Ангел широкоплечий. Новеллы - Владимир Хотилов

Предприятие ты знал хорошо, бывал здесь по делам многократно и эти женщины всегда встречали тебя с холодным безразличием, словно бедного родственника. Твое очередное появление они восприняли, как рядовую неизбежность хозяйственно-экономического процесса, впрочем, и ты смотрел на них, как на его атрибут, возможно, уже устаревший и не слишком нужный. Дамы об этом догадывались, поэтому отношения между вами со временем ничуть ни потеплели.

В заводоуправление шушукались… В ближайшее время на заводе ожидались выборы генерального директора, а один из претендентов – нынешний директор, назначенный на этот пост уже канувшем в лету государством, пребывал в странном административном отпуске.

После очередного семейного скандала, он залечивал раны от побоев, нанесённых ему женой за его амурные похождения с одной женщиной, с которой директор не мог никак расстаться ещё со времени пребывания в должности начальника цеха.

Огромный завод располагался недалеко от мегаполиса, поглотив соседний, тихий моногородок. Большинство его жителей трудились именно на этом гиганте, зная обо всём происходящем в их родном городке.

История любовных отношений директора с той самой женщиной была известна не только его законной супруге, но ещё и многочисленным горожанам. Одним она порядком уже надоела, другие же смаковали её подробности в те дни, когда директор, появляясь на работе, тщетно пытался скрывать на своей физиономии следы бурных семейных разборок.

Вот в такие дни ты прибыл на завод, где главный инженер был просто нарасхват по причине отсутствия директора.

– А, вымогатели, прибыли?!.. Дети лейтенанта Шмидта! – смеясь, говорил он в своём кабинете, застегивая ширинку. – Снова пожаловали – опять трясти меня будете, да?!.. Душегубы… Собчаки хреновы!

Инфляция, как ненасытная тигрица, кем-то выпущенная из клетки, пожирала всех и всё. Поэтому недавние договоренности быстро устаревали и каждый квартал возникала необходимость подписывать очередной протокол удорожания работ у заказчика. И таким, казалось, простым, но муторным делом занимались генподрядчики, субподрядчики, в общем, все кто ещё как-то держался на плаву в бушующем море рыночных реформ.

Ты являлся субчиком – этаким новым, рыночным зверьком, который пытался выжить в непривычных условиях гнетущего экономического климата, а для этого требовалось многое, например, необходимо было вежливо улыбаться заказчику, когда тот крыл по-матушке всех подряд, пусть и шутливо. И не только вежливо улыбаться. Кто стремился не просто выжить, а ещё хотел побольше себе бабла, тому следовало иметь и продвигать нужных людей на заводе.

Твой генподрядчик, переметнувшийся в частный бизнес из умирающей отраслевой науки, в отличие от тебя, приезжал сюда не с пустыми руками, а был всегда при бабках. И хотя генподрядчик не знал, с какой стороны подойти к компьютеру и как его включить, зато имел полное представление, приезжая на завод с «дипломатом» налички, куда и сколько требуется, как говорил он, занести для общей пользы.

В заводской гостинице ты проживал в одном номере c Припаловым, коллегой по работе. Скучными вечерами вы смотрели телевизор, и однажды ему почему-то не понравилась аббревиатура назойливой рекламы.

– Нет… «МММ» тут не подходит, – недовольно проворчал он, – надо «ННН»… Так точнее будет!

– Почему? – лениво спросил ты.

– Аббревиатура – это не только сокращение, но ещё и суть… – пояснял коллега. – Смотри, первая «н» – это наличка, нал… вторая «н» – это уже навар, навариться… Ну, а третья «н» – это нагреть, наколоть…

– Надуть, награбить, – дополнял коллегу ты, – наворовать…

– Надуть?!.. Здорово… подходит, – весело согласился он. – Берём на заметку!

Хотя Припалов родился в деревне, как говорят, от сохи, однако стал отличным инженером. Нынче, в непростое время, он всё ещё мучительно достраивал дом в родной деревне, где у него одиноко проживала мать, пожилая и по какой-то причине пьющая женщина. Она, как-то выпив какую-то спиртосодержащую гадость, скончалась, и теперь Припалов разрывался между работой в городе и постройкой дома в деревне.

Ты знал, что генподрядчик давал несколько раз ему сколько-то этой самой налички, чтоб самолично как-то простимулировать твоего коллегу, поскольку от него многое зависело на пусковом заводском объекте. Но больше всего он стимулировал главного инженера.

Авторитет у нынешнего, безвольного директора с его постоянными фингалами от жены за супружеские измены давно и окончательно упал. Пост генерального директора на выборах ему уже не светил, а вот у главного инженера шансы были самые реальные.

– Надо помочь человеку… – с озабоченным видом шептал тебе на ухо генподрядчик в приёмной. – После выборов, в будущем, необходимо будет скупать акции… Надо помочь ему в этом… для общего дела.

Ты равнодушно слушал его откровения, даже не пытаясь сказать что-то умное по этому поводу, а генподрядчик в твоих словах не нуждался и продолжал далее курсировать на завод со своим «дипломатом».

Ты, будучи тихим атеистом, почему-то уверовал, что рай всё-таки существует. Ни там, в заоблачных высях, а здесь, на грешной земле. И это, как считал ты, ни какая-то там Швейцария, ни княжество Монако, ни Гавайские, Тайские и прочие райские острова в океане, а то самое место, где женщины вынашивают детей… Вот почему нас, мужиков, всё время в ту сторону обратно тянет – видать, нутром чуем, где рай!

Благополучно покинув в нужное время лоно матери и не причинив ей, по её собственным словам, тяжелых физических страданий при своём появление в этом мире, уже потом, всего три месяца спустя, ты чуть было не погиб… Но тебе повезло – ты выжил и теперь, вернувшись с того света, как бы доживал вновь обретённую жизнь.

Видимо, такая краткосрочная командировка всё-таки отразилась на тебе каким-то образом, и все последующие за этим жизненные события только подтверждали это гипотезу.

До двадцати пяти, без полного осознания причин и последствий, ты ещё мог с кем-нибудь подраться, поэтому чувствовал себя мальчишкой. Затем, лет до сорока, пока на улице тебя не стали обгонять молодые люди, считал, что ты ещё молодой. После этого, перестав так думать, слегка огорчился этому и уже не считал себя таковым.

Иногда что-то судорожно дергалось в разных частях твоего изношенного тела. Однажды что-то подобное произошло в твоей черепной коробке: она сильно содрогнулась, в ней что-то просело, а вслед за этим, как за неким тектоническим сдвигом в стареющих мозгах, ты начал осознавать, что превращаешься… в Диогена.

Шли месяцы, но это всё не проходило и до тебя, наконец-то, дошло, что ты, скорее всего, останешься с этим мироощущением до конца своей жизни… В чудесное переселение душ, в эту самую реинкарнацию, ты, конечно, не верил, но, по-научному, вполне допускал, что на самом деле мог бы оказаться очень отдалённым потомком Диогена, живущим в приватизированной бочке из силикатного кирпича.

Необычное состояние души тянуло в мечтательное детство, когда тебе часто чудилось, будто в какой-то прошлой жизни ты жил в просмолённой бочке на берегу красивой, морской лагуны. Теперь, с годами, эта картина, как на полотнах Гогена, становилась всё более живописной… Вокруг тебя хороводом проплывали обнажённые, смуглые прелестницы в набедренных повязках, сверкая карими очами и белозубыми улыбками. Слышались их поющие голоса, завораживающие тебя, а сквозь сладкое, убаюкивающее песнопение доносился соленый запах моря…

– Диоген… Гоген… – шептал ты, посмеиваясь над собой. – А, может, это просто ген, засевший во мне и устремлённый в рай?

Детские мечты уже позабылись, но физиком или лириком ты точно быть не хотел, скорее, как многие, артистом или футболистом, однако оказался обычным инженером – собирался делать что-то реальное и полезное не только для себя, как некоторые предприимчивые сограждане.

До сорока лет, порою, мучили сомнения: «Что ж всё-таки хочет моя душа?.. Этого ли я желал?!»

Потом вдруг настигло некое прозрение, и ты неожиданно понял, что всю жизнь желал лишь одного: просто быть свободным человеком – и всё!.. Ни больше, ни меньше… Удивившись, ты словно опьянел от столь лаконичного и, по сути, простого ответа, который искал многие годы. И вслед за просветлением, трезвея, согласился с самим собой, что почти ничего не сделал для этого в жизни… Но ты лишь немного устыдился этому, не упрекая и не оправдывая себя.

Теперь ты понимал, что свобода, вернее, её зародыш, прежде всего, внутри тебя. Он либо есть, либо его нет… И дух свободы надо вынашивать, как дитя, всю жизнь, и крепить в себе этот мятежный дух, как мускулатуру, наращивать, как мышечную массу, каждый день этой жизни. А улавливать ветры перемен в передовицах самой главной газеты страны и в речах её самых важных партийных боссов – удел слабаков и проходимцев.