Конвой - Б.У.Л. Нортон

Утенок бросил взгляд на Пиг Пэна и уже одним этим утихомирил его.

— Остынь, — произнес тракер. — Не делай и без того паршивое еще хуже.

— Конечно! Давайте вести себя прилично, — заметил Лайл с некоторым облегчением. Он снова контролировал ситуацию. — Я мог бы выписать вам квитанции на штраф по семьдесят пять долларов с каждого, но… только допуская некоторые аргументы… Пусть, скажем, вы ехали семьдесят миль в час, это составляет около…

— Тридцать пять баксов плюс еще сотня или около того за то, что мы будем иметь гарантию… — огрызнулся Спайдер Майк.

Лайл устремил взгляд в небо, будто погрузившись в серьезные размышления.

— Ладно, — вымолвил он наконец, — могло быть даже хуже. Понимаете, жена судьи собирается обновить гардероб, и он на время завязывает с выпивкой…

— Сколько? — прервал его Утенок. Он уже достал свой бумажник, счастливый только оттого, что в путевом листе не будет отметки о штрафе.

— Ну, скажем, по пятьдесят с каждого.

— Ты — низкая, подлая, грязная мразь, — ворчливые интонации в голосе Пиг Пэна сменились рычанием в конце фразы.

Лайл спокойно посмотрел на него.

— Шестьдесят, — произнес коп.

Утенок схватил Свиной Загон за руки и оттолкнул назад на шаг — два.

— Полегче, — предупредил он. — Здесь не аукцион.

— Это поганая сделка. Я теряю весь доход от этого рейса, — начал брызгать слюной Свиной Загон.

— Меня это просто уничтожит. Не остается даже на еду, — вставил Спайдер Майк.

— Конечно, если вы хотели бы попытать счастье в суде… — начал Лайл задумчиво. — У меня есть отличный знакомый тюремщик. Я конфискую ваши трейлеры и буду охранять их, пока…

— Ты всегда рад прибрать что-нибудь к рукам, Лайл, — заметил Утенок, отдавая копу шестьдесят баксов. — Ты самый настоящий пират с большой дороги, и сейчас ты уберешься отсюда с нашими деньгами.

Пиг Пэн и Спайдер Майк достали свою наличность. У Майка оказались купюры по пять и десять долларов. Лайл аккуратно пересчитал их и сунул в карман своей рубашки.

— Это всего лишь моя работа, — добродушно заметил Лайл. — Я должен охранять дорогу от таких, как вы. И должен соблюдать безопасность передвижения по шоссе.

Взгляд Слайдера Майка был прикован к пачке денег, торчащей из кармана Лайла. Его денег. А что будет с его женой? А с ребенком, до появления которого на свет оставались считанные дни, может, даже часы?

— Конечно, кретин, — он метнул взгляд на Лайла, — может быть, когда-нибудь ты и обнаружишь себя охраняющим порядох на дороге, лежа где-нибудь в канаве и кормя собой мух.

Лайл глубокомысленно посмотрел на Спайдера Майка.

— Для тебя штраф — семьдесят.

— Ну ладно, будет, — выступил вперед Утенок и встал между мужчинами. — Не делай себе же хуже, — обратился он к Майку. — Я сейчас заплачу ему дополнительные десять баксов. А ты вернешь мне их в следующем рейсе, о'ксй?

— Вранье, — Спайдер Майк был все еще во власти гнева, волнами накатывающего на него и доводящего почти до сумасшествия.

Утенок обхватил его за плечи и слегка встряхнул.

— Что ты собираешься делать, когда ребенок родится? Ты хочешь этого?

Немного поколебавшись, Спайдер Майк кивнул головой.

— Тогда остынь, — мягко произнес Утенок. — Позволь мне взять это на себя.

Передавая деньги копу, Утенок заметил как бы вскользь:

— Между прочим, Лайл, я так понимаю, ты скоро собираешься стать одним из нас

— Как это? — спросил патрульный. Его лицо выражало удивление.

— Я слышал, водители хотят заключить некий союз с копами.

— Но не с такими, как я. Я не принял бы участия в вашем проклятом соглашении, даже если бы ты заплатил мне.

— Не я, Лайл, — спокойно поправил его Утенок. — Я пока ни от кого не завишу.

— Ладно. По крайней мере, одно у нас общеё. — Точно так же, как он сделал, когда тракеры подходили к нему, Лайл протянул руку. На этот раз Утенок просто смотрел на неё, пока та не опустилась.

— Есть еще одно общеё, — решительно заявил он, глядя прямо в глаза копа. — Мы ненавидим друг друга.

Очевидная, простая истина их отношений молнией ударила по окружающим их тракерам и поставила всех в неловкое положение. Над группой людей повисла тишина. Наконец Лайл прочистил горло, собираясь ответить, но вместо этого одарил присутствующих тем, что претендовало на название «развязная улыбка». Он тотчас же развернулся и скользнул в свой автомобиль.

— Будущеё покажет. Ты не сможешь угодить всем, — бросил он на прощание Утенку.

Тракер обошел «плимут» и встал у двери с той стороны, где сидел Лайл. Глядя на копа сверху вниз, он мягко произнес:

— Зато ты угодил мне. Я не могу даже передать, как ты мне угодил. Я надеюсь, когда-нибудь, когда ты не будешь одет в эту форму, у меня появится возможность показать тебя, как сильно ты мне угодил.

С минуту Лайл старался не выдать своего изумления. Потом он переключил внимание на машину. Коп собирался было что-то сказать, но, передумав, нажал на акселератор и покатил прочь, закружив смерчь пыли и гальки над головами оставшихся позади мужчин.

Пиг Пэн наблюдал за «плимутом», пока тот не исчез из вида.

— Я думаю, это первый кандидат в покойники, — голос Свиного Загона балансировл на грани холодной ярости. — Однажды мы встретимся, и вокруг не будет никого и ничего, кроме шоссе и сумерек.

Утенок хлопнул Пиг Пэна по плечу, чтобы вернуть мысли тракера к стоящему в стороне и ожидающему своего хозяина трейлеру. Он сказал:

— Масса парней не раз говорила это в течение многих лет. Однако ничего еще не произошло. Пошли. Давайте-ка поскореё уберемся отсюда. Мы и так уже потеряли полчаса на это дерьмо.

Минуту спустя они выезжали на дорогу, направляя свои грузовики в Глайд Инн к Рафаэлю и, по крайней мере, к порядочной пище в кругу себе подобных.

Именно так, хотя в то время никто даже не догадывался об этом, и начался Конвой.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Местечко Глайд Инн пользовалось известностью среди тракеров, регулярно совершающих рейсы по шоссе один-сорок, как единственная тошниловка, где стоило останавливаться на трассе Флэгстафф — Альбукерке. Вплоть до конца пятидесятых годов это была сонная автозаправка на две колонки и спальный вагончик, который давал приют в сердце пустыни для нескольких путешественников, двигающихся через равнины.

Однажды водитель, которого звали Монихан, слегка перебрав, забыл проверить аккумулятор и застрял прямо на бензоколонке. Он просидел большую часть дня в тени одной из колонок в ожидании аварийки из Флэг-стаффа и наблюдая за грузовиками, проносящимися мимо, — большей частью дальнобойщиками, пересекающими страну из конца в конец, когда в его мозгу начала формироваться идея. Она началась с простой мысли: «Черт! Я начинаю уставать таскать свою задницу через всю страну за гроши. Мужчина в моем возрасте (ему было сорок шесть) должен найти что-нибудь болеё подходящеё для себя…» Тут дал о себе знать его геморрой. Мокихан уже перенес две операции и, судя по всему, третья была не за горами. Так он сидел и размышлял еще некоторое время. Когда наконец прибыл буксир, Монихан добрался с его помощью до города, продал свой грузовик и купил заправочную станцию. Первым делом он поменял бензин на дизельное топливо. На оставшиеся деньги он сделал пристройку к задней части вагончика, которую поделил на душевую, комнату для отдыха, где стоял маленький телевизор, и маленький магазинчик, полный дешевых товаров, которые можно было послать жене, подружке или детям, оставшимся дома.

В уступку местным традициям он сохранил прежнеё название — «У Рафаэля». Добавление «Глайд Инн» было исключительно его идеё й, посетившей его в ту ночь, когда первый покупатель, съехав с шоссе, подрулил к его колонке.

Последним нововведением была установка СВ-рации в зале ресторана. Теперь он мог одновременно держаться на связи с потенциальными клиентами в своем районе и исполнять их заказы к моменту прибытия.

Этим вечером Тельма, старшая из официанток, находилась у рации. Болезненно скромная и застенчивая. Тельма, если бы не работала сейчас в Инне, могла прийтись по душе голливудским продюсерам в качестве исполнительницы ролей «женщины без претензий». Она была терпелива и мягкосердечна в выпавшей на её долю судьбе, и все любили се.

Её любили даже больше, несравненно больше, чем Виолетту — молодую коллегу. Виолетта обладала удивительной привлекательностью, сводящей с ума мужчин. Женщины такого сорта страстны и обольстительны с восемнадцати до тридцати лет. Потом их красота начинает увядать, а знойные тела не пользуются спросом. Ей исполнился двадцать один год, и она только начала блекнуть, как свежесрезанный фрукт, который все еще в цене. Виолетту с удовольствием принимали в любой компании, и, возможно, она являлась причиной большинства ночных мастурбаций по всей трассе один-сорок. Однако каждый знал, что эта женщина принадлежит Утенку, когда тракер появляется «У Рафаэля».