Министерство правды. Как роман «1984» стал культурным кодом поколений - Дориан Лински
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заявив, что у него «не было интереса к социализму и каким-либо другим экономическим теориям»16, Оруэлл решил оказаться в мире угнетенных – тех, кто, не имея работы, собственности или какого угодно статуса, вышел за рамки классовой системы, а скорее опустился на дно общества. В конце 1920-х годов Оруэлл много и плотно общался с английскими бомжами и работал посудомойщиком в парижском ресторане. «Это как бы мир внутри мира, маленькая нищенская демократия, пожалуй, максимальное приближение к демократии»17, – писал он. Редактор журнала The Adelphi Ричард Риз говорил, что Оруэлл выбрал этот путь «в качестве покаяния и искупления, для того чтобы смыть с себя налет империализма»18. Эта nostalgie de la boue/ностальгия по грязи предвосхитила вылазки героя романа Уинстона Смита в населенные пролами районы. Так в 1933 году появилась повесть Оруэлла «Фунты лиха в Париже и Лондоне».
С появлением этот повести появился и новый автор – Джордж Оруэлл. Писатель взял псевдоним, для того чтобы не шокировать членов своей семьи, а также в качестве предосторожности и возможности дистанцироваться от издания, если его писательская карьера не будет успешной. Впрочем, ему никогда не нравилось собственное имя Эрик, так что он хотел его изменить. Оруэлл – название реки, протекающей в графстве Суссекс. Это сугубо английское название понравилось ему больше, чем такие чисто английские псевдонимы, как Кеннет Майлз, Пи. Си. Бертон и Эйч. Льюис Олвэйз. Выбранный им псевдоним оказался удачным – прилагательное «олвэйзианский», на мой взгляд, звучит не особо грациозно и привлекательно.
К 1936-му Оруэлл был автором трех романов, одной книги нон-фикшн, нескольких довольно слабых стихов и ряда журналистских работ. Достигнутые им успехи не сулили успешной карьеры. Он выживал при помощи дополнительных заработков – работал учителем и продавцом в книжном магазине. В 1936 году вышел его третий роман «Да здравствует фикус!», в котором он нарисовал свой собственный достаточно мрачный автопортрет. Главный герой романа Гордон Комсток – выходец из слоев «захудалого, но благородного»19 среднего класса. Гордон мечтает стать писателем и зарабатывает на жизнь продавцом в книжном магазине. Ему еще «нет и тридцати, но он уже изрядно потрепан[3]. Очень бледный, с неистребимо горькими морщинами»20. Его пессимизм, мизантропия и жалость к самому себе принимают настолько клаустрофобические масштабы, что признание буржуазных ценностей, которые символизирует комнатное растение фикус, становится своего рода катарсисом. Комсток – это карикатура на самого Оруэлла, изображение того, каким бы мог стать сам автор романа, если бы поддался мрачным и горестным настроениям.
В январе 1936-го Оруэлл принимает предложение издателя Виктора Голланца – энергичного и достаточно грубого человека еврейской национальности, симпатизирующего социалистам. Голланц ангажирует Оруэлла на исследование тяжелой доли рабочих на севере Англии. В следующем году вышла первая часть книги «Дорога на Уиган-Пирс», ставшая блестящим примером социальной журналистики, где автор при помощи яркого описания видов, звуков, запахов и вкусов вызывает сострадание читателя к тяжелой судьбе рабочего класса. Увиденная и описанная в книге сцена, в которой женщина стоит на коленях, пытаясь прочистить засор в трубах, настолько поразила воображение писателя своей жестокой банальностью, что спустя много лет он возродил ее в романе «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый». Оруэлла поразило выражение на ее лице, и он написал: «Она хорошо понимала, что с ней происходит»21. Чтобы раскрыть характер персонажа (будь то Диккенс, Гитлер, испанский ополченец или Большой Брат), он часто упоминал или описывал лица. В романе «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый» во Взлетной полосе I (то бишь в Англии) существует понятие «лицепреступления»22 – придание неположенного выражения лицу, что уже являлось наказуемым преступлением. О’Брайен говорит о тирании как «сапоге, топчущем лицо человека – вечно»23.
Несмотря на то что Оруэлл сознательно преуменьшает радости жизни рабочих, чтобы показать их страдания, в первой части «Дороги на Уиган-Пирс» он описывает их как живых людей, а не цифры статистики, символизирующие угнетенные массы. «Боюсь, что некоторые части книги я запорол»24, – говорил Оруэлл писателю, выходцу из рядов пролетариата Джеку Коммону. Скорее всего, Оруэлл имел в виду более эссэистскую вторую часть книги, о которой позднее говорил, что она не стоит того, чтобы ее перепечатывать.
Начало второй части книги представляет собой подобие мемуаров, в которых Оруэлл с подкупающей искренностью описывает эволюцию своего политического сознания. Он рассказывает о том, что с рождения его учили «ненавидеть, бояться и презирать рабочий класс»25, и эта его история делает книгу как личным покаянием, так и образовательным материалом. Правда, при этом в ней содержалось много сумбурной полемики. Оруэлл предполагал, что социализм действительно необходим, а отсутствие его популярности объясняется имиджем, который «отгоняет от него людей, которые должны собираться для того, чтобы его поддержать»26. Он считал, что представление о социализме не дает людям понять фундаментальные основы этой системы, поддерживающей идеалы справедливости, свободы и приличий. По мнению Оруэлла, это происходило, главным образом, по двум причинам. Первая – в социализме присутствует культ машин, что вызывает в умах людей малопривлекательные картины «аэропланов, тракторов и огромных блестящих фабрик из стекла и бетона»27. Вторая причина – это капризность среднего класса. Оруэлл упорно не хочет замечать существование социалистов в среде рабочего и профсоюзного движения, поэтому продвигает свои собственные эксцентричные предрассудки через воображаемый менталитет простого человека, критикуя фетиши и слабости, благодаря которым им (то есть ему) социализм кажется непривлекательным. Среди этих фетишей и слабостей он называет вегетарианцев, трезвенников, нудистов, квакеров, любителей сандалий, фруктовых соков, марксистского жаргона в виде слова «товарищ», людей, носящих рубашки фисташкового цвета, «топящих» за ограничение рождаемости, йогу, бороды и Уэлин-Гарден-Сити – городок в графстве Хартфордшир, спланированный и построенный на утопических принципах[4]. Несмотря на то что Оруэлл утверждает в книге, что завел этот разговор исключительно из любви к искусству, складывается ощущение того, что ему больше хочется посмеяться над причудами и странностями меньшинства социалистов, чем обсуждать и защищать другие формы социализма. После таких заявлений он заканчивает «Дорогу на Уига н-Пирс» призывом к «левым» всех мастей и телосложений забыть о разногласиях и выступить вместе»28, который сложно воспринимать серьезно.
Подобные заявления не особо понравились издателю Голланцу, который незадолго до этого вместе
