Хранительница болот - Наталья Николаевна Тимошенко

Внутри дом оказался еще больше, чем выглядел снаружи. Через главный вход я попала в большую гостиную, обстановка в которой давала понять, что ею пользовались до последнего. На окнах висели тяжелые портьеры, стены украшали портреты мужчин и женщин, когда-то тут живших. Мебель была расставлена таким образом, чтобы бо́льшая часть комнаты оставалась свободной. Ваза в углу оказалась пустой, но я была уверена, что еще недавно в ней стояли цветы. Настоящим украшением гостиной был огромный камин со сложенной рядом поленницей дров. Напротив камина располагался диван с темно-красной обивкой и тремя коричневыми подушечками. Потолок здесь оказался таким высоким, что я сумела разглядеть его, только полностью задрав голову. Очевидно, над гостиной второго этажа не было, она занимала все пространство. Где-то там, в самом верху, свисала большая люстра, которая, должно быть, одна могла осветить все помещение. По обе стороны гостиной вверх уходили две лестницы, а рядом с ними располагались двери, ведущие в коридоры и дальше – во флигели. Поначалу мне показалось, что два крыла второго этажа никак не соединяются, чтобы попасть из одного в другой, нужно спуститься в гостиную, но вскоре я заметила протянувшийся над входной дверью балкон, выходящий внутрь дома. По нему можно было перейти с одного крыла в другое.

С четвертой стороны гостиной, прямо напротив входа, был еще один выход. Две огромные стеклянные двери распахнулись с натужным скрипом, как только я коснулась их. Выйдя на улицу, я поняла, что дом построен буквой П, а во внутреннем дворе когда-то был разбит прекрасный сад, теперь уже запущенный и заросший. Посреди сада я разглядела даже заброшенный фонтан. Боже, как, наверное, когда-то тут было прекрасно! И как же так получилось, что Агата Вышинская осталась тут одна? Почему мы не знали об этой усадьбе? Или бабушка все-таки знала и когда-то привозила меня сюда?

Решив, что осмотрю сад и двор позже, я вернулась в дом. К этому моменту Вера куда-то исчезла, посреди гостиной стояли лишь Юлька и Кирилл. Причем лицо последнего пылало еще ярче, чем Юлькины волосы. Сестра же кокетливо улыбалась и что-то рассказывала, чем и вгоняла в краску бедного деревенского парня. Юлька, несмотря на неспособность ходить, в полной мере осознавала собственную красоту, флиртовать умела и любила. Чем сейчас беззастенчиво пользовалась. Еще минута – и Кирилл упадет в обморок, как затянутая в корсет барышня с одного из портретов на стене.

– А где Вера? – поинтересовалась я, обозначая свое присутствие.

Кирилл повернулся ко мне с видимым облегчением. Не готов он был к напору столичной красавицы, разговаривать о более приземленных вещах, в которых он разбирается гораздо лучше, чем в тонком искусстве обольщения, ему было комфортнее.

– В деревню ушла, – ответил, заикаясь, Кирилл: – Мы не знали, что вы приедете, в доме ни молока, ни хлеба свежего. Мама быстренько ужин вам приготовит, вы, небось, устали и проголодались с дороги.

Этого я не могла отрицать. Посетовала только, что Вера пошла пешком, мы могли бы съездить на машине, но Кирилл лишь махнул рукой, заверив, что она справится быстро, много продуктов нести не станет, только на ужин. Зато мы пока можем заняться обустройством хотя бы самых необходимых комнат.

Более или менее жилой в доме была всего одна спальня, принадлежавшая Агате. Но она находилась на втором этаже, поэтому ее заняла я, Юльку же следовало поселить на первом. И тут возникли трудности. Оба флигеля оказались в совсем непригодном состоянии, в столовой или огромной гостиной жить ей было бы неудобно. Оставалась всего одна комната по левую сторону гостиной, бывшая много лет назад чьим-то кабинетом. Очень. Много. Лет. Назад.

Кабинет был большим, но сильно захламленным, а еще пыльным и неубранным. Если мебель и книги можно вынести, то на уборку придется потратить минимум полдня, а солнце уже клонилось к закату.

– Я вам помогу! – с энтузиазмом заявил Кирилл, видя наше положение.

Мы отправили Юльку в сад, чтобы она не дышала пылью, а сами принялись за дело. Выносили мебель и складировали ее у камина, мыли окна, собирали паутину и клочья пыли. Без Кирилла я бы не справилась. И дело даже не в том, что пришлось бы работать ночью, а в том, что я элементарно не знала, где что стоит, где набрать воды и прополоскать тряпку.

За работой мне удалось выяснить, что Кирилл всю свою жизнь прожил в Востровке. Ему двадцать два года, после школы он не поступил в колледж и вернулся в деревню, намереваясь подготовиться получше, да так и не сделал этого. Агата Вышинская взяла его к себе на работу, платила щедро, и Кирилл не смог бросить мать, остался в Востровке насовсем. Ему нравилась их маленькая деревня, спокойная жизнь и непыльная работа у Агаты. Насчет непыльной парень, конечно, соврал. Лично я уже обливалась слезами и соплями, хотя аллергиком никогда не была.

– В чем заключалась ваша работа? – поинтересовалась я, возя шваброй по потолку.

– Да так, – парень неуверенно пожал плечами. – То подремонтировать что-то, то дров наколоть, то воды наносить. За садом приглядывал. Мама моя тоже здесь трудилась. Усадьба очень старая, работа всегда найдется.

В это я могла поверить с легкостью. Завтра, когда осмотрюсь получше, наверняка пойму, что мне понадобится с полсотни таких Кириллов и Вер, чтобы навести тут порядок.

Закончив с потолком, я залезла на стремянку и потянулась к тяжелым портьерам, намереваясь их снять, но Кирилл остановил меня:

– Нет!

Его возглас был таким громким и внезапным, что я пошатнулась от неожиданности и едва не упала. Не упала, потому что успела ухватиться за портьеры, и те меня выдержали.

– Не надо, – виновато повторил Кирилл. – Не снимайте.

– Почему? На них пыли больше, чем во всей остальной комнате.

– Не надо окна незанавешенными оставлять на ночь.

– Почему?

Кирилл смутился и принялся с усердием тереть пол, но я не собиралась позволять ему промолчать.

– Кирилл?

Парень вздохнул, но от занятия не оторвался.

– Они знают, что Хранительница мертва, – едва слышно сказал он. – Будут приходить сюда, в окна заглядывать. Юля испугается.

По моей спине поползли толпы мурашек. Мокрыми стали даже ладони, которыми я продолжала цепляться за шторы. Хотя чего именно я так испугалась, не понимала.

– Кто? – охрипшим от волнения голосом спросила я, но Кирилл не ответил. – Кто будет приходить? Здесь… небезопасно?

Парень наконец посмотрел на меня. Если бы можно было повернуть время вспять, он бы сделал это и зашил себе рот толстыми нитками, но теперь приходилось отвечать.

– Безопасно, – не слишком уверенно произнес он. – Просто можете испугаться поначалу.

Я наконец отпустила портьеры и слезла вниз. Подошла к Кириллу, заглянула в глаза. Тот окончательно смутился, покраснел сильнее, чем когда болтал с Юлькой.

– Хранительница – это Агата Вышинская, так?

Он кивнул.

– Кто будет в окна заглядывать? Кто-то из местных?

– Не могу я.

Парень почти плакал. И мне вдруг стало его жаль. Очевидно, он и так сказал больше, чем должен был. Я могла бы надавить, но не стала. У меня еще будет время все разузнать, а с первого же дня настраивать против себя того, кто много знает, – плохая идея.

– Какие еще правила в этом доме?

Кирилл искоса посмотрел на меня, будто проверял, действительно ли я больше не буду спрашивать неудобных вещей.

– Никаких, – ответил он. – Просто после наступления темноты во двор не выходите и окна не открывайте. Если кто-то стучит – к двери не подходите и вообще не разговаривайте с теми, кто стоит по ту сторону.

Я вдруг поймала себя на том, что глупо улыбаюсь. Все это походило бы на идиотскую шутку, если бы только нам с Юлькой не предстояло ночевать одним в огромном старом доме посреди незнакомого леса. Даже если будем кричать и звать на помощь – никто не услышит. А если и услышит, точно ли поможет? Кто знает, каковы мотивы местных? Может быть, они только и ждали, когда умрет хозяйка усадьбы, чтобы разворовать дом. Мобильный телефон, как я уже успела заметить, сеть почти не ловит, а даже в тех местах, где до нее дотягивается, делает