Класс коррекции - Екатерина Мурашова

— Понимаю, — Юрка снова кивнул. — Может быть, не до конца.

— Пашка, Ванька, Митька с Витькой, еще некоторые — они просто смотрели, как все может быть устроено. Обои на стенах, белье на кроватях, скатерть на столе, салфеточки, картины на стенах, папа, мама, я… Живьем, понимаешь? Их же в приличные дома не пускают…

— Это ужасно, да? — Юркины глаза потемнели, как лужи в сумерках.

— Да нет, почему? — я пожал плечами. — Нормально, наверное. Все люди разные. Мы — уроды, отбросы. Это всегда есть, всегда было. Ты книжки-то читаешь, наверное?

— Читаю. Ты думаешь — так правильно?

— Я не знаю, как правильно. В конце концов, человек же и сам может… Вот Витька. Ты про нее знаешь? Нет? Узнаешь, наверное. Она молодец. Если еще с Митькой развяжется, то, может, и вылезет. У тебя вот тоже жизнь не сахаром посыпана, а ты же — нормальный пацан. Даже слишком нормальный…

— Как это — слишком?

— Не знаю, как сказать, хотя и думал об этом. За тобой как будто стоит что-то…

— Ага! — закричал Юра, взмахнул руками и едва не свалился в ванну от возбуждения. Я поймал его за колено, а потом осторожно придержал руки. Его глаза светились, как карманные фонарики, и освещали розовый кафель. Я подумал, что насчет его нормальности я, кажется, погорячился.

— Ты заметил! Я так и думал, что из всех — именно ты! — быстро и горячо говорил Юра. Его дыхание обдавало мне щеку и пахло рыбой. Наверное, он ел селедку под шубой. — Я хотел сам поговорить, но ты же решил бы, что я — псих. Но ты сам заметил… А может быть, ты… Ты — тоже?!!

— Нет! — решительно сказал я, ничего не понимая, но надеясь, что от решительного отрицания Юра успокоится. — Я — нет!

— Ага, — Юра действительно слегка поутих и перестал дергаться. Я осторожно убрал руки. — Тогда я должен тебе рассказать…

— Несомненно, — подтвердил я. — Ты собираешься сделать это прямо сейчас? Я думаю, нас уже ждут за столом и вот-вот начнут искать… Ты просто не успеешь…

— Ты все-таки решил, что у меня не в порядке здесь, — Юра покрутил пальцем у виска и горько улыбнулся. — Но я докажу тебе…

— Юра, ради бога! — я действительно начинал нервничать. Что бы он ни взялся доказывать мне в ванной, я вовсе не был уверен в том, что эти доказательства будут уместны и безопасны для Юриного здоровья. — Я вовсе ничего такого не думаю! Просто давай потом. В удобное для тебя время…

— Хорошо, — Юра неожиданно улыбнулся своей обычной обаятельной и спокойной улыбкой. — Давай в удобное для меня время. Если ты, конечно, не боишься.

— Я ничего не боюсь, — я улыбнулся в ответ. — Кроме земляных жаб и зубных врачей.

— Клянусь: ни про земляных жаб, ни про зубных врачей там ничего не будет. А теперь выходи первым и иди за стол. Сейчас будет торт. Его я тоже пек сам, — добавил он с нескрываемой гордостью. — Мама только украшала. А мне… мне, кажется, действительно нужно умыться…

Я шагнул к выходу, надавил на могучее плечо Шварца, и именно в эту секунду из коридора послышался страшный грохот. Я распахнул дверь и прыгнул вперед, надеясь что-то предотвратить, но сразу же понял, что все уже произошло. Мишаня, который в Юриной квартире, естественно, не ориентировался, сослепу перепутал большое настенное зеркало с дверью в комнату и попытался войти. Зеркало, по счастью, уцелело, но Мишаня, желая устоять на ногах после столкновения, зацепился за вешалку, и она, и так перегруженная множеством курток, оборвалась со стены и рухнула вниз вместе со всем содержимым. Юрина мама, цвета сливочного мороженого, выбежала в коридор и остановилась, потирая пальцами скулы. Ленка деловито отбрасывала в сторону куртки, откапывая слабо копошащегося Мишаню.

— Вы только не волнуйтесь, — вежливо сказал Таракан Юриной маме. — С ним ничего не случилось. Он привык, что на него все падает. У него на это иммунитет. А вешалку мы сейчас на место приставим.

Витька с Ленкой извлекли Мишаню из-под одежды, отряхнули и прислонили к стене. Откуда-то из глубины квартиры появился Пашка с молотком в руке.

— Зорька! Стоять! — крикнул я.

Пашка замер в полуобороте, удивительно напоминая картинку из учебника древнейшей истории: обезьяна, впервые взявшая в руки орудие труда.

— Там, под одеждой, его очки, — объяснил я уставившимся на меня людям. — Если пустить Пашку, то им верный капец. А очки сложные и дорогие. Отойдите все, пусть Витька с Ленкой ищут.

Девчонки начали снова перебирать одежду, с противоположного края завала к ним присоединился Игорь Овсянников. Рядом со мной послышалось какое-то шуршание, и оглянувшись, я увидел тихо сползающего по стенке Юру. Для удобства общения я тоже опустился на корточки.

— Почему? — тихо спросил Юра.

— Он же слепой почти. У него зрение минус двадцать, — объяснил я. — Ты что, не знал?

— Не знал, — Юра опустил подбородок на колени. — Но есть же специальные школы…

— Его туда не берут. Он еще и не слышит почти ничего. А у них программы для слышащих.

— Есть и такое, я по телевизору видел, где-то под Москвой…

— Ага! Они с матерью туда ездили. Там интернат и берут таких, которые вообще ничего… Им сказали: вот когда совсем ослепнет и оглохнет, тогда привозите…

— Идиотизм! — Юра ударил себя кулаком по коленке.

— А то! — усмехнулся я. — Его сначала в 371-ю школу хотели, но и туда не взяли, потому что у него психических отклонений нет… Но он молодец, приспособился: там, где место и людей хорошо знает, и не заметно ничего. Ты же вот не заметил… Он запоминает все. И рисует хорошо, по памяти. То, что сумел разглядеть…

— А волосы у него такие…

— Ну да, у него же слуховой аппарат… Вот и отрастил, чтоб не дразнили да не лапали.

— Я покажу тебе! — с силой сказал Юра, и глаза его опять блеснули фонариками. — Обязательно покажу! А дальше ты сам скажешь, как можно…

— Ну! Мы ж договорились! — фальшиво возмутился я, потихоньку отодвигаясь. — Вон Ленка Мишанины очки откопала. Сейчас он их наденет, и пойдем есть торт. А Пашка с Ванькой вешалку на место приколотят. Все будет о'кей.

В это время в коридор выбежала Маринка и что-то прошептала на ухо Витьке. Витька уронила куртку, которую держала в руках, и вмиг покрылась красными пятнами. Я с трудом поймал ее сразу одичавший взгляд.

— Что?! — одними губами спросил я.

— Митька на кухне коньяк выпил, — так же губами ответила Витька.

— Вытаскивай его куртку и свою! — скомандовал я. — Я сейчас… Юрка, отвлеки родителей. Как хочешь. Минут десять мне хватит… — Я побежал в кухню.

Митька выглядел виноватым, но довольным, как дворовый пес, сожравший хозяйское жаркое. На губах его уже пузырилась слюна. Я сходу закатал ему подзатыльник, чтобы он мог подумать о своем поведении, схватил за плечо и поволок в коридор. Там стояла уже одетая Витька с Митькиной курткой в руках. Она нахлобучила на Митьку шапку и с помощью Пашки просунула его руки в рукава. Пашка распахнул дверь, выпуская их на лестницу, и что-то мрачно пробурчал себе под нос.

— Витька! Справишься? — участливо спросила Маринка из-под Пашкиного локтя.

— Небось, не впервой, — усмехнулась Витька и сама захлопнула за собой дверь.

— Собрались тут… — услышал я Пашкино ворчанье. — Зачем приходить было…

Я снова прислонился к стене, чувствуя, как болью сжимает виски и загорается под лобной костью знакомый жар. Секунд двадцать у меня еще было. Как раз чтобы спрятаться в ванной.

— Таракан! — придушенно, прорываясь сквозь боль, прошипел я. — Иди за мной! Живо!

Вообще-то Таракан ничьих приказов не слушает, но тут, видно, что-то понял, потрусил за мной и даже дверь в ванную распахнул. Я склонился над ванной. Меня тошнило, из ноздрей быстро капали алые капли и стекали по белой глазированной стенке. «Фиолетовые руки на эмалевой стене…» — вспомнилась строчка из какого-то дурацкого стихотворения. Шварценеггер невозмутимо смотрел на нас и едва заметно усмехался.

— Лей воду на голову! Быстро!

— Холодную?! — с сомнением спросил Таракан, снимая душ с крючка и открывая кран.

— Ну!! — рявкнул я.

От ледяного душа я почти потерял сознание и, если бы Таракан не придержал меня свободной рукой, наверное, свалился бы в ванну вниз головой. Зато потом быстро полегчало. Я встряхнулся и огляделся. Как и всегда, мир вокруг выглядел так, словно побывал в химчистке. Таракан выключил душ и подал мне полотенце с полосатым тигром. В дверь осторожно постучали, и я увидел, что, несмотря на спешку, Таракан догадался запереть задвижку.

— Открыть? — смешно шевеля толстыми губами, беззвучно спросил Таракан.

— Сейчас, подожди, — прошипел я, лихорадочно вытирая и приглаживая волосы. Волосы скользили между пальцами, холодные и скользкие, как дождевые червяки.

— Антон! — послышался за дверью Юрин голос. — Антон! С тобой все в порядке?