Грязь - Даниэла Торопчина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Твои соседи сами только что орали тут как резаные! — еще более раздраженно сказала девочка. — А я как хочу себя, так и веду, — и, нарочито громко топая, скрылась в ванной. Дверью хлопнуть не получилось: та закрывалась слишком туго, и в ней не было даже замка, который можно было бы со злостью громко провернуть.
VII
Из-под горячего душа вылезать не хотелось, но голод был сильнее. Анита вспомнила: последний раз она ела вчера утром; тогда она еще даже не стала преступницей. Можно сказать, была другим человеком!
— Кот, полотенце!
В двери появилась голова Исфы:
— Не ори.
На пол возле обшарпанной ванны упал кусок махровой ткани — слишком истертый, чтоб называться полотенцем, но чистый и сложенный аккуратнее некуда. Вытираться пришлось, стоя в ванне за полупрозрачной занавеской — брат забыл закрыть дверь.
Стыдливо крадучись, девушка вышла на кухню, завернутая в это самое полотенце.
— Ты мне одежду купил? Я видела. Где она?
Кот, занятый подогреванием еды на электрической плитке, не оборачиваясь протянул руку в сторону окна. Под ним на чуть теплой батарее Аничку ждали дешевые домашние тапки, пара трусов и пижамный комплект.
— У тебя еще топят?
Парень не ответил.
Пижама была дурацкая, как будто детская, но села отлично.
Большая тарелка чучвары уничтожилась за пару минут; для плова места в желудке уже не осталось, но Анита насильно впихнула в себя несколько ложек — слишком она его любила.
— Зимой потеплее будет, сейчас уже плохо греются батареи, — Исфа разлил кипяток по чашкам и закурил. — Расскажешь, что было-то?
Девушка смутилась. После крепкого сна, горячего душа и сытного ужина она наконец почувствовала себя человеком, так что вчерашний конфуз был последним, о чем ей теперь хотелось думать. Брат смотрел на нее мягко и тупо: не сверлил взглядом, а будто аккуратно продавливал свой вопрос внутрь ее черепной коробки. Промолчать было бы грубо.
— Я себя ненавижу, — вырвалось само собой. — Это было максимально стыдно, я ебанутая мразь и оставила старика умирать, еще и обокрала его.
Взгляд Аниты застыл на большой столовой ложке, обратной стороной которой Исфа размешивал чай.
— Хорошо, только не кричи так. Давай как-то полушепотом, что ли?
— Давай.
— Итак, он тебя не домогался, да?
Аничка поморщилась и от стыда зажала рот рукой. Она уже забыла, что наврала брату.
— Я случайно. Я пришла к нему в гости, хотела денег попросить — меня выгнали из колледжа и выселили из общаги, и…У меня не осталось на жизнь ничего. Ну, он мне сначала сам хотел денег дать, а потом как будто с ума сошел — начал орать, что я шлюха, называть меня Мией, бить… Я достала игрушечный пистолет, пригрозила ему, сама спиздила деньги и ушла, — с тяжелым вздохом закончила рассказ девушка.
— И правда пиздец, — громко выдохнул Исфа. — Игрушечный пистолет?
— Да. Я его потом выбросила где-то около вокзала.
— Оставила умирать?
— Да. Ему стало плохо, когда я уходила.
Эти воспоминания слепили и пьянили; девушке потребовалось прилечь. Забывшись, она вновь заснула и проспала до самого полудня.
VIII
Подушка, брошенная братом с верхнего яруса квартиры, приземлилась точно в цель и разбудила Аниту.
— Козёл!
— Не ори и вставай, — Кот ловко спустился, спрыгнув на пол с самой середины лестницы, и принялся тормошить сестру.
— Встаю я, встаю.
— Где деньги?
Вопрос брата ударил девочку током и на мгновение вернул в позавчерашний день. Вспоминать о своем поступке она не хотела — ей было противно думать, что где-то посреди Москвы разлагается на полу и воняет ее дедушка Женя.
Она молча подошла к рюкзаку и достала из него тонкую стопку купюр.
— Сто пятьдесят вроде.
— Хорошо, — на автомате выдал Исфандияр. — Точнее, плохо. Он точно умер?
— Ну, ему стало плохо, когда я уходила, он лежал на полу. Я не знаю, честно.
— Плохо. Если он жив, может пойти в полицию.
Это было несправедливо. Он ведь сам хотел дать Аничке эти деньги! Просто потом у него случился приступ. Да и она забрала даже не все, а только лишь половину — понимала, что старик сам нуждается в деньгах.
— Я даже не знаю, на что надеяться. Жалко его.
— Жалко? — возмутился Исфа. — А почему?
— Ну…
— Тебе не должно быть жалко его, — отрезал брат. — Чувак, который толкал таблетки твоей матери, не жалел ее. Я не жалел тех, кому продавал наркоту через цветочный ларек в десятом классе — мне надо было содержать семью. Вас содержать! Ты совершила преступление — добро пожаловать в этот чудесный мир! Здесь никто никого не жалеет, — прошипел он сквозь зубы в конце.
Аните стало страшно; она никогда не видела Исфандияра таким, и тем более не представляла, чем на самом деле он зарабатывал на жизнь, когда жил с нею и ее мамой. Девушка расплакалась.
Кот забрал из ящика стола ноутбук и ушел, закрыв сестру в квартире. Она и не возражала; после тяжелого разговора ей вновь захотелось поспать. Переборов себя, Анита порыскала в холодильнике в поисках еды и принялась завтракать пловом.
Что делать дальше? Как жить? Прятаться ли или спокойно существовать без страха перед каждым проходящим мимо полицейским? Как тратить деньги? Уехать от брата или продолжить жить с ним? Эти мысли занимали девочку ближайшие несколько часов.
Вскоре вернулся Исфа.
— Куда ты ходил?
— Работал, — парень был мрачен.
— Ты же работаешь из дома?
— Да, иногда из кофейни в соседнем доме, иногда из ближайшей библиотеки или из парка, — раздраженно ответил он. —
