Сделай мне приват - Мария Круговая

— Придешь завтра к десяти вечера. Одна или с парой?

— Одна.

— Ладно. Здесь будет Бурая, скорее всего. Она — админ, все тебе подробно объяснит. Паспорт принесешь. И любой другой документ.

— Бурая — это прозвище?

— Фамилия. По существу сегодня вопросы будут?

— Где мое рабочее место?

— Любое свободное. Но, учти, старших надо уважать. — Она кивнула и шагнула в нашу с Лилит комнату. На рабочем столе висела красноречивая фотка. Она растянула тонкие губы в понимающей ухмылке.

— Камеры можно посмотреть?

— Смотри.

— Микрофоны есть?

— Есть, но плохие.

— В солярии можно полежать?

— Пока нет, там стекло сейчас треснуло. — Она на ходу круто повернулась ко мне, и я чуть не врезалась в нее. Где Бурая таких высоких баб берет только?!

— Это у тебя свой цвет волос?

— Да, — хрипнула я. — У тебя опыт работы есть?

— Небольшой. А сколько тут платят?

— Тебе — пока 40 %.

Казалось, Оленьку это не волнует в принципе: она уже смотрела куда-то мне за левое ухо.

— Там ванная, — сказала я ей в спину.

В ванной комнате она придирчиво осмотрела россыпь зубных щеток, паст, гелей для душа. На большом зеркале было написано красной помадой: «Уважаемые проститутки! Не замачивайте рабочее белье более чем на 1 (один) месяц! Воняет. Злая Лилит».

— Весело у вас тут.

— Уссышься.

Затем новенькая Оля сделала странную вещь. У нас в ванной всегда была подставка под зубные щетки с несчетным количеством гнезд. Никто, разумеется, ей не пользовался, избегая малейших ассоциаций с дисциплиной, поэтому щетки просто валялись «где чья?». Новенькая собрала их в один пучок и начала методично расставлять в свободные ячейки подставки поросячьего цвета в разводах мыла и зубной пасты. Она делала это не просто не торопясь, а как будто старалась продлить этот мистический акт как можно дольше.

— Как я и думала, — загадочно заключила она.

— У тебя есть цифровые фотки какие-нибудь?

— Нет.

— Я не сомневалась. Завтра вечером сделаем.

— А ты фотограф тут местный типа?

— Что-то вроде того. По совместительству.

— А где Бурая-то сегодня?

— Она вечером будет.

— А ты будешь?

— Я буду. Зачем тебе?

— Так. — Она равнодушно окинула взглядом помещение, как бы взвешивая в последний раз работать ей здесь или нет, и добавила: — завтра в десять.

Я молча разглядывала ее. От ведь… Занесло…

Валюша осторожно потрогал кнопочку на пылесосе, но это не помогло. Тогда он аккуратненько обошел его и тронул кнопочку на другом боку, попутно взглянув на свое искаженное отражение на блестящей выпуклой поверхности. Средним пальцем разгладил бровь.

— Да. Перегрелся.

Престарелый ловелас меланхолично потащил покорный пылесос за шланг на кухню.

— Перекур. Мой малыш хочет отдохнуть. Чего это у тебя?

— Пакеты для мусора с яблочным ароматом, туалетный утенок — с мандариновым, лимонный стеклоочиститель…

— О! Вот это вещь, — оживился Валюша, — припрячь до Нового Года, а то и на стол поставить нечего будет.

— Обойдешься, это нам для романтического девичника с Марусей.

— Марусь, ты в дальней убиралась? — обреченно спросил Валюша.

— Нет, еще.

— Ну будешь тогда вместо меня там, а я туалет помою. Только осторожно, там Натусик дрыхнет.

— Что за Натусик?

— Старая гвардия. — Пояснила Бурая. — Хорошая девушка.

— Бурая, ты бы пожрать лучше что-нибудь купила, — заныла я, — а не этой херни.

— Кстаааати… Херни, говоришь? — Бурая начала загадочно скалиться. — Девочки, я тут купила игрушек вам. Две штуки пока. Смотреть будем?

Мы с Валюшей, как два домашних кота, полезли носами в черный полиэтиленовый пакет, уже почти столкнулись лбами, когда Бурая выхватила пакет и начала раздавать нам подарки с новогодними прихватами.

— Вот, Машенька, это нам с тобой, — она гордо достала телесного цвета и негритянских размеров страпон с черными резиночками.

— Не, Бурая, даж не думай, — попятилась я.

— Смотри, Валюша, этот розовенький тебе.

— А вот эта фигня зачем?..

— Ой, девчонки, надо их помыть в тепленькой водичке с мыльцем, а то горько будет.

— А это с присосочкой, к стенке прилепил и наяривай…

— Не показывай на Вальке так — примета плохая…

— … или к стиральной машине…

— а ты презики купила? Надо же будет их сегодня это….

— Нет, Бурая, а жратвы надо было все-таки… — я потрепала ее по редковатым ярко-апельсиновым волосам.

На кухню влетела Лилит — деловая, румяная и прекрасная. Короткий сарафан в клеточку, с полукруглым детским кармашком, почти не прикрывал трусиков, полосатые гетры плавно перетекали по стройным ногам на высоченные каблуки. Вся эта красота составляла 187 см в холке.

— Чего вы тут разорались? — она приветливо почесала Валю грязной шваброй по голой коленке.

— Бурая хуев на студию купила, — говорю, — снабдила производство оборудованием.

— Маруськ, тут и пристяжной есть, смотри-ка, — она медленно перевела взгляд со страпона на меня. Нехороший был у нее взгляд, задумчивый.

— Бабы, вы чего, озверели?

— А что? Я всегда мечтала. Хоть разок, — неприятно заблестела Лилит.

— А вот и ничего, — Бурая взяла резиновую письку уверенной рукой и гордо потрясла над головой: — Рабочий инструмент!

— Инвентарь донбасского шахтера! — подхватила я.

— Даешь пятилетку в три дня, девочки, — мечтательно захлопал ресницами Валюша.

— Не уроним высокое звание рабочей молодежи!

— Даешь самоотверженный труд ради Отчизны и перевыполнение нормы нашей рабочей бригадой, — заорала я. — Лильк, ты чего притихла там? Чего это?

— Я вот мелочь тут нашла, пока прибиралась. 8 рублей, 20 копеек, нужно сделать копилку. Будет, корочь, благотворительный фонд у нас. Ручка есть?

— Не, ты погоди, — загорелась Бурая. — Надо распечатать. И крышку. Вон банку ту возьми. Пойдем, сделаю тебе… Давай, монеток добавим еще? У меня два рубля осталось…

— Скотч надо…

— На помаду и колготки, у меня в пальто пятак лежит, возьмите! — вставил Валюша, но мы с ним и с пылесосом уже остались одни. Кого на ум, а этих — на дело.

— На вот тебе пылесос. Иди в дальнюю, с Натуськой нашей познакомишься заодно. Если проснется…

Когда я осторожно открыла дверь в комнату, моему обонянию был нанесен жесточайший удар: в комнате стоял тугой дух застоявшегося табачного дыма и гусарского перегара.