Доверие - Вячеслав Рыбаков

— Лежите, рыцарь мой, вы еще очень слабы, — сказала Галка чуть напряженным голосом, держа его за плечи. Он медленно поднял руки и накрыл ее ладони своими.

Стало тихо. Дремотно шумел океан.

— Как здорово, что мы вместе летим, — прошептал Гжесь потом и чуть подвигал головой, гладя судорожно стиснутые Галкины ноги.

— Неудобно? — вскинулась Галка, но он сказал с пронзительной, уже болезненной для ее сердца теплотой:

— Да что ты, господи…

Она помолчала, пытаясь выровнять дыхание. Жаркая, туманящая сознание истома поднималась от сладкой тяжести на коленях.

— Удивительно, что нам так повезло… Завтра летим. Было бы ужасно, если бы кого-то не пропустили или распределили на разные рейсы, ведь правда? — произнесла она чуть дрожащим голосом, и это было признанием.

— Я бы один не полетел.

Она улыбнулась и вдруг спросила:

— Ты правда собирался купаться? А он мгновенно ответил:

— Идем вместе.

И она тут же согласилась:

— Идем.

Он не пошевелился.

— Вот я только полежу еще, наберусь сил после такой потери крови… Она беззвучно шевельнула губами, а потом повторила едва слышно:

— Лежи.

Мерцающие глыбы волн сонно, медленно накатывались на плоский берег.

— Говорят, там жилья не будет хватать первое время… Если мне не достанется, приютишь? Хоть на… — у него перехватило горло, — хоть на несколько дней?

Она резко выдернула свои ладони из-под его, и он тут же испуганно вскочил.

— Дурак, — пробормотала она. — Пень бесчувственный… Если уж я впущу, так потом не выпущу, так и заруби на своем римском носу!

И маленькая Земля, ошалев от счастья и восторга, летела сквозь пустоту пустот, крутясь волчком на одной ножке своей оси. И когда первые лучи пурпурного солнца, торжественно всплывшего над светозарным, радостно распахнутым океаном, выхлестнули из-за горизонта, ударили в берег, и деревья швырнули свои длинные тени на прохладный ковер песка, двум детям казалось, что это Их Солнце, Солнце Их Дня, взошедшее лишь с тем, чтобы дать им видеть друг друга, любоваться друг другом, и это теперь надолго, навсегда…

Глава вторая

Замечу в скобках, что цифры эти я беру совершенно произвольно, во-первых, потому, что я не знаю точных цифр, а во-вторых, потому что, если б я их знал, я бы их сейчас не опубликовал.

Здесь было ватно тихо, среди тяжелых портьер, ковров, мягких кресел, освещенных холодным деловым светом. В кабинет не доносилось ни звука, хотя за стеной была Площадь, где, сдавленный со всех сторон плотными лучами прожекторов, Чанаргван договаривал свою победную речь.

Ринальдо Казуаз тяжело опустился в кресло у старомодного письменного стола. Придвинул к себе диктотайп, но только пожевал сухими губами, и отодвинул вновь. Секунду смотрел на свою маленькую ладошку, исхлестанную синими вздутиями вен. Как некстати, в который раз подумал он. И так уже времени в обрез… Вот он кончит свою речь, и что дальше? Что предпримет наш адмирал?

Медленно растворилась одна из дверей.

— Можно? — спросил осторожный молодой голос. Ринальдо обернулся, но так неловко, что где-то под ложечкой зацепилось нечто, и резкая боль скрючила тело, заставила принять прежнее положение, натужно выпрямиться в кресле, а затем развернуться вместе с ним.

— Конечно, малыш, — произнес Ринальдо, переведя дух. — Я тебя жду. Вошедший юноша удивительно был похож на молодого Чанаргвана — такой же смуглый, жгучий, широкоплечий, с ослепительным взглядом и колючим прицелом горбатого носа. Сын. Сын Чанаргвана и Айрис.

— Здравствуй, — сказал сын.

— Добрый вечер, — ответил Ринальдо. — Ты ужинал?

— Да, спасибо, я перекусил с ребятами. Отец знает?

— Разумеется.

— И все-таки говорит?

— И все-таки говорит. Садись, зачем ты так стоишь… Дахр послушно сел.

— Тебе опять нездоровится? — обеспокоенно спросил он.

— Перестань говорить глупости.

— И… что теперь?

Ринальдо вздохнул и медленно, с усилием поднялся. Дахр сделал движение помочь, но Ринальдо только пренебрежительно шевельнул ладошкой и улыбнулся углом губ. Подошел к двери, приоткрыл, потом закрыл опять, вернулся к столу, потом к стене, нажал кнопки шифра и, подождав секунду, вынул из бара две чашки с соком, прозрачно-желтоватым, кислым и бодрым даже на вид.

— Последние дни мучает жажда, — признался Ринальдо и опять улыбнулся. Ему будто что-то мешало улыбаться, какой-то невидимый шрам или ожог, или странный паралич — улыбалась половина рта, а половина не двигалась, стиснутая неведомыми тисками. Это производило жуткое и жалкое впечатление.

— Сколько там было? Двести?

— Двести семь человек, сто тридцать пять мужчин и семьдесят две женщины. Дахр медленно сглотнул. Ринальдо принес чашки — осторожно, очень боясь расплескать, закусив губу от напряжения. Руки его крупно дрожали, и несколько капель все же пролилось. Одну чашку Ринальдо подал Дахру — тот поспешно принял ее, — а другую, вцепившись в нее обеими руками, поднес ко рту. Слышно было, как он гулко, булькающе пьет, его щеки чуть вздувались, а морщинистое горло проседало при каждом глотке.

— Это произошло быстро, — произнес он потом, отстранив чашку. — Пей. Совсем мгновенно.

— Не хочу, — ответил Дахр, глядя в пол.

— Тебе не холодно здесь? — заботливо спросил Ринальдо, ставя чашку на стол. Чашка резко стукнула. — Ты ведь совсем тропический, даже рубашку не надел…

— Что вы теперь будете делать? — спросил Дахр. Он так и сидел с чашкой в руке.

— Твой отец решит, — отрубил Ринальдо. — Если ты не станешь пить, дай тогда мне, хорошо?

Дахр протянул ему чашку и спросил с усилием:

— Причины неизвестны? Ринальдо выпил.

— Пожалуйста, сделай мне еще, — попросил он. Дахр поспешно вскочил, бросился к бару.

— Чашки три сразу. Причины… Взрыв нейтринных запалов при переходе в надпространство. Отчего — один бог знает.

— Сколько всего рейсов совершили надпространственные корабли?

— Шестьсот восемьдесят два — за все семь лет, что мы знаем надпространство.

— И именно сегодня — такое…

— Да. это впервые… И главное — головной корабль. Начальный запас техники — весь ушел…

— И двести семь человек. Ринальдо помолчал.

— И двести семь человек, — согласился он.

Дахр принес чашки, и Ринальдо немедленно прильнул к одной из них. Дахр продолжал стоять.

— Что мы теперь будем делать? — опять спросил он. Ринальдо, не переставая пить, пожал узкими плечами.

— Сколько стоит день?

— Сто тысяч человек для первой фазы, — ответил Ринальдо, отставляя пустую чашку. — Затем в эн раз больше, в зависимости оттого, сколько кораблей мы станем отправлять в сутки.

— Как не повезло…

— Что говорить.

Дверь с махом распахнулась, вздулись и заколыхались портьеры, в кабинет на миг ворвался рев аплодисментов, и, несомый ими, словно парусный корабль свежим фордевиндом, влетел огромный, радостный Чанаргван. Дахр повернулся к нему. Чанаргван автоматически сказал, повелительно взмахнув рукой:

— Сиди, сиди…

Он сбросил свою роскошную куртку прямо на кресло, смотав ее в какой-то невообразимый комок, а сам шумно бухнулся на нее. Уставился на Ринальдо круглыми глазами; улыбка висела, как приклеенная, на его сочных коричневых губах.

— Ну, что там? Я так и не понял.

— Понял, — ответил Ринальдо.

— Какого дьявола, — буркнул Чанаргван. Взял чашку с соком, поднес к лицу, брезгливо понюхал. — Что за мерзость… Шкет, сделай мне покрепче…

Дахр нехотя двинулся к бару.

— Ну, скоренько, скоренько, — отрывисто бросил Чанаргван. — Естественно, никто не уцелел.

— Естественно, — медленно повторил Ринальдо.

— Так… — Чанаргван поскреб обеими руками у себя в затылке. — Хорошо хоть, что головной, а вот если бы рванул пассажирский, сразу сто тысяч народу к праотцам… Прах их побери, нашли время взрываться! Что делать-то, старик?

Дахр принес бокал с густой, опалово поблескивающей жидкостью. Чанаргван перехватил бокал у него из рук и, далеко запрокинув голову, одним махом выплеснул жидкость в свой бескрайний разинутый рот. Передернулся, поставил бокал и с полминуты сидел молча, неподвижно, с полуприкрытыми глазами, прислушиваясь к ощущениям у себя внутри.

— Ринальдо, черт, — сказал он потом, широко распахивая глаза. — Ты ведь уже придумал, что надо. Ну?

— Вывод очевиден, — ответил Ринальдо.

Дахр стоял за спиной отца, медленно поводя головой то на макушку сидящего Чанаргвана, то на лицо Ринальдо.

Ринальдо встряхнул лысеющей головой, щеки его, обвисшие и мягкие, дрябло заколебались, разевая и вновь захлопывая морщины.

— Четыре на сто тысяч — четыреста тысяч человек не сделают погоды. Прекратим старты на эти четыре дня под благовидным предлогом. За это время постараемся вновь успеть сконцентрировать первоначальный запас техники, и вновь пошлем транспорт с нею и минимумом обслуживающего персонала. Начнем все сначала. За это время — попробуем сообразить, почему произошла катастрофа. Мобилизуем всех пространственников — кто у нас? Массачусетский филиал, Новосибирский филиал, Лунный филиал. Ганимедский филиал…