от 180 до 240 рублей в год) при двенадцатичасовом рабочем дне уравновешивались значительно более низкими заработками рабочих в порту и на речном транспорте.

Война, конечно, принесла некоторые изменения. Хотя, по данным 1917 года, в губернии около 40 тысяч рабочих различных категорий было призвано в армию, что гибельно отразилось на лесопильной промышленности[14], население города возросло за счет притока солдат, моряков и рабочих с 43 до 72 тысяч[15]. Большое количество английских и русских кораблей с углем, металлами, оборудованием и другими товарами в 1915–1916 годах вмерзло во льды в устье Северной Двины или в Архангельском порту из-за метеорологических просчетов британского департамента по военным поставкам. По данным Янга, приведенным в его неопубликованных воспоминаниях, их было, около 100. Число железнодорожных служащих возросло с 35 тысяч в 1913 году до 71 тысячи в 1917 году благодаря успешному завершению в ноябре 1916 года строительства железнодорожной линии от Званки (неподалеку от Петрограда) до незамерзающего порта Мурманск. В то же время мобилизация крестьян в армию означала, что 35 процентов хозяйств остались без мужской рабочей силы[16].

Таким образом, война не внесла существенных изменений в жизнь Архангельской губернии. Она оставалась такой же, как и двадцать лет назад.

Янг столкнулся с проблемой грузов. Сырье, запасные части, снаряжение, закупленные за границей по военным кредитам царским правительством, были свалены на причалах Архангельского порта еще в 1915 году. Транспорт был совершенно не пригоден для условий военного времени, и грузы не были доставлены во внутренние области страны. Эти грузы включали 14 тысяч тонн меди, 5 тысяч тонн свинца, более 2 тысяч тонн алюминия, много сурьмы, большое количество боеприпасов, а также 250 тысяч тонн угля[17].

Город, каким его увидел Янг в 1915 году, описан им в его неопубликованных воспоминаниях: «Край света, где люди жили прозябая, где свиньи весной и осенью валялись в лужах грязи на всех улицах, кроме главной, где наглые козы срывали и пожирали красочные плакаты, расклеенные на вращающихся тумбах возле почты и полицейского участка, где коровы, бредущие без присмотра в летние вечера с общинных пастбищ, сами заворачивали во дворы своих хозяев. В Архангельске жИли лишь те, кого к этому вынуждали случайность рождения, ссылка или заработок. Среди высланных были чиновники и политические ссыльные, повинные в незначительных проступках. В короткий летний период несколько норвежских пароходов помогли русским парусным судам каботажного плавания доставить в порт зимний запас трески и сельди, а затем ушли, спасаясь от объятий безжалостного Севера. Заходили одно или два не то британских, не то немецких судна (помимо лесовозов) и завезли уголь для порта и электростанции, тяжелое оборудование для лесопильных заводов и промышленные товары».

Воспоминания французского офицера Пьера Паскаля, который прибыл в Архангельск в мае 1916 года, как бы дополняют эту картину. «В городе преобладали простые деревянные дома. Они тянулись по обе стороны улицы, конца которой не видно». (В справочнике Бедекера «Россия» 1914 года говорится, что город «протянулся почти на пять миль» вдоль берега реки.) «Тротуары бревенчатые. Трамвайные линии. Боковые улицы под прямым углом, открывающие вид на причалы в одном конце и на тундру — в другом» («Mon Journal de Russie», 1975, p. 30). На карте Архангельска, находящейся в Государственном архиве, отпечатанной для британских воинских частей, высадившихся в Архангельске в 1918 году, изображены 24 такие улицы, которые начинаются у берега реки, пересекают главный Троицкий проспект под прямым углом и через несколько кварталов упираются в открытую болотистую местность (W. О. 95, Box, 5422).

У военнослужащих сил вторжения остались примерно такие же впечатления о городе. Английский журналист в кратком комментарии пишет об «удивительно примитивных улицах» (Singleton-Gates. Bolos and Barishynas, 1920, p. 11). Много лет спустя один бывший американский солдат дал следующее описание старого Архангельска: «Школы, правительственные учреждения — из кирпича или камня, остальные постройки — бревенчатые… Солидные дома, общественные здания, электрическое освещение, трамваи и — деревянные тротуары, покрытые грязью улицы, открытые сточные канавы, пропитавшие зловонием все кварталы. На переднем плане остовы лодок, мачты и снасти, причалы и склады, а за ними грязные улицы» (Halliday. The Ignorant Armies, 1961, pp. 56, 57).

К этому следует добавить, что в то время в Архангельске не было ни канализации, ни общегородского водопровода: после революции еще долго население качало воду ручными насосами в самом центре города.

Таков был Архангельск, в котором Янг начал свою консульскую деятельность. Консульство располагалось на Троицком проспекте, в доме № 65, по соседству с городской англиканской церковью. Церковь была построена на территории старой «английской фабрики», возникшей здесь несколько веков назад. Первые два года Янг исполнял обычные обязанности британского консула. Он рассматривал дела об английском моряке, напавшем на русского таможенного чиновника на борту корабля, о цветном британском подданном, которого обвинили в краже «найденного им на корабле кошелька» и посадили за решетку на несколько месяцев без суда и без извещения об этом консульства, о финских плотниках, которых завербовали в Англии без предварительного согласования с русскими властями и сняли с английских судов, об английских офицерах, опрокинувших мелкие суденышки на реке волнами от своих моторных лодок. Подобные инциденты, а также обычная рутинная работа по выдаче виз, взиманию сборов за оформление документов и т. д. — всего этого было достаточно, чтобы заполнить время.

Однако существовало немало трений между русскими властями и британской бюрократией по более серьезным вопросам. Они возникали из-за особого положения Архангельска — единственного морского выхода России в Европу. Роль Архангельска как военного порта теперь усилилась, поскольку корабли вражеских стран — Германии и Турции — господствовали на Балтийском море и в южных проливах. В первое время после приезда Янга обстановка в Архангельске была довольно спокойной, однако затем возникли острые споры по вопросу об использовании трех британских ледоколов, которые были в свое время присланы союзниками России. Царские военно-морские власти распорядились послать один из них вопреки протестам Янга во Владивосток; при этом русский адмирал, прибывший в Архангельск, заверил, что для торговых судов вход в порт и выход из него будут обеспечены до конца января и без помощи ледоколов. Более того, капитан Кемп (позже вице-адмирал), старший британский военно-морской офицер, не имевший никакого опыта «в вопросах борьбы со льдами на море», поддержал оппонентов консула. В результате, когда ударили суровые морозы, корабли, которые могли бы выйти в море, вмерзли во льды: «некоторые, закончившие погрузку и Готовые к выходу, другие, наполовину нагруженные или разгруженные», как писал Янг в своих неопубликованных воспоминаниях. В сложившейся ситуации он винил не только русских. В начале декабря 1915 года, несмотря на его предупреждения, британское адмиралтейство направило в Архангельск корабль с бронированными машинами на борту, который вынужден был простоять в Мурманске всю зиму, вплоть до завершения строительства Мурманской железной дороги.

Кроме того, британское адмиралтейство намекало на то, что оно может взять в свои руки управление портом. Это предложение было сразу же отвергнуто, и при этом с сарказмом замечено, что англичане намерены обращаться с русскими так же, как немцы обращаются с турками. После этого из Лондона в Архангельск направилась миссия министерства торгового флота. Функции миссии были неясны, и состояла она из лиц, не знавших ни России, ни ее языка. Пребывание представителей министерства в Архангельске осложняло работу Янга. Миссия стала предметом насмешек как со стороны русских, так и англичан. Инженер, входивший в миссию, «вскоре обнаружил, что в строительстве деревянных причалов и мостов ему нечему учить русских, с детства владеющих топором». Чрезмерная многочисленность миссии вызывала у населения насмешки: не слишком ли много англичан освобождено от мобилизации? Англичане, по-видимому, намерены сражаться «до последнего русского солдата…» Английские морские капитаны, застрявшие в порту, дали миссии прозвище, взятое из популярной в то время программы мюзик-холла — «Моряки Гарри Тейта».