Девушки с картины Ренуара - Доминик Бона

Над этой картиной (ее размеры – 1,585 на 2,215 метра) он работал на авеню Дюкен. Из-за полутонов создается впечатление, что Каррьер посадил моделей полукругом у камина: одни персонажи освещены лучше, чем другие. Но это лишь предположение: на картине не видно никакого камина. Анри сидит справа, его бородка сливается с коричневатым фоном картины. На первом плане – высокий и стройный силуэт Ивонны Лероль. Кристина – слева, вместе с Гийомом: они едва различимы, лица Гийома не видно, оно смазано, словно по нему прошлись тряпкой. В центре – мать, Мадлен, она притягивает взгляд своим светлым платьем. Одна ее рука лежит на подлокотнике кресла, другой она держит маленького, одетого в матроску, Жака (правда, чтобы это заметить, нужно вооружиться лупой). Невозможно сказать, что в памяти остаются лица персонажей. Все они слишком призрачны. Но, портрет, тем не менее, интересен: семья, как будто зажатая в ореховой скорлупе, образует нераздельное единство. Для Каррьера индивидуальность не имеет значения. Его интересует целое. Он уловил особенность этой группы: сплоченная семья, где все близки друг другу. Кажется, есть только один недочет: он убрал фортепиано! Если знаешь эту семью, то ощущаешь его отсутствие.

Что еще любопытнее, ощущение счастья от него тоже как будто ускользнуло. Любимый цвет Каррьера – коричневый, переходящий в желтый, – не внушает оптимизма. Наконец, на всех лицах – замкнутость. Никто не улыбается. На лице Ивонны словно читается страдание. Тогда как на самом деле в то время жизнь обеих сестер Лероль все еще радостна и легка.

Но искусство, которое их окружает, искусство, которое они ежедневно вдыхают, тоже ядовито. Может быть, Каррьер угадал мрачное и замедленное движение. Будущие губительные процессы.

Глава 3

Художник, опьяненный музыкой

Анри Лероль, унаследовавший процветающую фабрику художественных изделий из бронзы, мог бы жить в довольстве на свою ренту, покуривая сигару или путешествуя. Но он решил быть художником, и живопись стала для него отнюдь не дилетантским увлечением, досугом праздного человека, а настоящим ремеслом и страстью, так же глубоко укоренившейся в нем, как музыка.

Высокий, стройный, с удлиненным лицом и заостренной бородкой, с повадками богатого буржуа, но истинный художник. Он часто сомневается в своем таланте. В тот момент, когда Ренуар пишет портрет его дочерей, он переживает глубокий душевный кризис, терзаясь вопросами о своем искусстве до такой степени, что однажды прекращает писать. Этот беспокойный и скромный человек, с 1875 года признанный в кругу известных художников своего времени, пользуется большой популярностью. Ведь на протяжении многих лет Анри непрерывно выставляется на парижском салоне.

Салон, так часто и настойчиво закрывавший свои двери перед многими другими художниками из числа его друзей, не переставал чествовать его, награждая различными медалями. Лучшие критики того времени писали о нем восторженные статьи. Анри Лероль удостоился даже ордена Почетного легиона.

Грызущие его сомнения и тревоги удивили бы его почитателей, если бы он доверился им. Он не знал ни унижений, ни повторяющихся провалов, как его жестоко осмеянные и непризнанные друзья-импрессионисты. Его путь в профессии напоминает королевскую дорогу. Тем не менее однажды он откажется от официальных заказов. Он продолжит работать для себя, писать интимные сюжеты, которые перестанет демонстрировать за пределами семейного круга, делая исключение лишь для нескольких друзей.

Анри Лероль ненавидит академизм. Этот известный художник невзлюбил «изящное искусство». Он никогда не хотел изучать его, предпочитая более либеральную систему обучения в швейцарской Академии или наивные советы своего первого учителя, Люсьена Ламота, художника, которому было суждено умереть от голода и нищеты и который, как оказалось, также был первым учителем Дега. Один из близких друзей Лероля, Морис Дени, расскажет о его «антиакадемическом, антиофициальном складе ума, который (как и у Дега) отличался пристрастностью», заметив, между прочим, что это «довольно занятно для буржуазной среды». Лероль – свободный человек. Упрямец с ангельской улыбкой. Всю свою молодость он работал в Лувре, без устали копируя шедевры художников, перед которыми действительно преклонялся: Рубенс, Пуссен, Веронезе.

Он верит в никчемность обучения и в абсолютное превосходство отдельных гениев. Не претендуя ни на что, он работает, как ремесленник, как до него работали его отец и дед, мастера по бронзе. Именно в Лувре он подружился с художниками, с которыми долго не осмеливался заговорить, но которые очень скоро стали ему близки, как Фантен-Латур.

Благодаря им его круг знакомств расширился. В него вошли новые художники, которых он регулярно навещает. Все они выбраны им за талант, начиная с Альбера Беснара и заканчивая Пюви де Шаванном, не говоря уже о Жане-Луи Форене и Эдуарде Мане. Лероль предпочитает их компанию обществу банкиров, дельцов или праздных рантье.

Поскольку на протяжении многих поколений его семья связана с искусством, он обладает врожденным вкусом, которым отчасти обязан своим генам. Его отец Тимоте Лероль считал себя «художником по бронзе». В его мастерской – так называли фабрику – маленький Анри мог наблюдать, как рабочие создают форму, к примеру, для лошади и всадника. Ему разрешалось формовать мелкие предметы, которые потом отливались в бронзе, как те, что делают профессиональные скульпторы. Позднее, в возрасте десяти или двенадцати лет, он отлил чернильницу, которая будет стоять на его письменном столе до самой смерти. Он гордился этой скромной принадлежностью как воспоминанием о счастливом детстве, а также о юности, проведенной среди художников-ремесленников.

Анри Лероль – мирный человек. Он сговорчив и мягок и любит, когда вокруг него царит согласие. Кроме того, он старается, чтобы все были счастливы: и жена, и дети, и друзья. Убежденный католик, он не пропускает ни одной мессы. Леролю удалось сохранить полную безмятежность в бурное время, когда семьи раздирают самые жестокие распри. На «мирские» заказы он отвечает с той же любезностью, что на просьбы архиепископа, и с одинаковым рвением пишет как религиозные сюжеты, так и те, на которые его вдохновляет высокая светская мораль. Его картинами украшены как церкви, так и публичные здания.

Он написал несколько картин для зала торжественных церемоний в городской ратуше, в частности фреску «Наука и Истина, поучающие Юность». Его «Альберт Великий» и «Святой Иаков», что в Сорбонне, задуманы в том же возвышенном и поучительном стиле. Он изобразил Альберта Великого, немецкого теолога и философа из ордена Доминиканцев, наставника святого Фомы Аквинского, а также святого Иакова, апостола и первого епископа Иерусалима, мученика раннехристианской эры. Лероль – мастер благородных сюжетов, замешанных на исторических и религиозных темах. Все картины – очень крупных размеров, им сложно найти место в обычных домах. Им необходимы высокие потолки и большое пространство, чтобы «заиграла» перспектива. Церкви, так же, как парижская ратуша и Сорбонна, отвечают этим критериям. «Крещение святого Агара и святого Альберта» в городе Кретей, а в Париже «Причастие апостолов» или «Бегство из Египта», одна – в часовне доминиканцев, другая – в часовне капуцинов, были написаны на стремянках и лестницах. Работая для городской ратуши, Лероль ловко лазил по строительным лесам. Здесь он трудился в компании двух своих друзей: Альбера Беснара, расписывавшего потолки, и Эжена Каррьера, в обязанности которого входила роспись угловых камней («углов» треугольной формы между двумя соприкасающимися арками).

Рыцари, блудные сыновья и блаженные: религия занимает первейшее место в творчестве Лероля. Его работы можно отыскать в часовнях, ризницах и церквях, в Кане, в Каркассоне, в По, в Дижоне, в Семюр-сюр-Оксуа. В Париже церковь Сен-Франсуа-Ксавье, прихожанином которой он является, заказала ему «Причастие апостолов» (картина располагается в часовне справа от нефа), и диптих под названием «Причастие». Последний ныне спрятан в ризнице, где проходят венчания, и, чтобы увидеть его, нужно попросить ключ.

На картине – группа женщин, одетых в длинные темные одежды, с требниками в руках, устремили взгляды к алтарю, где священник причащает преклонившего колени человека. В глубине – несколько монахинь в чепцах. Мальчик-служка. Картина без излишеств, от нее даже может остаться ощущение пустоты. Что поражает в этой пустоте, акцентированной белым светом, так это глубина черного цвета, которым написаны платья: матовый черный оттенок, чем-то напоминающий черные пятна Мане. Огромная картина источает кротость и покой. Сцена, пусть такая удаленная во времени, с ее старомодными костюмами и убранством, кажется живой: в ней, в этот момент общей молитвы, чувствуется воодушевление. Молчание почти осязаемо. Ивонна и Кристина, приходящие на мессу в церковь, могли любоваться картиной, узнавая на ней знакомые лица. Слева на первом плане их мать и тетушки (Мадлен, Жанна и Мари Эскюдье). Они часто позируют Анри Леролю, ведь все они – красавицы и всегда находятся рядом.